Город тысячи богов (СИ) - Кожин Олег Игоревич
Темнота сжималась, жадно откусывая потрескивающие оранжевые языки, как сахарного петушка на палочке. Огненная стена опала, и я понял, что все это время она мешала мне разглядеть главное. Шагах в десяти передо мной, в старом кресле с протертой обивкой сидел Старик Юнксу. Я не сразу признал его без глаз и кожи на лице. Он почти тут же исчез, проглоченный голодной тьмой, но успел напоследок улыбнуться пустыми кровоточащими деснами.
Взявшая разгон темнота полетела вперед, на меня, и я понял, что еле живой щит Кавииля на этот раз ее не остановит. В ее черной утробе орал от боли Старик Юнксу, звал меня – помочь, добить, или присоединиться. Я заорал в ответ, от ужаса и безысходности
и выпал наружу.
Ослепший, оглохший, потерянный в пространстве, я болтался в железных руках, безвольно позволяя тащить себя, куда придется. Меня усаживали на мягкое, и руки с извиняющимся голосом судмедэксперта совали фляжку, пахнущую коньяком. Зубы стучали о металл, в горло лилось жгучее, а я все еще был там, во мраке, один на один с мертвым Юнксу.
- Прости. Прости, Влад. Я должен был удостовериться.
Вытянутые контуры лица Охранителя проплыли передо мной. Длинные тени оперативников маячили на заднем плане. Зрение восстанавливалось. Кажется, в голосе Абусалама действительно слышалось извинение. Я потянулся врезать по этой мерзкой размытой физиономии, но не смог даже поднять руку.
- Абууу… - промычал я, лязгая зубами. – С-сука… тварь…
Он кивнул – так, все так, - но я чувствовал, он не сожалеет. Случись надобность, повторит не раздумывая. За это упрямство и верность делу мы его и выбрали. Я бессильно откинулся на спину, ожидая, когда вернутся силы, потихоньку тянул энергию из земли, из воздуха, из гудящих высоковольтных линий.
- Это Душегуб, - сказал Охранитель.
- Я з-заметил, - пробормотал я, содрогаясь.
- Душегуб не нападает на своего создателя.
- Я з-знаю, Абу. З-заткнись, п-пожалуйста.
Охранитель послушно заткнулся и отошел, а я, через силу прокручивал вновь и вновь эти короткие мгновения быстротечной схватки с чужеродным разумом. Если осквернить человеческое тело темным воскрешением, получится зомби, или умертвие, или упырь. Агрессивный живой мертвец, ненавидящий все живое. Если осквернить человеческую душу… Омов первого порядка чертовски сложно убить, но иногда с ними случаются вещи похуже.
- Абу, его пытали…
Я вспомнил ладони Старика Юнксу, гвоздями прибитые к подлокотникам, глаза, вырезанные вместе с веками, снятую на живую кожу.
– Что за чушь? – озадаченный голос Охранителя пронзил весенний воздух. – Пытать ома такого уровня… ну, ладно, допускаю, хотя ему достаточно было сбросить настройки на ноль... Но… Влад, ты что-то путаешь, это же Старик Юнксу!
- Он не сумел. Или ему не дали.
Я и сам понял, как страшно, неправдоподобно дико это звучит. Сильнейший ом запытан до смерти, превращен в посмертное пугало, погибель для случайных путников.
- Что станешь делать с домом? – спросил я.
Охранитель пожал плечами.
- Залью бетоном. Бригада уже выехала.
- Разумно, - кивнул я. – Самая разумная вещь за сегодня.
Угадав мое желание, Охранитель вставил сигарету в мои трясущиеся губы. Я даже не почувствовал, как он обыскивал меня в поисках пачки, не услышал щелчка зажигалки. Просто затянулся до боли в легких, закашлялся. Охранитель заботливо придержал сигарету двумя пальцами.
Он не хуже меня понимал, что случилось нечто из ряда вон. Это могло оказаться случайностью, глупейшим совпадением, на которые так богата Вселенная. Старик Юнксу не был святым, имел немало врагов и еще больше недругов. С привычкой вечно встревать не в свое дело, он мог разгневать кого-нибудь из богов. Но я не верю в совпадения. Я верю в злой умысел. Кто-то сломал Печать, и сделал это нарочно. Вопрос, как скоро этот кто-то доберется до остальных трех?
***
Когда я окончательно пришел в себя, Охранитель уже уехал, избежав заслуженного удара по морде. Заботливые оперативники погрузили меня в такси, назвали адрес, и даже заплатили водителю. Но после пережитого меньше всего мне хотелось возвращаться в пустую квартиру, где даже зеркала не занавешены.
