Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).
— У нас!
— Тогда открывай. С Галкой Ивашкиной беда!
Защелкал замок, скрипнула дверь. И через пару мгновений на пороге комнаты возник невысокий мужичок в мокром дождевике с накинутым на голову капюшоном:
— Здравствуйте, доктор. Я — Сюткин, ветеринар здешний. Тут женщине по соседству плохо. Поможете?
Женщине по соседству помочь я уже ничем не мог. Она лежала скрючившись на полу своей кухни. Кожа вокруг губ была обожжена. Рядом с телом валялся пустой стакан, а в комнате стоял характерный запах уксуса.
— Поздно, — я поднялся с корточек и обернулся к переминающемуся с ноги на ногу в дверях Сюткину. — Она мертва. Отравление уксусной эссенцией. Видимо, вот этой самой.
Я кивнул на открытый шкафчик с лекарствами, в котором почетное место почему-то занимала полупустая бутылка с уксусной эссенцией.
Сюткин повел себя странно: он непонимающе посмотрел на меня, потом укусил себя за кулак и с тихим стоном уселся на пол. Там, где стоял.
— Вы что? — оторопел я.
Ветеринар не отвечал. Не вынимая кулак изо рта, он раскачивался из стороны в сторону и остановившимся взглядом смотрел на лежащее неподалеку тело.
До меня начало доходить:
— Жена?
Сюткин вздрогнул, низко опустил голову и отчаянно замотал ею. Потом вынул наконец кулак изо рта и глухо произнес:
— Нет. Моя… — его голос сорвался.
Ясно. Я подошел к нему и положил руку на плечо:
— Мне очень жаль.
Помолчали. Я осторожно обнял его за плечи и потянул вверх:
— Пошли в гостиную. Не надо нам тут…
Он тяжело поднялся на ноги и вместе со мной побрел в соседнюю комнату.
— Не знаете, почему она это сделала? — спросил я Сюткина, когда тот начал отходить от первоначального шока.
Ветеринар непонимающе посмотрел на меня:
— Что «это»?
— Ну… почему она решила покончить с собой? — пояснил я.
— А почему вы решили, что Галя покончила с собой? — голос Сюткина звучал недоуменно.
— Видите ли, женщины обычно пьют уксус именно с этой целью.
Ветеринар замотал головой.
— Нет, Галка не могла… Она… Мы с ней пожениться хотели… После того как она разведется. Галя как раз собиралась заявление подавать и с мужем поговорить. У нас планы были… И главное… — он умолк.
Я терпеливо ждал. Спешить все равно было уже некуда.
— У нас ребенок должен был родиться! — заявил наконец Сюткин.
Я оцепенел. Видимо, что-то такое произошло с моим лицом, что даже убитый горем ветеринар это заметил:
— Что с вами, доктор?
С трудом шевеля похолодевшими губами, я переспросил:
— Галина была беременна?
— Да. Двенадцать недель.
Не чуя под собой ног, я встал и направился к двери.
— Доктор, вы куда?!
— В машину. Там рация. Надо сообщить участковому, — отрывисто объяснил я и вышел из дома.
Сюткин потоптался неуверенно и последовал за мной.
Я залез в кабину «уазика», бесцеремонно подвинул спящего, развалившегося на сиденьях Кешку и включил рацию:
— Здесь Светин. Вызываю участкового. Семен, слышишь меня?
После короткой хрипящей паузы последовал ответ:
— Слушаю тебя, Палыч. Что стряслось?
— Я в Антоновке. Ты здесь нужен, срочно.
— Да что случилось, док?! — голос лейтенанта был взволнованным.
— Восьмая. У нас — восьмая, Семен!
И отключился.
1 октября, 18.25,
Кобельки, участковая больница
— Если маньяк верит этой легенде, то ему осталась только одна, — мрачно резюмировал лейтенант.
Мы сидели в моем кабинете и опять пили чай. Эти «военные советы» уже становились традицией. Клавдия Петровна исправно носилась между нами и пищеблоком, пополняя запасы кипятка, сахара и печенья.
— Слабое утешение, знаешь ли. Во-первых, хоть и одна, но чья-то жизнь. Вернее, даже две, — проворчал я. — И потом, ты уверен, что после девятой он остановится? С головой у него явно не все в порядке, может ведь и во вкус войти.
— Может, — кивнул Семен, — этот гад все может.
— Я думаю, сейчас наша первоочередная задача — не дать ему добраться до следующей жертвы. Вот только как это сделать, ума не приложу.
Лейтенант шумно отхлебнул чай, поставил чашку и обеими руками взъерошил волосы.
— Ну, до сих пор убийца выбирал жертв из Машкиной картотеки. Не думаю, что сейчас он изменит своим традициям.
