Читай меня вслух. Том 1 - Юркина Евгения

– За советом? И как называется эта книга? «Секреты обольщения»? – Катя хихикнула и тут же осмотрелась, убеждаясь, что никто за ней не наблюдает. Но посетители кафе были совершенно равнодушны к девушке с блокнотом.

– Почти, – ответил Ник, и Кате показалось, что ему стало неловко. Возможно, именно эта неловкость заставила Ника пояснить свой поступок: – У меня нет ни малейшего представления о том, как должно проходить свидание.

– Может, потому, что и у меня его нет? Я даже не знаю, как продолжить твой роман, поскольку невозможно писать о том, чего сам не испытывал.

– Так брось эту историю! Напиши о том, что тебе известно, о чем знаешь лучше, чем кто бы то ни был! – Прочитав это, Катя представила, как воодушевленно Ник говорил бы это в реальности, восклицая и всплескивая руками.

– Бросить? А как же ты?

– Никуда я не денусь! Я же предложил тебе всего лишь написать что-то другое, а не забросить мою историю. Честно признаться, мне… стало сложно жить здесь. Оля славная девушка, но… слишком чужая. Чувствую себя картонным. Мне намного ближе ты. С тобой я как будто настоящий. Мне не хочется жить здесь. И если у тебя есть хотя бы одна мысль, что все может быть по-другому… я хочу ее выслушать!

Внезапное откровение сбило Катю с толку. Разом позабылись и булочка с корицей, и остывающий кофе. Разве можно думать о еде, когда решаешь судьбу персонажа?

– Вообще-то… я задумывала историю о взаимоотношениях двух людей, которые учились понимать и слушать друг друга. О преодолении жизненных трудностей, потерях и находках. Ты должен был сбежать от родителей, с которыми не смог найти общий язык, чтобы доказать всем, – особенно себе – что чего-то стоишь. А Оля была просто наивной, доброй девушкой, влюбчивой и немного глупой, чтобы сразу научиться понимать твою сложную душу.

– Свою историю я уже наизусть заучил. Но жить так не хочу, – написал Ник. – Я знаю, что твой роман задумывался как откровение, как аллегория твоей жизненной ситуации. Но с тех пор многое изменилось… МЫ изменились.

– Что же ты предлагаешь? – спросила Катя. Она и сама понимала, что первоначальная идея, с которой начался роман, опостылела ей. История не продвигалась дальше, Катя не написала больше ни строчки после того, как начала общаться с Ником. Что это было? Отсутствие вдохновения, творческий кризис или обычная ревность, не позволявшая представлять Ника в истории с вымышленной девушкой?

– Напиши о том, что действительно не боишься представить. Доверься своему воображению, ведь мне ты доверяешь?

– Да. Больше, чем кому-либо, – честно призналась она. Их разговоры давно вышли за пределы шуточных перепалок автора и его вымышленного персонажа. Чем больше они общались, чем честнее становились друг с другом, тем стремительнее разрушались границы, разделяющие их. От этой мысли закружилась голова. Катя хлебнула из чашки кофе и скривилась, поняв, что забыла добавить сахар.

– А мне больше некому доверять, кроме тебя. Потому я честно признался тебе во всем. Мне тесно и больно здесь. Это как ходить в обуви, которая тебе мала, понимаешь?

– Да. В подростковом возрасте у меня были ботинки, из которых я выросла. Но мы тогда только переехали в другой город, и у мамы просто не было возможности купить мне новую обувь. А я молчала и терпела, чтобы ее не расстраивать, – призналась Катя. Она вспомнила маленькую квартиру-каморку, заставленную коробками. Кате было одиннадцать, когда они с мамой переехали из просторного дома в клетку под названием гостинка. Диван оказался слишком тесен для них двоих. Катя задыхалась от давящих стен, пыли и спертого воздуха. Дело ведь было не только в обуви – она всегда ощущала давление. Даже набитые битком автобусы являлись одной из таких тесных тюрем.

– Ты до сих пор злишься на родителей? – неожиданно спросил Ник. Раньше он не спрашивал у нее о семье, хотя неоднократно намекал, что знает ее историю.

– Возможно. Но не из-за старых ботинок или неудобного дивана. А из-за равнодушия. Я чувствовала себя брошенной на дрейфующей льдине посреди океана, пока они выясняли отношения, а потом пытались вылечиться от них. Я была обижена на отца за то, что он просто вычеркнул меня из своей жизни, а на маму за то, что мы уехали. Сейчас я совершенно иначе смотрю на ситуацию, но обида слишком прочно въелась в меня, – честно призналась она. Призналась самой себе.

