Анна Шульгина - Отдел "ППП"
Бабка потратила на восстановление дыхания всего несколько секунд, которых как раз хватило, чтобы дверь распахнулась.
Первым в комнату влетел рослый волк. Длинные лапы легко покрыли расстояние до ведьмы, вот только он не видел, что она держит в руке, а я не могла метнуть кинжал просто потому, что не умела этого делать.
— Стой!
Мой крик совпал со звуком выстрела, оглушительным рокотом прокатившимся по изолированной комнате, тут же сменившисься не менее оглушительной тишиной. В которой единственным звуком был слабый скулеж, сменившийся стоном.
Дальше начался ад.
Несколько человек закричало разом, но я видела только обнаженное тело, распростертое в паре метров от меня.
— Все назад, — голос бабки удивительным образом перекрыл общий гомон. — Кто шевельнется, того пристрелю, не думая.
Алексей, судорожно зажимавший голыми руками рану, резко поднял голову, и с губ сорвался звук, от которого даже у меня внутри все заледенело. Чистый концентрированный ужас в одном негромком рыке.
Не обращая внимания ни на него, ни на мать, которая тоже не прислушалась к словам старой ведьмы и направилась к Воропаеву, я в два шага пересекла разделяющее нас пространство, опускаясь на колени.
— Тихо-тихо, хороший мой, дай помогу, — отодвинув Лешу, перехватила Юрину голову, устраивая её на своих коленях.
Лоб парня был холодным и липким, а лицо кривилось от боли. Но не это самое страшное — рана в центре груди была небольшой, но кровь лилась рекой. И когда парень попытался что-то сказать, запузырилась на губах, тонкой струйкой срываясь с уголка рта.
— Молчи, нельзя говорить, — я продолжала ласково гладить его волосы, пытаясь сообразить, что делать.
Он умирал.
Быстро и неотвратимо жизнь вместе с кровью вытекала из тела, оставляя у моих ног оболочку, мышцы которой уже начинали сокращаться в агонии.
В мир силовых потоков ухнула, как в прорубь. Аура Юры пульсировала, постепенно теряя насыщенность, словно смазывалась, стираемая невидимым ластиком.
Попытки подхватить остатки биополя ничего не давали, оно расползалось у меня в руках ветхой тканью, зияя прорехами. Казалось, любая попытка стянуть края страшной раны только ускоряли конец. Пришлось усилить напор, и в какой-то момент решила, что мы поменялись местами.
Дикая боль разодрала грудь, заставив захрипеть, я мгновенно ослепла и оглохла, но не прекращала давить, не только вынуждая биться его сердце, но и латая разорванные сосуды и ткани.
Пуля прошла, не задев сердце, но повредила левое легкое и, что самое страшное, разорвала аорту. Внутреннее кровотечение была даже более сильным, чем наружное, оно сдавливало целое легкое, усиливая боль и не давая дышать. Хорошо хоть прошла навылет, иначе не представляю, как смогла бы её вытащить.
Краем сознания отмечала происходящие рядом события, но осознать их не могла, сосредоточенная на одной цели. Вдох и медленный выдох. Не поперхнуться, глотая попавшую в горло кровь. Вытерпеть мучительную резь в груди, не отпустить, не дать сорваться в темноту.
Мало того, что потерять сознание третий раз за сутки это уже совсем сверх всякого приличия, если не справлюсь, Юра умрет. И было стимулом терпеть, сцепив зубы до ломоты в челюстях.
Пасс невидимыми руками, и ещё крошечный кусочек стенки артерии восстановлен. Но этого недостаточно, стоит мне сейчас оступиться, и придется делать все заново. Снова хлынет кровь, разрывая такие тонкие и ненадежные, но давшиеся таким усилием преграды.
Самым страшным было понимание того, что Юрино сердце не бьется. Оно перестало умирать, но ещё не было способно жить.
— Никто не приближайтесь, иначе не выживет ни он, ни она.
Голос раздался рядом, буквально над ухом, и я это понимала, но ощущение, что говорившая за сотни километров.
Мама.
Значит, она жива, это хорошо.
Мысли текли лениво, с такой же обманчивой неспешностью пальцы пряли паутинку, вплетая в неё и часть меня, часть моей ауры. Иначе взять было неоткуда, в какой-то момент поняла, что брать силу извне не могу, что-то не дает.
Опять чары?
Кто знает…
Да и не хотелось ни оглядываться, ни слышать, это слишком отвлекает от главного.
Вдох-выдох.
Вдох-выдох…
Глава 21
Весь мир рушится, а мы выбрали это время, чтобы влюбиться.
х/ф «Касабланка», 1942 г.Пик. Пик. Пик.
Какой же противный звук у аппарата искусственного дыхания… Наверное, специально таким сделали, чтобы у умирающего был дополнительный стимул поскорее прийти в себя. Или откинуть копыта.
