Кай - Анжело Алекс
– Говорят, что там, в центре метели, видели двоих. И если первая Ведьма, то второй… – Он сделал красноречивую паузу. – Соответственно, человек. Никто из тех, кто встречал ее, в живых не оставался. – Уголок губ Вигге дернулся вверх. Кай прекрасно понимал, на что он намекал.
Но лишь покачал головой, делая вид, что удивлен услышанным.
«Никто в живых не оставался…» – у этих слов было доказательство, в достоверности которого Кай не сомневался.
В городской церкви на протяжении уже двух веков велись записи всех необычных смертей. Возможно, выбор места странный, но даже священники-лютеране признавали существование Ледяной Девы. Башня церкви была самой высокой в городе, и, возможно, по этой причине именно на ее верхушке Ледяницу непременно раз в десяток лет кто-нибудь да замечал.
Имя матери Кая тоже было начертано в тех стенах. Он знал, что записи с описанием трагедии хранились на верхнем этаже той самой башни.
– Но, возможно, мы все же скоро найдем новую жертву, – продолжал Вигге упрямо гнуть свое.
– Хватит. Город маленький, все друг друга знают. Давно бы поняли, если бы кто-нибудь умер, – потеряв терпение, вмешался отец Герды. Он разозлился, и так мощный, и словно стал еще выше.
Кай негромко попрощался. Господин Хакон махнул ему, сразу продолжив спор.
Кай вышел наружу, вдыхая морозный воздух. На входе он наткнулся на деда Йона, который сидел на лавочке, припорошенной снегом, опираясь на свою трость.
– Господин Йенсенн… – начал Кай, помня, что дед имел непростой характер. И, словно подтверждая его мысли, тот тут же вспылил, вскинув голову резко, как свиристель, сидящий на ветке:
– И ты туда же? Тоже будешь всякие небылицы рассказывать?
– Вам не холодно? – почти одновременно с ним спросил Кай, отчего старик замялся.
– Нет, – хмуро выдал он. – С самого утра только и слышно, как судачат о ней. Лучше бы делом занялись.
Кай едва сдержал улыбку – дед Йона был похож на нахохлившуюся птицу. Он был вспыльчив, но отходчив и довольно прямолинеен. Хотя иногда его речи звучали слишком грубо.
Даже в Хальштатте находились те, кто относился к рассказам с недоверием, несмотря на доказательства. И дед Йона был из таких. Йон подшучивал, что если даже что-то необычное случится у дедушки под носом, тот с большей вероятностью притворится слепым, чем заставит себя поверить в «чепуху». По этой же причине еще с тех самых времен, когда Кай был мальчишкой, господин Йенсенн относился к нему совершенно так же, как и к любому ребенку в городе.
В течение дня Кай еще не раз слышал рассказы о новом появлении Девы Льда – слухи будоражили человеческие умы. Об этом болтали и прихожане церкви, куда он пришел, чтобы поработать над фреской.
Городская церковь стояла на самом берегу озера Хальштеттер – строгий силуэт, состоящий из геометрических линий, где даже башня выглядела, словно вытянутая пирамида, увенчанная шпилем. Зимой, не укрытая вязью плюща и не украшенная посаженными у фасада розами, она смотрелась особенно мрачно на фоне вздымающихся на горизонте гор.
Придерживая на плече ремень сумки, Кай миновал низкую ограду, сразу попав на маленькое кладбище. Могилы жались друг к другу, из-за чего каждый кусочек свободного пространства земли был на вес золота.
«Или пуда соли», – не раз думал Кай, рассуждая об этом. Сразу за кладбищем была часовня с костницей, где хранились черепа почивших жителей. Всегда, когда взгляд падал на дверь, за которой хранилась смерть и память, Кай чувствовал пустоту, непонимание и какое-то отторжение.
Смотреть на черепа своих родных, которые когда-то жили, как и он, было тяжело. Ныне пустые глазницы взирали на мир с полок, словно книги со шкафов.
Сделав крюк, Кай коснулся припорошенного снегом креста на одной из могил. Беззвучно поздоровался и почти сразу попрощался – там уже два года лежала женщина, вырастившая его и одарившая любовью. Но останки его бабушки, как и других усопших, не пробудут долго в земле, еще восемь лет – и они тоже окажутся в костнице.
