Ловушка Пандоры (СИ) - Кузнецов Стас

— Но ты же еще здесь.

— Сидор тоже здесь, — указал Матфей на весомый, как ему казалось, аргумент в ее руках.

— Потому что нужен тебе, — она встала и отдала Сидора обратно Матфею.

— Пх-х! — вырвалось у Матфея. — Нужен, как заноза в заднице!

— Матан, тут она точно в яблочко — я тебе нужен. Так мне голоса сказали.

— Ты тоже их слышал?! — обрадовалась Яра. — Мне голос во сне шептал: «Он придет. Ты должна ему помочь».

— Помочь?

— Да. Я, когда маленькая была, — Матфея улыбнуло от сестричкиного «была маленькая» в прошедшем времени. Яра вообще говорила странно, то совсем по-детски, то как-то до жути по-взрослому, — все думала, вот чем я смогу тебе такая простая пригодиться? Как мне тебя защитить? Сверхсилы никакой — ни огни там метать, ни вещи двигать.

— Защитить?..

Перед Матфеем сидела маленькая худенькая девочка, которая готовилась защищать его — здорового лба под два метра ростом. Внутри затеплилось. Опять напрашивалась улыбка, но он подавил её, опасаясь задеть этим чувства сестренки.

— Да, я научилась хорошо стрелять, — с гордостью заявила Яра. — Папа рассказывал, что ты оружия боишься. Однажды я увидела мультик «Дикие лебеди», и поняла, что помощь бывает разная. И уметь драться мало. Нужно быть готовой ко всему.

— Яра, чтобы тебе ни говорили все эти голоса, ты ничего мне не должна, мне не нужно от тебя ничего… — сказал и понял, что этого говорить не стоило.

Яра, как-то сразу сникла, погрустнела. А Матфей никак не мог подобрать слова, которые смягчили бы прежние. Зато сумела Яра.

— Я хочу помочь не потому, что они попросили, — сказала она. — Ты же мой брат. Я знаю тебя, ты хороший человек. И если они попросили меня помочь, значит, мне это судьбой начертано. Тебе дано чуть больше, чем другим, но от того и гораздо меньше.

Матфей молчал, боясь еще чего ляпнуть. Сестренка ничем ему помочь, конечно, не смогла бы, вряд ли у нее есть силы, воскрешающие мертвых. Да и хотел ли Матфей воскреснуть? Тоже вопрос.

Он громко дохлебывал остывший чай. Обдумывая, как втолковать Яре, что родилась она не для него, а для себя, что она должна жить своей жизнью, а не фантазиями. Что голоса и даже этот их разговор можно объяснить научно. Что это ей, а не ему видимо, дано чуть больше, чем другим людям. Голоса и сны — это лишь часть ее подсознательного стремления избежать одиночества. Что он, Матфей, совсем не герой, не спасатель, что он — обычный парень.

— Яра, — подал голос Сидор. — Тебе ничего не нужно делать, чтобы помочь братцу, достаточно просто быть. Этот разговор — это и есть та помощь, которую они просили.

— Да, они мне это объясняли, но я все равно думаю, что кое-что небольшое я сделать смогу. Может, это хоть немного облегчит ваш путь.

Хлопнула входная дверь. В прихожей послышались возня и приглушенный разговор.

Глава 8. Символ солнца (часть 2)

Яра соскочила с кресла. Вся подобралась, как солдатик на посту.

— Это мама с папой пришли, — тихо прошептала она, поправляя платьице.

— Яра, ты дома?! — раздался женский голос из коридора.

— Я в гостиной, ма!

В комнату вошел довольный отец в обнимку с женой.

Еще несколько недель назад отец обнимал и целовал маму. Сейчас же, как ни в чем не бывало, обнимает эту улыбчивую женщину. Но вспомнилось, как и мама, как ни в чем не бывало, обнималась у машины со священником.

Вновь все стало неоднозначным, запутанным. Черное не отделялось от белого и что такое «хорошо», а что такое «плохо»? — определить не было никаких сил и возможностей. Во взрослой жизни лишь пресловутая серая мораль правила бал.

— А ты что, гостей принимала? — спросил отец, бережно обнимая дочь, она казалась совсем крохотной в его здоровых ручищах.

— Ко мне Дима с Таней приходили, — кивнула Яра. — Сейчас все уберу.

— Уроки сделала? Ела сегодня? — строго спросила женщина, поправляя дочери хвостик.

— Сейчас сделаю, мне немного задали. Ела суп из холодильника.

