Юлия Сергачева - Горелом
Солнце еще не встало, но небо над горизонтом уже поблекло, разбавленное таящимся за краем горизонта свечением. Разошлись изумрудные разводы по синему шелку. Неподвижные облака, подсвеченные снизу золотом, казались приколотыми к небосводу.
Шум нарастал и дробился, распадаясь на узнаваемые фрагменты — музыка, голоса, смех…
На площади горели костры и реяли ленты, флажки и шарики. Пахло праздником и бедой. Суматошное веселье казалось вымученным, нарочитым. Людей, несмотря на ранний час, толклось достаточно. То ли свежие силы подтянулись, то ли с ночи не уходили. Судя по помятым физиономиям и хмельно блестящим глазам скорее первое. На нескольких помостах угнездились оркестры. Музыкантам отчаянно хотелось спать. Даже медные трубы, казалось, всхрапывали и широко зевали.
— Давай напрямик, — решил Ян. — Так быстрее, чем обходить…
— Ух ты, предсказание! — Ева подобрала с брусчатки бумажную трубочку, перевязанную травинкой. Трубочка была сплющена и украшена отпечатком чьего-то каблука.
— Не вскрывай! — воскликнул мужчина в серой джинсовой куртке, попытавшийся выхватить бумажку из Евиных рук. — Там несчастья обещают.
— Глупости! — Ева величественно повела плечом, уводя свою добычу от чужих рук подальше. — Будут меня еще всякие туристы поучать… Ну вот! — удовлетворенно сказала она после паузы и прочла вслух с развернутого листочка: — «И день и ночь несут вам радость. И избавление от привычной беды». А? — Ева победно взглянула на Яна и прохожего в сером.
Тот брюзгливо скривился:
— Может, это значит, что вы помрете скоро.
— Да вы оптимист, — поразилась Ева.
Что собирался ответить владелец джинсовой куртки, осталось неизвестным, потому что толпа вдруг целенаправленно колыхнулась в ответ на неистовый вопль:
— Вон он! Держите! Держите! Это он!
То ли в последние дни у Яна окончательно обострилась паранойя, то ли он вообще привык на подобные крики реагировать соответственно, но желание задать стрекача удалось подавить лишь неимоверным усилием воли. И только тогда повернуться.
Показывали не на него. Взбудораженные и не совсем трезвые празднующие окружили ощерившегося человека… нет, не человека. Существо без тени. Вымра.
«…кишат вокруг Замка…» — сказал егерь.
Существо носило кокетливый женский костюмчик, только юбка уже была разодрана выше бедра. Лицо перемазано косметикой, ощеренный острыми зубами большой рот яростно разинут.
— Хватайте!
Обычно горожане и туристы разбегаются при одном только упоминании о вымрах. Ну, или во всяком случае предпочитают наблюдать издали. Но не сейчас.
— Эй! Еще один! Смотрите!
И второй вымр оказался в центре круга. Припал к земле, недобро таращась снизу вверх. Не испуганный, но напряженный. С виду — юнец совсем.
— Где егеря?! Зовите дозор!
— Их по городу разогнали…
— Пока придут, твари сбегут…
— На хрена нам егеря? А ну давай сами…
Наверное, кто-то слишком много выпил. А кто-то слишком устал от неприятностей последних дней. А кто-то сам был вымром… Некий сообразительный горожанин уже отдирал непрочно прибитую гирлянду, украшавшую помост для танцев. Лампочки мигали вразнобой даже когда проводами стягивали пойманных тварей.
— В огонь их! В костер!
Из нарядных бутылок с яркими этикетками щедро плеснули недешевым коньяком и бренди. Ева крепко вцепилась Яну в локоть. Кажется, ее первым порывом было броситься на помощь попавшим в плен вымрам, но она вовремя спохватилась. Вымры — не люди. Они не чувствуют боль. Только корчатся в огне совсем по-человечески и визжат пронзительно.
По лицам зрителей плескались багровые отсветы.
— Еще одна!
— Стойте! Это моя жена!
Женщина, которую схватили было впопыхах заверещала так же неистово, как вымры. Мужчина бился, пытаясь прорваться к ней. Толпа завихрилась, как туманность, выбрасывая протуберанцы, затягивая все больше людей. Уже не разобрать, что там голосят в центре…
— Огонь! — надрывался рядом парнишка в бейсболке. — Горячего им!
Ева влепила ему подзатыльник:
— Сдурел?
— А чего? — искренне не понял пацан, поправляя сбитую набекрень бейсболку.
Вдалеке завыли, словно обезумевшие животные, сирены пожарных машин.
— Скорее! Не успеем!..
— Всех тварей сожжем! — бесновались крики. Бесплотные, они ударяли, как свинцовые мячи. Очень хотелось пригнуться. — И ведьм! И проклятого горелома!
