Евгений Щепетнов - Грифон
Ночь вокруг меня вдруг расцветилась — как будто рядом кто-то запускал множество ракет-фейерверков. Вначале я не понял, что происходит, а потом ахнул и мгновенно спикировал вниз, уходя от обстрела. Крылья пели, вспарывая воздух, и я молился, чтобы нас не изрешетили, прежде чем я снова перемещусь. Новая попытка! Светлячки трассирующих пуль исчезли, и я облегченно вздохнул, встречая землю расставленными лапами. Сели!
Василиса слезла с моей спины и тут же упала на землю — ноги не держали. Видно, она больно ударилась, потому что яростно чертыхалась и сопела. Я за несколько секунд снова принял человеческий облик и облегченно уселся на жесткую траву к дереву над рекой. Все мышцы болели, как будто много часов занимался в спортзале, да еще после длительного валяния на диване.
— Вась, что это было? Ну, эти… светлячки вокруг? Ты чего так быстро пошел вниз — я до смерти напугалась!
— Это не светлячки. Это пули! Мы попали в тот мир, где идут бои на Дону. Время в параллельных мирах течет с разной скоростью, так что мы попали в мир сороковых годов.
— То есть ты хочешь сказать, что научился прыгать между мирами? — обрадовалась Василиса.
— Вроде как. Только вот процессом управляю отвратительно. В каком мире мы сейчас — не знаю. Вот как попал в мир сороковых — догадываюсь. В момент переноса должен был представлять тот мир, в который хочу попасть. Я и представил. Вот только в последний момент в голову стукнула мысль, что тут когда-то воевали наши прадеды. Результат ты видела. Второй переход я постарался сделать почетче — представил наш мир, по крайней мере постарался это сделать. Удалось или нет — не знаю.
— Теперь опять лететь в Сочи… а ты там не мог приземлиться? И перейти в наш мир.
— Тогда я не умел этого делать. И задача была улететь как можно дальше от воинственных горцев. Да, нам придется снова возвращаться в Сочи. Как — не знаю. Может, опять полетим.
— Холодно! — поежилась Василиса. — Какого черта мы все время при переходе оказываемся голыми? Все пропало. Узелок с твоей одеждой, вся моя одежда.
— Ничего неживого, не принадлежащего нашим телам, не может перемещаться между мирами. Таков закон мироздания, — неожиданно сказал я, зная, что так оно и есть.
Ночь мы провели у костра — набрали хвороста, и я зажег его с помощью магии. Спасаясь от холодка, тянущего с реки, прижавшись друг к другу, сидели, глядя в огонь и молча раздумывая о будущем. Иногда задремывали, но спать сидя было неудобно, так что надолго нас не хватало. Рассвет нас застал сидящими спина к спине, с посиневшими от холода ногами и руками.
Я поежился, встал и пошел добывать дрова — за ночь мы практически все сожгли. Подкормил огонь и снова сел к Василисе. Она молча смотрела в пляшущие языки пламени, протягивая к ним ладони, а потом спросила:
— Вась, тебе не кажется, что мы что-то делаем неправильно? Ну не может же так фатально не везти все время?
— Ну что сказать… где-то ошибались, а где-то просто не везло.
— Мне кажется, что мы слишком много думаем о других, боимся ущемить их интересы, а потому все время проигрываем. Вот там, с горцами — ведь ты мог их разнести в клочья и пожалел. Почему? Знаю — это их дом, мы не можем, бла-бла-бла. Может, тебе следует быть порешительнее? Пожестче?
— Может, — пожал я плечами, — но идти по трупам — это как-то не по мне. Не так воспитан, что ли…
— Ты пойми — если мы не будем играть по их правилам — нас банально убьют, сколько бы мы ни бегали. Может, хватит бегать? Может пора самим нападать на них, превратиться из дичи в охотников? Весь мир против нас — почему мы должны стесняться в средствах борьбы?
— А что ты предлагаешь?
— Вернемся в Сочи, найдем убийцу нумизмата. Отберем у него наши монеты и прикончим его. Потом вернемся в наш город и прикончим всех, кто виноват в наших неприятностях. Кто бы это ни был.
— Мы не можем убивать полицейских. Не можем убивать представителей власти. Ты пойми — я все время пытаюсь сделать так, чтобы мы после завершения всех событий обрели официальный статус, чтобы мы смогли жить, как все. Легально. Не скрываясь и не боясь, что нас в любой момент раскроют. Ни один человек не может сравниться с репрессивной системой государства, и если оно возьмется за нас как следует, мы не сможем укрыться нигде. Даже за границей. Поэтому действовать следует очень осторожно, а не так, как ты поступила с горским толмачом.
— Перестань… не вспоминай. Не знаю, что на меня нашло. Как сумасшествие какое-то.