— Мы, кстати, так и не определили, откуда утечка информации! — напомнил я.
— Угу, — согласился участковый, — только времени у нас на вычисления не осталось: наверняка эта сволочь уже знает, кто будет следующей. Надо срочно искать потенциальную жертву и как-то ее прикрывать. Палыч, тащи-ка сюда картотеку!
— Мария Глебовна! — я выглянул в коридор.
Акушерка испуганно выскочила из смотровой:
— Да, доктор! Что случилось?!
— Пока ничего, — успокоил я ее. — Принесите мне, пожалуйста, карты ваших пациенток.
— Всех?!
— Нет, только беременных.
Мария Глебовна грустно посмотрела на меня и, понурясь, побрела по коридору.
Я вернулся к Семену:
— А ты так и не вспомнил, где видел маньяка раньше?
Лейтенант помотал головой:
— Нет, Палыч. Ежели б вспомнил — мы бы тут с тобой сейчас не сидели и дедукцией не занимались. Взяли бы уж подонка.
— А ты подумал, как ты его брать будешь, когда доберешься? — я скептически усмехнулся. — При его-то способностях?
Семен погрустнел:
— А хрен его знает! Думал, конечно. Но в голову ничего не приходит: эта сволочь ведь умудряется как-то исчезать! Просто раз — и нет его…
— Да знаю, сам видел. И как его брать?
Участковый пожал плечами.
— Давай пока подумаем, как будущую жертву защитить. Все равно брать мне пока некого.
В кабинет тихо вошла Мария Глебовна. Подошла к нам и положила на стол стопку амбулаторных карт:
— Вот, Пал Палыч. Здесь все.
— Спасибо. Я посмотрю пока? — почему-то я чувствовал себя виноватым перед акушеркой.
— Да, конечно, — тихо ответила она и вышла.
Лейтенант проводил ее взглядом:
— Как-то неловко получилось с Марьей. Обиделась.
— Да уж… — промямлил я. И, чтобы избавиться от замешательства, подтянул к себе стопку карт.
— Давай смотреть по моей бумаге. Называешь мне фамилию, я отмечаю в списке погибших. Посмотрим, сколько еще осталось, — предложил Семен.
Я кивнул и снял верхнюю книжечку:
— Лагина.
— Есть, — лейтенант поставил крестик напротив фамилии.
— Бехтерева.
— Есть.
Еще один крестик.
— Ивашкина.
— Есть.
— Баева.
— Есть.
— Лукина.
— Есть.
— Леткова.
— Есть.
— Светина.
Молчание в ответ. Я поднял голову:
— Нет Светиной?
— Нет, Палыч, однофамилицы твоей нет, — Семен еще раз пробежал глазами по скорбному списку. — Откладывай пока в сторонку.
Я положил карту на край стола и отнял руку. Мельком еще раз взглянул на серенькую картонную обложку. И почувствовал, как грудь сдавил ледяной обруч…
— Палыч, ты чего? — голос Семена прозвучал откуда-то издалека и был встревоженным.
Вместо ответа я онемевшей рукой указал на одиноко лежащую серую книжечку. На ее обложке синими чернилами было аккуратно выведено: «Светина Аля».
Часть 3
Холодная музыка осени
Сохранить бы тепло от прощальных касаний руки,
Но бессовестный дождь, видно, хочет чего-то другого,
И кружит надо мной, машет крыльями, скалит клыки
Злобный маленький бог, целясь в душу из лука тугого…
Глава 1
1 октября, 18.52,
Кобельки, участковая больница
— Вот такие дела, Котенок, — закончил я свой рассказ.
Алька выглядела подавленной.
— Я… И что мне теперь делать? — как-то беспомощно спросила она.
— Вам — ничего, Аля. А вот нам с Палычем придется сделать все возможное и невозможное, чтобы эта сволочь до вас не добралась! — ответил вместо меня Семен. И с ожесточением принялся гнуть алюминиевую чайную ложку.
Я встал и подошел к окну. Снаружи стремительно темнело.
— Алюша, тебе теперь ни на минуту нельзя будет оставаться одной! Понимаешь, ни на минуту. Все это — слишком реально.
— Понимаю… — прошептала она.
— Лучше было бы вам уехать из Кобельков. В Нерограде он точно не достанет, — глухо произнес лейтенант.
Со своей ложкой он уже покончил и теперь принялся за мою.
Алька решительно замотала головой:
— Я не могу! Никак не могу!
— Почему?! — хором спросили мы с Семеном.
— Почему, Кошка? — отдельно переспросил я. Ее ответ меня удивил. Особенно — интонация, с которой он прозвучал. — В самом деле, давай уедем отсюда, Алька! Черт с ней, с моей практикой, придумаю что-нибудь убедительное… Ты важнее!