— Вот он! — над толпой поплыло, передаваемой из рук в руки, наскоро сооруженное чучело.
Ян почувствовал, как каменно сводит челюсти. И его накрывает душной, злой волной. Беда уже свершилась, она лежала над толпой, словно кислотная туча. Пока еще срывались едкие капли, но вот-вот хлынет потоком…
— Идем! — Ева потянула его прочь. — Идем же! Нашел на что любоваться…
Ян резко высвободился.
— Погоди, это занятно.
Чучело бросили в тот же костер, где еще извивались вымры. Оно занялось ярким, торопливым огнем. Даже небо, вроде, посветлело от жара.
— Идем! — Ева не отставала. Когда она хотела, то могла быть упорной. И пусть даже при этом ее лицо то и дело дергало судорогами.
А потом Ян увидел Дину. Она беспечно разговаривала с незнакомым плечистым типом, обернулась мельком, и они встретились глазами. Улыбка медленно стекла с ее губ. На мгновение Яну померещилось, что Дина намерена отступить за своего кавалера, раствориться в толпе, но девушка осталась стоять на месте. Ждала, пока Ян приблизится.
— Привет. Впечатляющее зрелище, верно?
— Смотря кого впечатлять, — Дина смотрела не мигая, с затаенным ожиданием, заметно нервничая. Плечистый тип тоже уставился на Яна без одобрения. Верхняя губа, украшенная щегольскими усиками, подрагивала. Рычит, что ли?
— А тебе как?
— Жарко. Грязно. Суетно. Но выйдет зрелищный репортаж.
— Так ты здесь по делам службы?
— А ты?
— А я по велению сердца. Мы можем поговорить? — Ян смерил усатого неприветливым взглядом.
— Мне кажется… — Дина не смотрела на своего спутника. Ее взгляд тянулся через площадь, туда, где догорало здоровенное чучело. И огни в ее зрачках, казалось, отражали именно тот дальний костер. — Если ты хочешь…
Рыжая, поколебавшись, все же сделала несколько шагов в сторону. Плечистый остался стоять на месте, не спуская с Яна внимательных и темных, как у овчарки, глаз.
— Думаю, сейчас подходящий случай расстаться.
— С чего вдруг? Если мое чучело сожгли, это еще не значит, что я сам исчез.
— Не смешно.
— Да я даже не улыбаюсь.
— Улыбаешься. И твоя улыбка меня пугает… Ты вообще меня стал… пугать. Ты и то, что с тобой связано. Прости, я, наверное, переоценила свою тягу к авантюризму. Но ведь мы и не обещали друг другу верность до гроба. Правда?
— Правда, — деревянными губами выплюнул Ян.
— Нам было хорошо вместе, но теперь это слишком… хлопотно. Ну что ты так на меня смотришь? — она, кажется, рассердилась. — Мы же договаривались, что ничего нас связывать не будет, кроме… Ты же не влюбился?
— Как можно. Такие, как я, не умеют любить.
— Вот поэтому я и хотела встречаться с тобой. Чтобы просто весело, интересно и никаких обязательств. И ты, признайся, хотел того же. Но теперь это не так весело… — Она поежилась, покосившись в сторону все еще чадивших костров. — Мне ни к чему неприятности.
А ведь она права. Она тысячу раз права в своей рассудительной прагматичности. С самой первой встречи она была такой и не скрывала этого. И незачем так накручивать себя самого.
Справа глухо бухнул фейерверк, снова, то ли припозднившийся, то ли поторопившийся. Вверх взмыли зеленые, желтые, красные огненные шары, распухшие над зеваками, как одуванчики.
«… — На что похоже солнце?
— На огненный шар…»
Сощурившись, Ян наблюдал, как гаснут в почти уже светлом, прозрачном небе слабые огоньки. Такие нелепые даже на фоне едва подсвеченных, величественных облаков. Как их можно сравнивать с солнцем?
«… На счастье…»
Нельзя объяснить, можно только почувствовать.
А еще — на любовь. Откуда ему знать, правда это или нет?
… — Что с тобой? — спросила Ева, догнавшая Яна у Караульной башни. Кажется, она спрашивала уже не один раз, но вопрос достиг сознания только сейчас.
— Все прекрасно.
И, как ни странно, Ян не особенно солгал. Вот только говорить на эту тему не хотелось. Он осведомился в свою очередь:
— Скажи, а ты, правда, думаешь, что Амилия такая же, как я?
— Ни в малейшей степени, — пробормотала Ева отвлеченно, переступая через груду подпаленных флажков и брезгливо обходя крупную раздавленную «злючку». Их было кругом пугающе много. — Она умная, красивая и добрая.
— Я серьезно. Она ведь помогла тебе? Я что-то не понимаю?
— Ты вообще ничего не понимаешь.
