Слеза Рода (СИ) - Васильев Андрей Александрович

Вот как после такого часы не добыть? Да никак. Жди, Анна Христофоровна. Еду. Хотя когда старушка с вот таким отчеством, то точно грядет трудный разговор. С Петровнами и Сергеевнами куда проще общий язык найти…

Глава 15

— Опаздываешь, — недовольно заявил Баженов, когда я уселся в его «Санта-Фэ», припаркованную в одном из переулков, расположенных рядом с клубом Саркисяна. — Вот конкретно не люблю непунктуальных людей. Тебя до сего дня таковым не считал, теперь сомневаться начал.

— Виноват, — покаянно вздохнул я. — Исправлюсь.

А как бы я успел вовремя, если мне пришлось неслабые такие петли по городу закладывать? Да еще наверняка штрафов на немаленькую сумму накапает. Нет, изначально времени было как бы даже с запасом, да больно старушка оказалась непростая и хваткая, несмотря на то что годков ей натикало сильно немало.

Сначала Анна Христофоровна долго не хотела в дом пускать, несмотря на все мое обаяние и неслабые коммуникативные навыки, даже чуть полицию не вызвала. Но это ладно, бабули нынче ученые, абы кому не верят, да и дом тот бьется под понятие «полная чаша». Затем, осознав цель моего визита, она все же разрешила попасть внутрь, где неслабо так на мне потопталась, рассказывая о том, что часы эти не просто так, это семейная реликвия, перешедшая ей от папы, а тому от деда и так далее, потому сама мысль о расставании с ними кощунственна. Мол, никаких денег не хватит ни у меня, ни у кого-то другого, чтобы выкупить то, что цены для нее лично в принципе не имеет. И все это изрекалось надменно, не сказать пафосно, сквозь прищуренный глаз. Мне же осталось только сидеть, слушать и обтекать.

Но все же моя в результате взяла. Хотя, по чести, эту победу можно и пирровой назвать, то есть такой, в которой потеряно больше, чем приобретено, ибо цену за коллекционные ходики пришлось заплатить куда большую, чем они стоят. Я пока сидел и слушал пространные речи вредной бабули, приметил, что по стенам у нее неплохие такие картины развешаны, причем, похоже, подлинники, и среди них немало полотен итальянских мастеров XVII–XVIII веков. Вот прямо упор на них делался. И когда Анна Христофоровна на минуту замолчала, для того чтобы дух перевести, я напрямую у нее спросил:

— А что же Караваджо я у вас не вижу? Грациани есть, Дандини наблюдаю, а великого классика нет?

— Молодой человек! — отчего-то возмутилась старушка, аж со стула вскочила. — Как вы себе это мыслите? Караваджо — гений! Он реформировал итальянскую… Да нет, мировую живопись!

— И что? — удивился я такой реакции. — По этой причине его работы не могут находиться в частном владении? И висеть, например, вон на той стене? Есть какой-то запрет?

— По этой причине они слишком дороги для того, чтобы оказаться в моей коллекции, — снова уселась Анна Христофоровна. — Пенсии на них не хватит.

Мой взгляд снова прошелся по комнате, содержимого которой хватило бы на небольшой музей. Ну да. Пенсии.

— Так давайте меняться, — невозмутимо предложил я. — Вам — набросок «Медузы». Мне — часы.

— Набросок «Медузы»? — переспросила бабуля недоуменно.

— Отдал бы и оригинал, но его, увы, к рукам прибрал музей Уффици, что находится в славном граде Флоренция. Потому — да, только набросок, один из двух существующих. Но, поверьте, он стоит куда дороже того, что я хочу получить, даже с поправкой на моральные терзания по поводу утраты семейного наследия. И вам это прекрасно известно.

— Молодой человек, я стара, но еще не впала в слабоумие, — с достоинством заметила Анна Христофоровна. — Конечно, в какой-то момент я докачусь до того, что золото на бусики стану менять, но пока о подобном говорить рано. Так что идите по-доброму, пока я все же не вызвала полицию.

— Караваджо, «Медуза», набросок, — показал я ей фотографию означенного предмета в своем телефоне. — Не числится в каком-либо реестре разыскиваемых работ, не значится в списке украденных шедевров живописи из музеев или частных собраний, про него вообще почти никто не знает, и, что важно, за ним не стелется кровавый след как за этим… Как его… Забыл.