Яра вырвалась из родительских рук, и быстро стала убирать посуду. Незаметно для всех кивнула Матфею на лестницу, мол, идите в мою комнату.

Когда-то здесь располагалась спальня Матфея, но сейчас в комнате не было ничего, что напоминало бы об этом. Теперь эта была девочкОвая спальня на все сто процентов, хотя, к этим ста могла смело плюсоваться ещё единица: она складывалась из кучи мягких, розовых, плюшевых игрушек и чудовищного покрывала с обилием рюш на кукольной кровати.

— Немного чересчур, да? — оглядывая вслед за Матфеем спальню для барби, смущенно вздохнула Яра. — Папа считает, что так должна выглядеть комната девочки. Это его радует, и я терплю. Но когда-нибудь, наверное, придется сказать ему, что такая ваниль — это перебор.

— Ну, а у меня он всё по-спартански обставлял. Будь его воля, он бы и кровать на матрас заменил, — буркнул Матфей.

— Такой уж он, хочет, как лучше, но слишком увлекается.

— Яра, я могу завтра зайти, — вертя в руках розового слона, предложил Матфей.

— Нет, ты больше не придешь, — печально вздохнула девочка. — Мы увидимся лишь однажды.

— Это тебе голоса так сказали?

— Я понимаю, что тебе нужно идти, — игнорируя вопрос, отозвалась Яра и, наклонившись, достала из-под кровати коробку. — Вот тут у меня приготовленные для тебя подарки. Они вряд ли сильно уж помогут тебе, но, может быть, когда будет совсем худо, ты вспомнишь, что был любим, и тебе станет полегче.

Она достала из коробки часы. Точно такие же часы, какие когда-то дарил Матфею отец. Дорогущие, швейцарские, старинные. Они отцу достались от его отца. Семейная реликвия. Матфей сдал их в ломбард, когда понадобились деньги на лечение мамы.

Яра протянула часы Матфею. Он нерешительно взял их.

Нет, часы были не такие же — это были те самые часы, с маленькой царапиной возле циферблата и надписью: «От отца сыну».

— Откуда они у тебя? — удивленно спросил Матфей, не веря своим глазам.

— Отец никогда не бросал тебя, Матфей. Он знал, что вам нужны деньги, и знал, что от него ты ничего не возьмешь. Поэтому, когда ты сдал вещи в ломбард, он их выкупил. Он уговорил бригадира взять тебя на стройку. Он добавил к твоей зарплате половину, чтобы ты смог оплатить лечение мамы. Он никогда не оставлял тебя. Очень любил и скучал.

Яра протянула семейную фотографию, где девятилетний Матфей, щурясь на солнце, давит в камеру щербатую лыбу. Его обнимали, с одной стороны, красивая мама, с другой, радостный папка — счастливая семейка. Недолго им оставалось такими быть, тени еще не скользнули на их лица, но уже сгустились над головами.

Матфей молчал. Он понял, что если скажет сейчас хоть слово, то рискует разныться, а в кармане у него — Сидор. Поэтому он лишь смотрел то на фото, то на часы.

— А это вот от меня, — с этими словами Яра достала небольшую золотую подвеску в форме свастики. — На нее была огромная скидка, я уговорила маму купить. Мама долго отговаривала меня, мол, это нацистская свастика — плохой знак. На самом деле это символ солнца. Свастика выглядит немного иначе. Зло никогда ничего не создавало, оно умеет только искажать созданное добром. Яра… — она ткнула пальцем в себя, — это солнце. Это тебе от меня оберег. Помни, что я тебя очень люблю.

Яра подошла к брату и повесила на шею оберег, обняла. Матфей обнял в ответ, и на душе сделалось тепло и легко. Он улыбнулся.

— Спасибо, Яра, — прошептал он. — Я тебя тоже люблю.

— Ключ в твоих чувствах. Я не смогу пойти с тобой, братик.

Они спустились в коридор. Из гостиной монотонно жужжали новости.

Матфей замедлился, краем уха расслышал репортаж. По телу пробежал холодок.

Он замер на пороге и вслушался в тревожный голос диктора.

— «Сегодня днем интернет взорвался очередными вирусными видеороликами. Уже на других площадках, таких как «инстаграм» и «вконтакте», молодые люди снова массово повторили сомнительный подвиг Константина Сидорова — произнеся монолог, направленный на разжигание ненависти, они публично совершили самоубийство. Сегодня власти приняли решение о полной блокировке интернета в стране.