— Вероятно, перегрузили мозг приключениями, вот ты и сорвалась. Забудь.
— Забудешь тут… когда ты все время напоминаешь. — Василиса протянула руки к потрескивающему ветками костру. Он стрельнул, и красный уголек отлетел прямо на ее голое бедро. Василиса немедленно его стряхнула и начала дуть на обожженное место, а потом неожиданно заплакала. Я прижал ее голову к своей груди и стал укачивать, как ребенка. А про себя подумал: все сделаю, чтобы она больше не плакала. И хватит быть дичью…
Солнце медленно-медленно вылезало из-за горизонта, как огромный красный таз. У реки было прохладно, утренний туман с трудом рассеивался солнечными лучами. Подкинув дров в костер, я оставил Василису одну, уставившуюся в огонь, и пошел туда, где угадывалась какая-то деревня — лаяли собаки, кричали петухи, в общем, все признаки жизни. Идти было очень трудно — колючая стерня втыкалась в ноги, непривыкшие ходить босиком, потому мое продвижение к цивилизации напоминало хождение по тонкому льду. Пока шел — думал, как объяснить появление парочки голых людей на берегу реки. Откуда мы взялись — как объяснить людям? Если придется…
Не доходя до ближайших домов, спустился в овражек, укрывавший меня от любопытных глаз, один из домов стоял как раз на его краю. Осмотрелся, подкрался к дому, возле которого стояла старая машина на ручном управлении со значком «Фольксвагена», и пошел туда, наметив для себя план действий.
Скрипнула калитка, и не успел я подойти к входной двери, как мне навстречу вышел здоровенный мужик в сопровождении миловидной женщины лет тридцати. Она ойкнула — и немудрено. Только представить себе — выходишь во двор, а навстречу голый парень под два метра ростом! Мужик хотел что-то сказать, но не успел — я выпустил сонное заклинание и свалил обоих с ног. Они попадали, как кегли, и женщина чудом не ударилась головой о скамейку под окном. Подхватив, я втащил ее в дом и вдруг оказался перед лицом целой толпы народа — человек семь, не меньше. Непонятно, что они делали в это раннее время за праздничным столом, но факт есть факт — за накрытым столом сидели несколько человек разного возраста, и мое появление было воспринято как явление морского змея. У всех вытаращились глаза, рискуя выпасть из орбит, а одна из женщин, лет около пятидесяти, вообще потеряла дар речи, и, ткнув в мою сторону рукой, лишь завыла:
— Ыыыыы! — мол, гляди, кто тут появился!
Сонное заклинание уложило всех, кто был в комнате. Они обмякли на стульях и захрапели. Один из мужчин чему-то улыбался, видимо, видел хорошие сны, а из рюмки, которую он уронил на скатерть, вылилась то ли водка, то ли самогон, распространяя в воздухе запах спиртного.
Оставив в покое это сонное царство, я бросился во двор и поволок лежащего на дорожке мужика к остальной компании — вдруг кто-то проедет мимо и заинтересуется, чего это Петя (Коля, Андрей — варианты) лежит себе на земле и сопит в две дырочки.
Закрыл входную дверь и облегченно уселся на стул рядом с сопящей компанией. Из плошек с салатами пахло невероятно вкусно, и я, секунду поборовшись с голодом, благополучно сдался на его милость — схватил чистую ложку и, постанывая от наслаждения, стал быстро поедать все, что стояло на столе, все эти оливье, недоеденную селедку под шубой, схватил пару пирожков с мясом и мгновенно все проглотил, едва прожевав. Только тогда, когда последние куски пирожков провалились в мой пустой желудок, опомнился и стал смотреть по сторонам — где же я все-таки нахожусь? Вернее — когда? Или же все-таки где и когда? Совсем запутался. В общем — надо выяснить, в каком мире и в каком времени я нахожусь.
Телевизор — у нас дома стоит такой же, слегка устаревший, но практически один в один, полез по карманам спящих — достал магзеркало. Есть! Вроде как дома. Теперь — быстренько одеться.
Побежал в другую комнату, пошарил по шкафам — вытащил чистое белье, штаны, рубаху, куртку-ветровку. Оделся, потом пошарил основательнее — похоже, что дом принадлежал тому самом здоровенному мужику лет тридцати пяти от роду и его жене. Та была одного роста с Василисой, только пополнее, так что ее вещи должны были подойти. Впрочем, и вещи хозяина дома подошли — только висели на мне как на вешалке. Особенно оказались широки в поясе — пришлось проколоть лишнюю дырку в ремне.
Поборовшись с совестью, я обшарил дом на предмет денег. Нашел около сорока тысяч. Решил: как только вся эта история закончится — отдам хозяевам в два раза больше. Типа — проценты. И моральный ущерб.
