Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса II
Совершенно не понимала, что он нашел в унылом провинциальном городке, который даже по сравнению с соседней Ригой выглядел совершенно непрезентабельно. Но честно старалась не отравлять мужу удовольствие. Ни разу не пожаловалась, ничего не критиковала вслух. Напротив, подыгрывала как могла, старательно врала всякий раз, когда Дымыч принимался расспрашивать, — дескать, да-да, мне все очень нравится, каждый день гуляю, несмотря на погоду, конечно, а как ты думал.
На самом деле выходила не дальше ближайшего супермаркета. Но особо не скучала, диссертация — отличный способ себя занять, ничуть не хуже вязания. И почти так же затягивает. А когда совсем не работается, можно вспомнить, что милосердный Господь специально для такого случая создал пасьянсы. Ну, по крайней мере, не препятствовал их изобретению. Полдня можно убить одной левой, а вторая половина, убоявшись расправы, пролетит столь стремительно, что ужин приготовить не успеешь, а муж уже на пороге, с очередной подборкой завиральных историй о парящих над ночным городом воздушных змеях, разноцветных фонарях в глубине проходных дворов, молочно-белой реке тумана, стремительно стекающей по мостовой, а также мудрых старичках, юных феях с дудками и пестрых котах-оборотнях, встреченных по пути. Очень мило с его стороны придумывать всю эту прелестную чушь, чтобы было о чем поболтать за ужином, почти как в старые добрые времена, когда вместе сочиняли фантастический роман — азартно, взахлеб, перебивая друг друга, едва успевая записывать, порой не только поесть, но даже поцеловаться забывали; жаль, что в итоге получилась изумительно бездарная чушь. Впрочем, в таком деле процесс, говорят, гораздо важнее результата.
Обнаружив, что набрала три лишних кило, горько вздохнула и купила абонемент в спортивный клуб. Нарочно выбрала подороже, в надежде, что туда ходит более-менее приличная публика. Но все равно осталась недовольна новыми знакомствами. Думала — какие все-таки жлобские морды у свежеиспеченных «европейцев». А ведь эти еще, теоретически, лучшие, прошедшие какой-никакой эволюционный отбор.
«Жлобы» — таков был ее приговор местному населению. Таксисты с их неизменным «Русским радио», кряжистые мордатые тетки в разноцветных пуховиках, коротко стриженные юноши, разгуливающие по центральному проспекту в спортивных костюмах, алкаши, копошащиеся в мусорных баках — и не в каких-нибудь неблагополучных спальных районах, а в самом сердце Старого города, на глазах сотен туристов, наверняка неоднократно проклявших тот день и час, когда их сюда понесло. Молодежь, не способная связать по-русски двух нормальных слов, зато виртуозно управляющаяся с любым количеством матерных. Поддатые торговки на цветочном рынке рядом с домом — у таких и картошку-то покупать не захочется. Но хуже всего — кошмарные дешевые пивные, заполонившие город, буквально в каждом квартале хоть одна да найдется. И их посетители, вечно толпящиеся у входа, — пузатые, расслабленные, громкоголосые мужики и их вздорные бабы на полуметровых каблучищах, то и дело взвизгивающие по любому поводу: «Блямба!» Изумительной мерзопакостности эвфемизм, даже традиционная московская «бляха-муха», всегда пробуждавшая в ней инстинкт убийцы, не так ужасна. Куда мы приехали? Зачем тут остаемся? Почему не бежим сломя голову? Ах, ну да, Дымычу же здесь нравится. У него новая работа, прекрасные коллеги и куча романтических фантазий насчет этого задрипанного городка. Но как, скажите на милость, ему удается ходить по тем же улицам и так долго оставаться при своих иллюзиях?
Непостижимо.
«Ненавижу, — думала она, отворачиваясь от очередной подогретой пивом компании. Почти с наслаждением повторяла, чеканя шаг: — Не-на-ви-жу! Нена-вижу! He-на», — и переводила сбившееся от бессильного гнева дыхание, только когда за ее спиной захлопывалась дверь подъезда, тяжелая, как подъемный мост.
С каждым днем отвратительных рыл на улицах становилось все больше. Хотя, по идее, должно быть наоборот. Все-таки поздняя осень. Практически зима. Благословенное время года, специально изобретенное мудрой природой, чтобы люди могли отдохнуть друг от друга. Погода отвратительная. Все живое должно забиваться в норы, заранее проклиная всякую необходимость их покидать. И, сделав насущные дела, немедленно устремляться обратно. А не шляться по улицам с пивасиком.
Но поведение человекообразных в этом чертовом городке не подчинялось никакой логике. Они — шлялись. Вот как будто нарочно, чтобы ее позлить.