— Вы, видимо, имеете в виду красного командира Щорса? — одарила меня улыбкой старушка. — Приятно видеть, что молодое поколение не забывает легенды и песни ушедшего времени.

— И даже чтим, — мигом заявил я. — Великие были люди, жили в великую эпоху, творили новый справедливый мир. Не очень получилось, но это говорит не о их наивности, а о нашем несовершенстве.

— Один из моих прадедов воевал в Богунском полке, — уведомила меня Анна Христофоровна, внимательно рассматривая фото. — В качестве военспеца. Его, правда, после расстреляли, но это совсем другая история. Хм. В самом деле похоже на руку Караваджо. Но сейчас хватает мастеров и технологий, которые сделают…

— Вы можете вызвать своего знакомого эксперта, который проверит подлинность данного шедевра, — перебил ее я. — Уверен, у вас такие имеются, а то и не один. Да хоть всех сразу приглашайте, консилиум устроите. Еще, если очень желаете, можем зафиксировать обмен не обычным договором, а нотариально заверенным, хоть это, на мой скромный взгляд, не лучший вариант. Мне-то ни жарко ни холодно, а вот для вас это может создать определенные риски. Есть в этом мире вещи, о наличии которых лучше большому числу людей не знать. От греха. Слаб человек, падок на соблазны.

— Экий вы хваткий юноша! — И бабуля весьма игриво потрепала меня по плечу. — Берете быка за рога. Договор, нотариус… Я еще не сказала «да».

— Воля ваша, — я глянул на часы, — но если вы и дальше будете раздумывать, то наш разговор мы продолжим уже завтра, ибо время начинает поджимать. А то и послезавтра. Сейчас я еще успеваю метнуться за наброском и привезти его сюда, а через полчаса, увы, эта возможность исчезнет. У меня плотный график, как бы невежливо это ни звучало применительно к нашей ситуации, а пробки в городе растут стремительно.

— Невежливо, но таково нынешнее время. — Анна Христофоровна глянула на очень старые часы, стоявшие в углу комнаты. Не те, что были мне нужны, но, несомненно, тоже очень и очень недешевые. — Езжайте, Максим. Езжайте. Буду вас ждать.

Врать не стану, я данным наброском не то, чтобы очень дорожил. Достался он мне по случаю, опять же вещица непростая, не исключено, что с фигой в кармане, если можно так выразиться. Если за оригиналом тянется недобрый шлейф, в котором хватает и смертей, и безумия владельцев, и еще много чего, так почему набросок не может оказаться настолько же токсичным? Но даже несмотря на это, радости особой я не испытывал, потому как деньги, которые можно было выручить от продажи сего шедевра на одном из закрытых аукционов, никакой негативной энергии в себе бы не несли. А это хорошая сумма. Прямо сильно хорошая. Так отчего я его еще не продал? Есть на то причина, и веская. Придерживал на тот случай, если вдруг подвернется возможность свести знакомство с хозяйкой картинной галереи «А+М» Мариной Леонидовной Швецовой, которая приходилась мамой Хранителю кладов, и презентовать ей сие полотно под вполне легальным соусом. Тут напролом переть нельзя, просто так картину этой даме не подаришь, а вот если по случаю, по вескому поводу, а после тактично довести до Хранителя информацию о том, что, мол, «вы бы проверили, нет ли какого подвоха в сем произведении искусства», — совсем же другой коленкор. И возможно, данный момент стал бы первой ступенькой на медленно выстраиваемой лестнице дальнейших деловых отношений.

Но теперь все, достанется «Медуза» бабушке Ане, которую, по чести, случись чего, не сильно-то и жалко. Больно себе на уме старушка. И жадна без меры. Нет-нет, нет-нет… А за Караваджо — да.

Так что недешево мне интересы Анвара-эффенди обходятся, ой недешево. Но деваться некуда, мне с ним работать и работать. Да и в плане отсидеться какое-то время, если что-то когда-то пойдет не так, лучше Турции места не придумаешь. И тепло, и фрукты, и шиш кто тебя там найдет. Особенно если в горы податься.

Хотя нет. На фиг горы. Аж мураши по спине побежали.