Больше года я не появлялся в конторе раньше обеда, - одна из многочисленных директорских привилегий. Делами рулит мой зам, Сережа Кротов – по части магии слабоват, пятый порядок его потолок, зато в том, что касается маркетинга, настоящий бог.
Я ввалился в офис в одиннадцать утра, бледный как полотно, с бешеными глазами и растрепанной бородой. Персонал озадачено выглядывал из-за ширм, наблюдая, как их начальник опустошает кулер. Один Кротов невозмутимо вышел из своего стеклянного кабинета с папкой на сгибе локтя.
- Доброе утро, Владислав Арнольдович, - он кивнул, тряхнув зализанной челкой. – Из Министерства иностранных дел прислали списки.
Я глядел на него, как баран на новые ворота. Какие, к дьяволу, списки? Старик Юнксу, безглазый, приколоченный к креслу Старик Юнксу, чье обезумевшее сознание скоро зальют сотнями тонн бетона, вот что важно, а не какие-то идиотские списки.
- Туристический сезон начался, - подсказал Кротов. – Наши заказчики выделены желтым цветом. Агентов в сопровождение я уже выделил. Потенциальные клиенты выделены красным. Они в разработке.
Чтобы отвлечься, я принял у него папку, вынул первый листок. Про себя отметил, что рука почти не дрожит. Бегло проглядел список, особо отмечая красные строчки. Споткнулся в самом конце.
Перечитал раз.
Перечитал два.
Ничего не изменилось. Не может быть. Этого не может быть.
- Когда прибыл поезд из Москвы? – глухо спросил я, хотя знал расписание московского экспресса наизусть.
- В семь пятнадцать. Четыре с четвертью часа назад, - с готовностью отрапортовал Кротов.
- Да что за сраный день такой, а? – рявкнул я так, что любопытные сотрудники тут же попрятались за перегородками.
Страница в моих руках вспыхнула и осыпалась пеплом.
V
Вокзал Бограда мало чем отличался от Ярославского, - но теперь сам Гор глядел на мир иначе. Происшествие на границе что-то изменило в восприятии. Даже само слово обрело иной, режущий острой кромкой, смысл. Не пунктирная линия на карте, не полосатый столб, а тонкая грань, упав с которой можно оказаться где угодно.
Лихорадочно раздувались ноздри, фильтруя привокзальные ароматы – дизельного топлива, дезодорантов, пота и фастфуда. Все теперь казалось непривычным, новым, странным и чуточку опасным. Гор глазами поедал прохожих, в надежде увидеть нелюдей, но попадались только дворники, носильщики и таксисты. Последние были такими же назойливыми, как в Москве.
На счет нелюдей источники расходились во мнениях. Одни утверждали, что в Бограде на каждом перекрестке пасутся кентавры, а вампиры, все как один, работают в кредитных организациях. Другие же говорили, что и в обычном мире в банках работают сплошь упыри, а кентавры не могут существовать, в силу физиологических причин. Серьезные исследования этой темы были, разве что, у китайцев, но те не торопились делиться сведениями с остальным миром.
В ближайшем банкомате Гор впервые проверил карточку, полученную в визовом центре. Кредитный лимит в тысячу драхм – не абы какие деньги в Бограде, и кругленькая сумма в любой точке мира. Жаль, тратить ее можно только здесь, и только пока действует виза. Гор вспомнил свое недоумение, когда усталый клерк выложил перед ним гладкий черный кусок пластика, без каких либо цифр и надписей.
- Нас посещают люди из разных социальных страт, и каждый из них может принести Городу пользу. В идеале даже стать одним из жителей, - резиново улыбаясь, говорил клерк. – Считайте это подъемными…
Он так произносил это слово – Город, с заглавной буквы. Этот вертлявый сукин сын даже не обмолвился, что каждый будет приносить пользу на свой манер. Кто-то на самом деле пополнит шестимиллионные ряды его жителей, особенно если имеет задатки ома. Большинство по окончанию срока вернется домой, сохранив о невероятном приключении лишь самые смутные воспоминания. А некоторые… их немного, едва ли десять процентов… эти сойдут с ума, с молчаливого согласия властей пропадут без вести, или окончат жизнь на окровавленном алтаре Храмового квартала. За вторым кругом полно таких алтарей. Эти немногие и принесут самую большую пользу городу. Ради них все и затевается. Тысяча драхм на человека еженедельно – ничтожная цена за то, чтобы голодающий бог не покидал стены своего святилища.
