Александра Огеньская - Старовский раскоп
— Не сразу. Где-то до середины лета еще протянет. Там можно будет устроить второй обряд, уже без твоей Алины.
Целых полминуты осмысления.
— Тогда какая вам разница, если человек погибнет всё равно? Зачем вы взялись мне помогать?
— Не ломай над этим голову. Есть причины. Так что просто радуйся.
В трубке щелкнуло и замолчало.
Со стоном сел.
На часах — половина восьмого. Само то. Перекусить и идти. Пора уже, пора… У нас есть… да, точно. Сил у нас есть приблизительно четыре прыжка. А, возможно, даже на пять. На очереди — оружейная лавка пана Выховского.
***
— Алексей? Алло? Алексей, это Игорь Семенович Илейвссон… Иванов… узнали?
В трубке задумчиво-изумленный вздох:
— О… Отче, вы?
— Всё издеваетесь?
— А чего мне не издеваться? Катавасия-то продолжается. Про вас не слышно, а мы всё собачимся…
— Надоело?
— Теперь издеваетесь вы.
— Не без этого. Но давайте по существу. Сегодня в половине второго ночи. Святилище Саат. Будет очень интересно.
— Интерес какого рода?
— Пораскиньте мозгами…. Но советую полюбопытствовать лично.
— Интригуете, отче…
— Работа такая.
И отбой.
***
Пан Выховский лысоват и сутуловат, всегда небрит ровно настолько, чтобы намекнуть — бриться-то он бреется. Только редко. Старый коричневый костюм сидит на нем из ряда вон плохо, только подчеркивает сутулость и худобу. Лавка же Выховского напоминает берлогу или пещеру первобытного человека. Грязно, темно и пыльно. И мутный свет стекает вниз с единственного светильника под потолком, разливается по стеклу витрин. За стеклом лежат неопрятными грудами, вперемешку, ненужные никому пустышки и настоящие сокровища. Нужно их только отыскать. Всё вместе — сутулый хозяин, захламленная лавка и мутный свет — производят впечатление унылое и притом таинственно-предчувствующее…
Андрей бы уже у Выховского раза три или четыре, но очень давно, и не особо рассчитывал, что квелый и подслеповатый пан его запомнил.
— Здравствуйте, — подошёл к стойке. Пахло пылью и известью, по стенам топорщились тощие букетики остролиста. О, точно, Рождество… Но пыльно тут всё равно. А за стенами магазина сейчас еще светло и свежо. Там вьется легкий снежок, впрочем, не оседающий на мостовую, а превращающийся прямо в воздухе в морось.
Выховский прищурился. Реденькие брови съехались на переносице.
— Пан Шаговский-младший? — неуверенно предположил.
Что ж, помнит.
— Он самый.
— Вы, наверно, по поручению отца? Насчет браслетов? — хозяин нацепил на нос очки. Очки ему не особо шли, поскольку были тяжелыми и старыми, и на переносье бугристого носа смотрелись каким-то мастодонтом от стекольной промышленности.
— Нет. Насчет браслетов отец сам с вами переговорит. А я насчет боевых амулетов. Есть что-нибудь против оборотней?
— Вроде чего? Есть автономные самонастраивающиеся барьеры, отпугивают зооморфов. Есть состав, тоже отпугивает, но только Кошаков и Пернатых. Есть…
— Мне нужно что-нибудь настоящее, боевое. Понимаете, о чем я? — несколько тише, склоняясь к стойке, проговорил Андрей. Всё-таки… не то, чтобы совсем уж противозаконное дело — торговать боевыми амулетами против защищенных Хартией рас, но попахивает, знаете ли…
— Понимаю, — так же тихо отозвался Выховский. — Надеюсь, не браконьерство? Мне проблем с Координаторской не нужно…
— Нет. Просто у нас по городу гуляет взбесившаяся Пантера…
— Это где это? У нас? — кажется, испугался.
— Нет. Я же не в Лешно сейчас живу… Не волнуйтесь, это Сибирь…
— Ааа… Варварская Россия. — Заметно расслабился. — Там, говорят, медведи… Ладно. У меня есть пара безделушек… Амулет и кинжальчик. Глянете?
— За этим и пришёл.
"Безделушек" оказалась далеко не пара. Кинжалы от совсем простеньких до серебряных штучной работы и уникальнй ковки, в три слоя зачарованные против зооморфов, даже парочка на манер широко известного "Тёрна" Толкина. Тот, помнится, светился при приближении этих тварей… как их?… так вот, кинжалы Выховского светились зеленым в присутствии "изменяющихся". Но кинжал — несолидно, это всё равно, что иголка против разъяренного быка… Были еще амулеты. Отличнейшие амулеты, способные одним махом вытряхнуть из шкур с десяток озверелых Волков, например. Только, вот незадача, маг тоже должен быть не уровня выгоревшего Андрея, а раза так в четыре помощней… Были амулетики попроще, парализующие. На них силенок хватало, но тогда недоставало на "прыжки". И как тут выкроишь?
