Аттестат зрелости 2 (СИ) - Рюмин Сергей

— Чего это он? — удивился я.

Василий Макарович вполголоса сообщил:

— Весна. Гон у него. По лесам, по полям бегает по ночам, подругу себе ищет.

Я открыл рот.

— Нифига себе…

— Через пару недель успокоится, — отмахнулся лесник. — Он вообще в таком состоянии ни для кого не опасен. Не беспокойся.

— Ну, пойдём смотреть твои хоромы? — громко спросил он.

Он вошел во двор первым, отомкнув висячий замок на калитке. Maman ахнула.

— Ой, как здорово…

Снег во дворе уже почти сошел, правда, благодаря тому, что его регулярно вычищали.

— Осталось сад вычистить, — заметил лесник. — Через пару недель займемся.

— Через пару недель я приеду саженцы высаживать, — хохотнул я. — Начнем с тебя, потом с Селифана. А уж потом здесь. Поговори с ним, он подскажет, где у тебя лучше их посадить. Я-то по периметру участка посажу.

— Привезем пару машин чернозема, — продолжал Василий Макарович, вроде как не обращая внимания на мои слова. Но я заметил его кивок.

— Разровняем всё, забор покрасим.

— Забор мы и сами можем, — влезла maman. Лесник поморщился.

— Идём в избу…

Изба? Нет, это был почти дворец. Сначала мы вошли в пристройку, в так называемые сени. Maman восторженно вздохнула. Пристройка была на сваях. Свежие струганные плотно подогнанные доски источали одуряющий свежий смолистый запах. Утепленные стены изнутри тоже были отделаны отполированной сосновой доской.

— Эта дверь в летнюю комнату!

Лесник приоткрыл одну дверь. Ага, почти полный аналог терраски, в которой я жил у бабки с дедом.

Василий Макарович открыл дверь в дом. Всё было действительно готово. Даже печь ухитрились побелить и поставить мебель. Деревянную, вычурную, тяжелую, ручной работы. Не подвел лесхозовский директор!

Из кухни дверь вела в большую проходную комнату. Оттуда еще одна дверь — в комнату поменьше. В каждой комнате стояла кровать, тоже ручной работы, шкаф. В большой комнате еще и стол с тумбочкой. И всё отделано вагонкой — свежей, сосновой не крашенной и не лакированной.

В большой и маленькой комнатах в углу стояли небольшие печки.

— Мы не стали паровое отопление проводить, — ответил на мой молчаливый вопрос лесник. — Поставили печурки в каждой комнате. Топятся быстро, а дом тепло держит долго. Дров привезем попозже побольше.

Я кивнул. В пристройке я заметил небольшой запас дров.

Потом Василий Макарович повел maman смотреть баню, а я вдоль забора направился в сад. Меня больше всего волновал вопрос высадки дубков. Снегу еще хватало. Я вздохнул. Может, сойдет за две недели?

Maman и лесник вернулись во двор. Maman разве что не прыгала от радости. Ей нравилось практически всё: от навеса во дворе, где лежали доски до обстановки в доме.

— Одно плохо, — вздохнула она. — От города далеко. На работу ездить невозможно.

Мы переглянулись с лесником, улыбнулись друг другу.

— Еремеич спит?

Василий Макарович кивнул.

— Через две недели на следующий твой визит обязательно должен проснуться.

— Домовой с банником нужны, — задумчиво сказал я.

Василий Макарович осклабился, махнул в сторону заброшенного дома с провалившейся крышей:

— Вон там как раз есть свободные: и домовой, и банник. Хочешь, сходим?

— Хочу, — загорелся я.

— Пошли! Только мать не бери!

— Мэм! — позвал я. — Сходи, Альку проведай!

Я показал ей в сторону домика ведьмы.

— А мы сейчас до одного места дойдем.

— Этот дом уже 20 лет, как брошен, — сообщил лесник, указывая на покосившуюся избу с провалившейся крышей. — Домовой здесь хозяйственный, а то бы изба уже по бревнышкам раскатилась бы… Его Селифан раз в месяц молоком кормит. Вот он и держится.

Мы перешагнули через доски поваленного забора, заглянули в открытую дверь.

— Хозяин, покажись гостям, не прячься, — попросил лесник, выкладывая на порог ломоть черного хлеба.