Пройдя кладбище, Кай с силой толкнул дверь и вошел в небольшое помещение для священнослужителей – строгое и аскетичное, с бело-серыми стенами, двумя длинными деревянными лавками и высоким узким шкафом. Несколько деревянных балок пересекали потолок, упираясь в стены.
Фреска, над которой работал Кай, находилась в главном зале, но краски, купленные для работы, он хранил здесь. Забрав все необходимое, Кай вышел в коридор. Его взгляд, как всегда, коснулся лестницы, ведущей на верх башни. Те стены выглядели древнее, чем в зале с алтарем, – щербатый светлый камень не был покрыт штукатуркой, как нижние помещения.
– Кай? – окликнул его священник. Герхарда и Кая разделяли всего семь лет, но, облаченный в черные одежды, с бородой и широкой, словно бочка, грудью, он казался куда старше своего возраста. Он пошел по стопам отца, который заведовал приходом этой церкви, видимо, в будущем собираясь окончательно перенять семейное дело.
Герхард заметил, куда был направлен взор Кая. Но тот уже отвел взгляд, поздоровался и обменялся парой фраз о фреске – ее сложный сюжет был наполнен библейскими мотивами. Кай уже больше года работал над ней.
Вскоре, притаившись за колонной и приготовив краски, Кай тихо продолжил свою работу. Часы пролетали незаметно, и вот уже солнце зашло за горы, а остатки дня с трудом рассеивали дымку, обнимающую темные вершины.
Засмотревшись в окно – вытянутое, с изогнутой вверху рамой, – за которым на небе уже виднелась первая звезда, он понял, что пора собираться домой.
Но перед тем как Кай покинул стены церкви, его вновь окликнул Герхард. Весь день Кай ловил на себе его взгляды.
– Ты слышал о метели вчера вечером? – воровато оглядевшись, прямо поинтересовался священнослужитель.
– О метели? – переспросил Кай безмятежно, тогда как на самом деле его сердце опустилось в пятки. – Конечно. Об этом судачит весь город.
– Прошу простить за вопрос, но что ты делал вчера в это время? – Серые глаза Герхарда внимательно смотрели на Кая.
– Рисовал… Как обычно, – пожал тот плечами.
– На улице? Я видел из окна башни, как ты вернулся в город, когда стемнело.
– Да, я был в лесу. Делал наброски, – отозвался Кай, вновь невольно бросая взгляд на лестницу, ведущую на самый верх. – Вы меня в чем-то подозреваете?
Все это время у него в голове повторялся раз за разом лишь один вопрос: что бы он ответил, если бы скрывать ему было нечего? Как бы повел себя, если бы узнал о Ледянице, как все, с чужих слов?
Возможно, он бы разозлился? Да. И его бы раздражало чужое подозрение? Определенно.
Но ирония в том, что ему не позволено было показывать свою ярость. Легкая улыбка скрывала многие его эмоции. Исполняла роль щита. Если бы он выходил из себя каждый раз, когда кто-то оскорблял его чувства и гордость, Хальштатт сломал бы его.
Одиночество пугало Кая. И этот страх пришел за ним из детства.
– Нет-нет. Я лишь беспокоюсь, – поспешил заверить его Герхард. – Ты ведь знаешь, как заведено в нашем городе? Мы стараемся держаться в стороне от всего, что неподвластно законам Божьим. И если замечаем что-то неестественное, то предпочитаем не привлекать к этому внимания. – Голос священника стал совсем тихим, когда он добавил: – Любое столкновение с ней грозит лишь бедой.
Кай кивнул его словам, прежде чем спросить:
– Я не понимаю, зачем вы говорите мне все это?
– Думаю, все же понимаешь, Кай. Ты отмечен зимой и поэтому должен быть еще более осторожным. И еще – благодарным. Мой отец пошел на риск, когда позволил престарелой Ребекке оставить тебя.
«Тебе бы не позволили жить среди нас…»
– Ты ведь не знаешь, что до Хэстеинов несколько поколений назад шахтой владела другая семья? – вдруг добавил священник.
– Нет, я об этом не слышал.
– Верно, ведь наши предки предпочитали не вспоминать о том случае. Прежним владельцам не посчастливилось столкнуться с ней. Почти вся мужская половина того семейства оказалась убита, и им пришлось продать замок и шахту. Вот что происходит, когда Ледяница сталкивается с жителями города. Случается смерть.