Конечно, если самой не выходить из дома, то и плевать, кто там, снаружи, бродит и как при этом выглядит. Но не выходить не получалось. Даже если окончательно забить на спортзал, остается закупка продовольствия, вечное проклятие домохозяйки. Можно, конечно, заказывать еду через Интернет, а потом маяться полдня в ожидании доставки, гадать, насколько косорыл и хамоват будет сегодняшний курьер, но все равно чуть ли не каждый вечер выясняется, что в доме закончился хлеб, или сметана, или, чего доброго, кофе, так что будь любезна, кошелку в зубы — и вперед.
Шла, куда деваться.
Все дороги к ближайшему супермаркету на проспекте Гедиминаса были тщательно изучены. Не то чтобы она выбирала самую приятную, так вопрос не стоял. Скорее — наименее противную. Чтобы забегаловок этих паскудных поменьше, если уж участка, где их нет вовсе, в городе днем с огнем не найти.
В итоге оказалось, что лучше всего не мудрить с маршрутами, а просто идти вверх по Якшто. Благо тут на целый квартал всего одна пивная. Правда, прегнуснейшая. Но — одна. Можно сказать, повезло.
Пивная располагалась в подвальном этаже невнятно-серого старого дома и называлась «Drakono Liepsna». В переводе — «Драконов огонь». Ну, или «пламя», один хрен.
Судя по всему, раньше на этом месте была забегаловка с псевдокитайской кухней, а новые хозяева не стали тратиться на смену декораций. Просто заклеили тонкой сероватой бумагой рекламный стенд, лживо соблазнявший прохожих древними кулинарными чудесами Востока, а сверху приписали от руки: «Всегда свежее пиво». Красный дракон над входом сразу стал похож на гигантскую вареную креветку, и окрестный народец покорно потянулся в заведение, не в силах противиться его гипнотическим чарам.
Хуже всего были, конечно, пятницы. Ближе к вечеру даже в дорогих, по местным меркам, ресторанах почти не оставалось свободных мест, а число посетителей заведений попроще возрастало чуть ли не вдесятеро — если судить по количеству перекуривающих у входа. О «Драконовом огне» говорить нечего, там и в обычные дни аншлаг, а по пятницам огибать толпу выползших оттуда курильщиков приходилось по проезжей части — чтобы уж точно никого локтем не задеть. Только этого не хватало.
Она, впрочем, быстро сообразила, что избавиться от пятничных вылазок в город совсем несложно. По четвергам закупала продукты с избытком, чтобы на следующий день не пришлось никуда выходить. Кладовая ломилась от пачек кофе, зубной пасты и туалетной бумаги — зная по опыту, что эти важнейшие составляющие всякого налаженного быта обладают неприятным свойством заканчиваться в самый неподходящий момент, запаслась чуть ли не на год вперед.
Но и это не помогло.
Именно в пятницу, причем не с утра, а после обеда у Дымыча, как всегда, прочно засевшего на работе, разболелась голова. Да так сильно, что он позвонил, попросил сходить в аптеку за цитрамоном. Потому что одна таблетка, слава богу, нашлась у кого-то из коллег, но вряд ли эффект от нее вечен, пусть лучше дома будет запас.
Вот о чем забыла! То есть вообще ни разу не подумала с момента переезда. Из лекарств в доме только пластырь и витамины. Тут, конечно, без вариантов, надо идти. Хорошо хоть до аптеки рукой подать. Прямо здесь, на Якшто, рядом с «Драконовым огнем», будь он трижды неладен.
Решила — чем быстрее с этим покончу, тем лучше. Накинула куртку, сунула ноги в угги и побежала. Не переводя дыхания, схватила со стеллажа таблетки, заплатила, спрятала покупку в карман и выскочила на улицу.
— Куда такая красивая торопится?
Опешила. Вот что-что, а на улице к ней до сих пор не приставали. Не только здесь, вообще — нигде, никогда. Ну, то есть случалось, конечно, давным-давно, когда еще в школу ходила. Но уже на первом курсе выучилась придавать лицу специальное полезное выражение для сношений с внешним миром, нечто среднее между «наше величество милостиво повелевать соизволит» и «не влезай, убьет». Действовало безотказно, даже на московских окраинах, где нравы, будем честны, проще и грубее, чем здесь, в Вильнюсе. При всем уважении к местной касте хозяев вселенной.
И тут вдруг — нате вам. Нашли себе «красивую» — ишь. Да еще и по-русски обратились. Как будто никуда не уезжала.
Тщедушный мужичок неопределенно помятого возраста — от тридцати до шестидесяти — что-то еще лопотал, пытался взять под локоток, совал в лицо пластиковый стакан с пивом, добродушно предлагая отхлебнуть. Она стояла столбом, звеня от бессильного гнева. Почему. Я. Не могу. Прямо сейчас. Его. Убить. Почему?!