Из-под печки вылез человечек, не человечек, какое-то лохматое нечесанное существо в домотканых штанах, лаптях и рваной телогреечке. Он ухватил хлеб, буркнул:

— Благодарствую.

И поинтересовался:

— Чего надоть?

— Пойдёшь ко мне жить? — опередил я лесника. Домовой осмотрел меня с ног до головы. Глазенки у него были маленькие, черные, словно у мыши, и пронзительные.

— Дом новый? — обстоятельно поинтересовался он. — Большой? Печь есть?

— Новый, — кивнул я. — Есть. И баня есть. Как звать-величать тебя?

— Авдей я, — степенно ответил домовой. — Авдей Евсеич. Отчего ж не пойти, пойду!

Откуда-то сверху перед нами упал самый настоящий лапоть.

— Хозяин домовой, пойдем со мной в новый дом! — сказал я.

Домовой сел в лапоть и пропал.

— Неси, — улыбнулся Василий Макарович. — Тащи домой, положи рядом с печкой. И приходи обратно. Нам еще банника забрать надо.

С банником Федулом мы познакомились таким же образом. Он, как и домовой, был рад-радешенек сбежать из старой вросшей в землю покосившейся избушки, когда-то бывшей баней. Его я перенес на старом дубовой венике. Этот веник занёс в баню, бросил на печь.

Федул, в отличие от домового, сразу же показался, поклонился мне и попросил разрешения побыстрее истопить печь. Я разрешил.

И домовому, и баннику я сообщил, что в следующий раз приеду через две недели, а перееду сюда из города на постоянное жительство не раньше июля. Банник опять поклонился. А домовой в ответ пробурчал что-то и исчез.

— Невежливый он какой-то, — заметил я.

— Не прижился еще, — пояснил лесник. — Хозяйство не осмотрел. Не принял…

— Мне бы еще небольшой сруб в саду поставить, — попросил я. — Домик, что-то вроде рабочего кабинета.

Василий Макарович задумался.

— Можно, конечно. Но это только не раньше мая. Четыре на четыре хватит?

Я прикинул, подумал.

— Хватит!

Глава 26

Глава 26

Старые знакомые

— Давай в Бахмачеевку заскочим! — выдала maman. Я хотел отказаться, но, взглянув на неё, передумал.

— Поехали! — решил я.

— Так, я с вами! — тут же «упал на хвоста» Василий Макарович. — Вы ж короткой дорогой поедете, а мне в объезд крюк километров в 10.

— Почему? — удивилась maman. — Насколько я помню, прямой дороги от Кочаров до Бахмачеевки никогда не было. Тут же болото, шмак!

— У него всегда есть прямая дорожка, — хитро улыбнулся лесник.

— Поехали! — скомандовал я, пресекая дальнейшие споры. На выезде из Кочаров я вышел из машины. Прикрыл дверь, чтобы maman не слышала и сказал:

— Откройся мне дорожка-дороженька до деревни Бахмачеевка короткая да гладкая!

Запрыгнул в салон и поехал прямо. Дорога вроде была та же самая, что вела от окраины Коршево. Снег под колесами не наблюдался, только слежавшийся песок. Мы проехали метров триста, пока впереди не появился просвет. Сзади гудел «уазик» лесника, двигавшийся за нами, едва не упираясь в бампер.

— Ой, а как это ты проехал? — удивилась maman, стоило машине выехать из леса. Прямо перед нами метрах в пятидесяти была окраина деревни. Я чуть принял вправо. Василий Макарович обогнал меня, бибикнув на прощанье.

— По болоту что ли? — задумалась maman. — Да, нет, на болоте ни одного дерева не растёт. По лесу? А речка тогда где?

Рядом прыснула Альбинка. Maman пихнула её в бок:

— Хватит смеяться! Объяснили бы лучше!

— Ему лесной хозяин ворожит! — заявила Алька. — Без шуток.

Maman замолчала и отвернулась — обиделась.

— Правда, Нин, — Алька обняла её. — У него леший в друзьях.

— Лесной хозяин! — поправил её я, останавливаясь у дома деда. — Приехали, мэм!

Maman выскочила из машины, бросилась к калитке, побежала к дому.

— С лета здесь не была, — пояснил я. — Пойдём или здесь сидеть будем?

— Пойдем, — вздохнула Алька. — Нин Пална уже просветила про твои тёрки с бабкой.

— Это всё поп местный ей в уши напел, — объяснил я. — Сейчас концерт начнётся.