– И ты никогда не говорила об этом маме?

– Когда ты поглощен своими чувствами, очень сложно понять чужие.

– Но, может, спустя годы ты сможешь рассказать об этом? Обида токсична для организма!

– Это ты в медицинском справочнике прочитал? – Катя попыталась отвлечься и пошутить. Ник проигнорировал ее слова, оставшись серьезным:

– Это можно было заключить, глядя на твое поведение.

– А что с ним?

– Многое довелось увидеть, – Ник ушел от ответа, решив не обижать Катю жестокой правдой. – Сейчас ты совершенно иная. И мне это нравится!

– В каком смысле?

– Ты пытаешься сделать из меня идеального персонажа, а я из тебя – идеального человека. И мы оба радуемся, когда наши усилия приносят успех!

– Тогда мы квиты, – написала Катя и перевернула страницу. За время разговора они исписали целый разворот.

– Я рад, что мы честны друг перед другом. Мне кажется, это самое важное на свидании – быть честным.

– Возможно, – всякий раз, когда она не могла найти подходящего ответа, Катя использовала дежурные слова-пустышки, которые так раздражали Ника. Но сейчас он не стал возмущаться, а просто промолчал. Их разговор разбился об это слово, и Кате предстояло спасать ситуацию. Не задумываясь, она написала то, о чем думала в тот момент. – Спасибо за поддержку. С тех пор, как ты появился в моей жизни, многое изменилось в ней. Я стала иначе чувствовать себя.

– Я для тебя – всего лишь повод быть лучше.

– А кто для тебя я?

Между ними возникла долгая пауза.

– Твой кофе, наверно, совсем остыл. Тебе нужно допить его, прежде чем он превратится в противную смесь! Приятного аппетита! И не засиживайся долго, чтобы не добираться по темноте. Напиши, когда будешь дома, – забор из острых, пляшущих букв выстроился на бумаге, точно Ник спешно воздвиг его, чтобы отгородить свою душу от ее зорких глаз. Вопрос, который так волновал Катю, остался без ответа. Она вздохнула и вернулась к своему латте. Тот уже окончательно остыл и отказался растворять насыпанный в него сахар. Катя без аппетита съела булочку, запила кофе и, оставив чашку почти полной, встала из-за стола.

Она покинула кафе стремительно и нервно, словно убегала от обидевшего ее человека. «Не знаю, как должны проходить свидания, но они уж точно не должны заканчиваться так!» – думала она, хлопая дверью.

Вернувшись домой, она рухнула на диван. Сил не было даже на то, чтобы дотянуться до выключателя и зажечь свет. Комната слабо освещалась отблесками уличного фонаря, заглядывающего в окно, и Кате было достаточно этого. Грустить в темноте даже удобнее, а рассуждать о важных вещах проще, глядя в потолок.

От эмоций саднило в груди, как если бы она проглотила за ужином маленький смерч, который не утихал в ней. С появлением Ника она стала чувствовать острее, словно он подобрал к ее близоруким чувствам подходящие линзы. Но определить, хорошо это или плохо, Катя затруднялась. Сегодня казалось, что стало только хуже. «Неответ» Ника значил равнодушие, что обижало Катю больше всего. Она чувствовала себя так, будто потянулась за поцелуем, но от нее отвернулись и губам достался лишь воздух. Может, Ник просто боялся откровений? Или не захотел поддерживать напрасные иллюзии?..

Мыслям было тесно в голове, а телу – в душной комнате. Катя открыла окно и щелкнула кнопкой настольной лампы. В пятно неяркого света попали разбросанные черновики: тетрадные и альбомные листы, сложенные вдвое; клочки страниц из блокнота, разноцветные стикеры и даже смятая салфетка… Повсюду хранились ее заметки. Эта привычка превратила письменный стол в бумажную гору. И сколько бы Катя ни пыталась навести порядок, энтузиазм заканчивался раньше, чем заметки. Сегодня от уборки ее отвлек томик стихов, который, как ценное ископаемое, Катя извлекла из-под старых блокнотов. Книга будто бы намеренно открылась на странице с засушенной сиренью. Здесь же выросли буквы-колючки: «Забыть о загадке – это не ответ».