Выбрал кинжал, пару "камешков" дезориентации в пространстве… обошлось в кругленькую сумму в сотню злотых, но сейчас Андрей денег на жалел.
Сейчас он жалел врмя. Потратил на покупки почти три часа, а нужно еще к отцу. Или не стоит? Осталось два с половиной часа…
Не стоило. Стоило возвратиться домой и всё-таки еще раз обдумать.
Вот появляемся… соображаем, где и что… второй прыжок — хватаем Алинку… Если что — есть амулеты и кинжал. Прыгаем снова — уже домой. Всё просто. Они вряд ли отследят, среди них нет ни одного приличного мага. После этого можно к отцу, а там уже разберемся.
Но слишком уж всё просто. А когда просто, обязательно произойдет какая-нибудь дрянь, которая всё испоганит. Закон жизни…
Дома стояла тишина.
Даже часы не тикали. По той причине, что батарейка давно села, а новую купить никто не удосужился. Не до того было. А теперь в ничем не разбавленной тишине казалось, что беспокоиться не о чем. Наступило какое-то мысленное оцепенение, ничем не объясняемое. В этом оцепенении клонило в сон. За окном полная луна в белесой окантовке, зевая, роняла тощий свет. В окнах напротив острые картонные силуэты махали руками, мелькали, гасили и вновь зажгали огоньки в абажурах и тюле штор. Время теперь не бежало, а тянулось невыносимо медленно. Глядя на силуэты, Андрей глотал кофе, но оцепенение никуда не девалось.
Должен был позвонить отец, но куда-то делся телефон. Потерял в лавке? Разрядился аккумулятор? Валяется в сейфе? Чёрт его знает.
Андрей допил кофе. Неторопливо вымыл чашку и кофейник. Так же неторопливо протер стол…
Камешки амулетов распихал по карманам. Потрепал барашков на шее. Кинжал в чехле удобно прилип к ремню брюк. Герой, Свет побери. Гунтер-кнехт.
Куртка, шапка, сапоги. Десять минут второго. Нужно ведь осмотреться, разъяснить диспозицию, так сказать. Всё-таки телефон? Где же ты, черт бы тебя… Вот. Разряжен. Времени нет. Только что подцепить к сети… Двадцать пропущенных вызовов — ого! Все от отца. Ну да, он что-то говорил про Лизу…
"Прыжок".
Под сапогами снег, и сосны вокруг — нелепые отощавшие метлы. Снизу гладкие стволы, сверху — взъерошенные лапы и узловатые голые ветки.
Отсюда началось. И здесь же закончится.
Раскоп, сказал Игорь.
***
Славка стоял теперь один. Маму отодвинули далеко, сказали, что Славка ведь мужчина — зачем ему держаться за маму, как какому-то малышу? Но спиной мамин взгляд чувствуется. Он теплый, греет между лопатками. Дядя Ингмар рядом. На камне — голая тётя.
Слава смущался. Рядом с тётей стоял папа. Папа на Славку почти не смотрел, а только на тётю. Славке казалось, что папа вот-вот заплачет.
Но папа не плакал, а Славке становилось как-то страшновато. Дядя Ингмар улыбнулся ободряюще, потом сказал папе что-то непонятное. Папа в ответ кивнул. И больше на Славку внимания не обращали. Дядя Вадим, который часто приходит в гости к папе, встал рядом с тётей. Тётя, наверно, спала, потому что лежала и не шевелилась. Только как ей не холодно? Вот у Славки начали подмерзать лапы… руки. Это потому что куртку забрали, а перекинуться нельзя.
Еще тут два волка. Наверно, дохлые. Страшные. Худые и грязные и не шевелятся. Зачем их сюда притащили? Если дохлые, то нужно… похороны.
Дядя Вадим держал теперь в руках большую железную чашку. И еще много Котов — все в шкурах, и все стоят крУгом. Маму не видно, но она смотрит в спину. Коты рычат. Это они поют про Саат. А Саат — это самая большая и сильная Кошка. Она богиня, но в школе говорили, что никаких богов-кошек не существует. Это потому что учительница никогда не видела Пантер.
Увидел Лёлика. Лёлик — это его так мама зовет, очень смешно. Лёлику десять лет, он учится в четвертом классе. С ним иногда можно поиграть в войнушку. Сейчас Лёлик стоит со своим папой и тоже поет. У Лёлика есть сестра Леся, но сейчас ее тут нет. Она очень маленькая, только еще ползает.
Дядя Ингмар говорит непонятные слова. Костер опять прыгает вверх. Он постоянно прыгает и опять оседает. А теперь вот прыгнул и так стоИт. Папа тоже говорит какие-то слова, это скучно. Тётя спит. Тоже хочется спать, потому что утром мама разбудила рано, а теперь уже совсем поздно.
Оттого, что все поют и говорят всякие непонятости, спать хочется еще сильней.
