Екатерина Стадникова - Стальной ворон. Книга 2
— Не посчитает, — возразил Коллоу. — Думаю, к тому моменту, как я найду его, мы оба окажемся не в состоянии сложить два и два на пальцах. Мне в модуль поместиться в принципе не судьба. А когда мозги встанут на место, пройдет достаточно времени, чтобы в нем потеряться.
— Приборы не солгут, — процедила Тень.
— Пусть так, — улыбнулся тот. — Но кто-то, обладающий достаточной властью, сможет засекретить их показания.
— Я? — уточнила Корникс.
— Схватываешь влет!
Свинцовые веки отказывались держать глаза открытыми. «Скоро ей надоест меня тормошить, и я усну», — твердил про себя Джулс, продолжая поддерживать беседу.
* * *Руфус остановился посреди широкой пустой аллеи, ведущей к парадному входу. Он медлил. Холодное тусклое солнце едва дотягивалось до земли бледными лучами. Тангл решительно открыл зеркальце.
— Виктория, — приказал он.
Руф надеялся обрести покой тем способом, который больше подошел бы Маркусу или Вильгельму. Здесь и сейчас, без последствий и обязательств, без болезненной влюбленности, без неизбежного разочарования. К тому же, с женщиной, в чьей симпатии сомневаться не приходилось. Он не до конца представлял себе, как это получается у остальных, но верил, что разберется на ходу. Кроме того, в подобной ситуации глупо расстраиваться отказу.
Безоблачное начало вселяло уверенность. Леди Виктория встретила его весьма радушно. Ей явно льстило внимание, особенно в свете опасностей, которые вот-вот захлестнут Тангла с головой. Теперь Тень не могла считать Руфуса лодырем, прохлаждающимся в университете, пока прочие заняты делом. Она даже смотрела иначе!
— Я снова должна извиниться перед вами, Сэр? — улыбнулась Виктория.
— Просто «Руф». — Он развеял маску. — За что?
— Если ты Руф, тогда я буду… — Тень задумалась на мгновение. — Я пусть буду «Ви».
— Эээ… нет, только не «Ви», — Тангл поморщился.
— Отчего же? — Виктория смахнула бумаги в ящик стола и зажгла лампы.
— Это имя для кудрявой болонки, а не для красивой женщины, — ловко выкрутился Руфус.
Он не догадывался, что на подвальном этаже флигеля псиоников настолько уютно. Однако Тангл подозревал, кто стал причиной расслабляющей обстановки «дома». Оставалось поражаться, с какой грацией Леди Виктория поправила потревоженную Руфусом высоченную стопку книг на тумбочке рядом с мягким диваном.
— Вы не ответили. — Руф хитро прищурился.
— На что? — рассеянно уточнила Тень. — Ах, да… Ну, как же? Я имела неосторожность отпускать разные замечания в адрес ваших занятий. А теперь вижу, что передо мной настоящий герой.
— Снова ирония? — Он всеми силами старался избавиться от неловкой скованности.
— Отнюдь, — возразила Виктория. — Если бы не ребенок, судьба которого все еще безрадостна, я пошла бы с вами или даже… вместо вас. Не сердитесь. С моим Арканом там выжить проще, чем с вашим.
— Кстати, как тот мальчик? — исключительно из вежливости поинтересовался Тангл.
— Почти стабилен, — с поразительной нежностью в голосе отозвалась она. — Но против него все еще выдвинуты серьезные обвинения, снять которые пока не удается. Только мое присутствие спасает Калеба от суда и приговора.
Женщина села рядом. Руф чувствовал запах ее волос, прозрачный и свежий с кокетливой горчинкой. Полметра — ничтожное расстояние, но чтобы преодолеть его, требовалось чудо.
— Руфус, ты… Ты ведь не знал Хэвэн? Не мог знать. — Тон Виктории изменился. — Конечно, не мог. Ты же еще совсем мальчик.
— Не такой уж мальчик. — Он развернулся к ней, небрежно облокотившись на спинку дивана. — Что вполне способен доказать.
Щеки Тени вспыхнули, и полметра превратились в метр.
— Как-нибудь в другой раз, — нервно рассмеялась она.
— Неизвестно, подвернется ли он, — маскируя досаду, отшутился Тангл. — Отправление в полночь.
— Так скоро? — растерялась Виктория. — И ты тратишь драгоценное время на меня, вместо того, чтобы провести его с кем-то, кто дорог?
— Разве я что-то трачу? По-моему, нет.
Обманывать женщину оказалось неожиданно просто. Тем более, когда ложь кроется не в словах, а в том смысле, который она сама вкладывает в них. Более удачного момента для сокращения дистанции не придумать, поэтому Руф, набравшись наглости, подвинулся ближе и взял Викторию за руку. Аккуратная ладонь дышала жаром даже сквозь перчатку.