Мысль эта была едва ли не единственной, вяло и неторопливо ворочающейся в голове. А голова тяжелая-тяжелая, к тому же болит так, что в любую секунду может лопнуть.
Мерзкий писк не унимался, и я попыталась повернуться, чтобы увидеть его источник. По-моему, он должен быть слева. Ни где нахожусь, ни как тут оказалась, вспомнить не смогла, что уже настораживало. Последним четким воспоминанием было лицо Леши, нагнувшегося надо мной. Он что-то кричал, смысла фразы не помню, но экспрессия била через край.
В воздухе ощутимо потянуло запахом копченой колбасы, что только увеличило недоумение. Нет, в нашей любимой родине возможно все, но чтобы прямо в реанимации колбасу жрали…
Повернуться не получилось, разве что вяло шевельнуть рукой, поэтому пришлось открыть глаза. Перед ними немного плыло и мельтешило, зато почти сразу рассмотрела источник звука. И был это совсем не медицинский прибор.
— Мне тоже дай.
Голос получился на зависть любой змее, потому что горло саднило, а язык едва ворочался, и все же Юра, которого я узнала и со спины, подпрыгнув, резко обернулся. Бутерброд из разжавшейся руки упал на пол, а жаль — несмотря на легкую дурноту, есть хотелось зверски.
— Вы очнулись! — он захлопнул наконец-то замолчавший холодильник и метнулся ко мне. Хотя метание его было немного затрудненным, а из-под белой майки-«алкоголички» проглядывали опоясывающие грудь бинты. Да и выглядел парень не совсем, чтобы цветуще — лицо несколько несвежего оттенка, под глазами залегли глубокие тени, к тому же скинул килограмм пять. При том, что и до этого особо упитанным не выглядел. — Как себя чувствуете?
Отвечать честно не стала, все-таки приличные дамы не ругаются, поэтому обошлась обтекаемым:
— Жива пока. Ты как?
— Тоже жив, — он машинально почесал грудь, после чего запоздало отдернул руку. У оборотней регенерация получше человеческой, а значит, подживающие болячки уже начали вовсю зудеть.
Стоп, тогда сколько я пробыла в отключке?
— Какой сегодня день? — календаря в обозримом пространстве не наблюдалось. Скосила глаза на столик у кровати — мобильника тоже не видно. За это небольшое усилие расплачиваться пришлось болью в висках и шумом в ушах. Так скоро на составные части от попытки покашлять рассыплюсь.
Юру на пару секунд замялся, но все-таки ответил:
— Сегодня четверг.
Япона мать, это я что — шесть дней без сознания провела?! Или…
— А месяц?
— Месяц тот же. И год — тоже.
— Слава Богу.
На большее уже не хватило, голод отступил, а веки налились свинцовой усталостью. Странно, но мозг при этом продолжал вполне себе сносно работать, если, конечно, так можно обо мне сказать в принципе. Потому что лезть работать с тонкими материями в моем тогдашнем нестабильном состоянии это гарантированное самоубийство. Вся равно что голой рукой за провод под напряжением схватиться, а потом удивляться, когда тряхнуло.
Юра, заметив, что пациентка признаки жизни подавать перестала, пошебуршал ещё минутку, а потом вышел в коридор.
В рубашке парень родился. Потому что до сих пор не понимаю, как мне удалось не дать ему умереть.
Хотя нет, вру. Как это сделала, понимала, непонятно другое — почему сама жива осталась? Соединение аур в момент, когда один из участников такого союза находится при смерти, гарантированный приговор и для другого. Даже учитывая немалый ведьмачий потенциал, сил, чтобы вытащить его, у меня не должно было хватить. Но ведь смогла же.
Почему-то гордости за это не ощущалось. Честно говоря, сейчас вообще испытывала только дикую усталость и ломоту во всем теле. А ещё очень хотелось спать. Противиться этому желанию не стала, разве что, уже уплывая в мутное марево сна, с легкой обидой отметила, что Леши рядом не было.
В следующий раз пришла в себя от негромкого разговора совсем рядом. Шептались двое, обоих я без проблем узнала: Алексей и моя мама. Странный тандем.
— … будет ещё продолжаться?
— Я не знаю. Твой сын сказал, что она приходила в себя, это хороший знак. Значит, организм постепенно справляется.
Кто-то заботливо поправил одеяло, надо сказать, зря — мне было и без того жарковато. То ли кондиционер в палате не предусмотрен, то ли меня опасались простудить, но духота стояла неимоверная, я аж взмокла. Но продолжала спокойно лежать, симулируя сон — если спрошу о состоянии здоровья напрямую, вряд ли скажут, чтобы не нервировать больную, а так есть шанс узнать правду.