Секунды таяли, а Тень не выказывала возражений. Памятуя о «пощечине с огоньком», которой Леди Антонова наградила Вильгельма, Руфус решил усыпить ее бдительность доверительной беседой.
— В любом случае вы, безусловно, правы, — начал он. — Я не знаком с Хэвэн Харпер. Достаточно того, что она попала в беду.
— Хэвэн? В беду? — Виктория взглянула на него, как на несмышленого ребенка. — Для таких, как мы, «беда» столь же естественное окружение, как вода для рыбы. Кто-то, может, и сомневается, только не я. Будь готов встретить не «пленницу, ожидающую спасения», а сильного союзника. И на благодарность рассчитывать не советую. Это слово не поместилось в ее словарь. Хэвэн — живой факел. Во всем.
— Мне не нужна благодарность! — забыв о цели разговора, вспылил Тангл.
— Правильно. Не играй, оставайся собой. — Тень потянулась и ласково заправила его непослушные волосы за ухо. — А то нелепая лесть, незаслуженные комплименты… Я не настолько глупа. Вилли ведь выболтал мой возраст?
— Ты слишком плохо думаешь о нем. — Резкая смена ролей застала Руфуса врасплох.
— Вильгельм все равно ошибается.
Теперь уже не он, а Виктория владела ситуацией. Женщина непринужденно читала несчастного Тангла, как знакомый роман. Внезапно она оказалась очень близко. Так близко, что Руф едва не отпрянул.
— Играть несложно, — прошептала Тень, почти касаясь его щеки губами. — Но что произойдет, если ты победишь? Чувства — не фишки. Они обжигают. Ты холоден. Не боишься потерять больше, чем обретешь?
— Что, например?
— Так, пустячок. Себя. — Виктория закатила глаза. — Мне как-то рассказывали про мальчика, который меньше всего хотел быть похожим на своего наставника. Он даже отказался стричься в знак протеста. Посмотри на меня, Руфус.
Правда кусалась. Возможно, в корне неверно строить жизнь на отрицании, только выбор сделан. Отношение Маркуса к женщине, как к набору привлекательных частей тела, вызывало стойкое отвращение. Безобидные шуточки Вильгельма раздражали. А тут сам Руф чуть не перешагнул невидимую черту, за которой уже он стал бы подлецом, обманувшим чужое доверие. Пускай Виктория умна, но нескладное признание сломит ее сопротивление. Заставит забыть, потерять голову и…
— Кто конкретно рассказывает подобные истории? — хрипло спросил Тангл.
— Канани.
Вряд ли внутренние терзания Руфуса не отразились на лице. Виктория мученически вздохнула, отстранилась и предельно серьезно взглянула на него.
— Я… не влюблена в тебя, — грустно и капельку торжественно произнесла Тень. — Как и ты в меня. Этого знания хватит, чтобы не совершить ошибки.
— Теперь, по логике вещей, я должен извиниться и уйти?
Руф не чувствовал ничего, кроме сосущей пустоты и странного обновления. Словно бы с него счистили лишнее. «Тебя снова послали вдаль, но на сей раз как-то очень ласково», — съехидничал внутренний голос.
— Вовсе нет, — улыбнулась Виктория. — Ты устал и запутался. Делу поможет стакан теплого молока и здоровый сон.
Она растворилась в полумраке, а вернулась с обещанным напитком.
— Устраивайся, — шепотом попросила Тень.
— А это уместно? — смутился Руфус.
— Учитывая твои прежние планы, в самый раз, — пошутила та.
И будто камень свалился с плеч. Стакан запотел, над поверхностью молока появился ароматный пар.
— Знаешь, мы с Канани подружки, — тихонько сказала Виктория. — Я… старше. Моя пара уже давно не служит.
— Что с ней? — Руф сдержал зевок.
— Ничего особенного. — Тень вручила ему стакан и достала из тумбочки подушку и плед. — Олеська — пилот Звездного. Она пишет добрые письма.
— А разве не легче просто поговорить? — Руфус цеплялся за любую ерунду, чтобы не выпустить наружу едкий стыд.
— Возможно, но в письме больше простора. Так ты точно скажешь ровно то, что хотел, и теми словами, которые нужны. Это почти ритуал. Островок размеренности в сумасшедшем океане жизни. — Леди Виктория щурилась, как кошка.
— Надо будет попробовать как-нибудь. — Он с благодарностью вернул пустой стакан.
— Тебе понравится, — пообещала та.
Тут Руф понял, что все его хитроумные планы и неприличные намерения — цветастая ширма, чтобы спрятаться от страха. Пока он яростно убеждал Коллоу в своей готовности, верил в нее. Но стоило остаться один на один с неотвратимым будущим, как сердце сжималось, и к горлу подступал крик. С детства знакомое чувство — когда стоишь за дверью перед экзаменом и вроде учил, но душа все равно уходит в пятки — только стократ сильнее. Цена провала ни больше, ни меньше — смерть.
