Евгений Щепетнов - Грифон
Алтарь, как здесь его называли, находился в отдельной пристройке, напоминающей некую часовню. Постамент, в который вделано подобие корыта, или здоровенной медной лохани. В потолке крюк.
Вначале я не понял, для чего это приспособление, но когда улыбающуюся девушку стали поднимать на веревке, привязанной к ногам, — понял, для чего этот крюк.
В комнате было человек двадцать приближенных к Марии мутантов — в основном постельные партнеры, охранники и телохранители. Все обнажены, как и она сама. Привели и Василису, поставив ее рядом со мной.
Подвешенная за ноги девушка так и продолжала улыбаться, преданными глазами глядя на хозяйку, когда та взяла нож, лежащий на столике в углу, и подошла к ней, ласково огладив полную грудь девушки:
— Хорошая емкость. Жидкости будет много, — сказал Мария и спросила: — В туалет ее водили? Мне не надо, чтобы кровь была с примесью мочи.
— Да, Мария, водили! — хором ответили три девушки-оборотня. — Она чиста, мы ее отмыли.
— Хорошо, — кивнула нимфа. — Вася, слушай меня. Сейчас я буду читать заклинание, а когда закончу и скажу: «Давай» — ты должен ей перерезать горло. Только так аккуратно, чтобы не брызгало в стороны, а стекало в корыто. Смотри — хоть капля выплеснется наружу — я тебя накажу, а еще — накажу твою девку, я ее изобью до крови. Еще — когда будешь резать, ты должен сделать так, чтобы жертва умерла не сразу, иначе много крови останется в теле и бесполезно пропадет. Старайся, и я тебя награжу. Будешь удостоен сегодня постелью со мной. Все понял?
— Да, Мария! — радостно сказал я и уцепился за нож, удобно легший в руку. Нож был вороненым, черным, чем-то напоминал тот нож, которым когда-то, в незапамятное время, собирался убить меня неизвестный чернокнижник. Его узкое лезвие хищно торчало вперед и как будто само тянулось к горлу жертвы.
Мария речитативом затянула «стихи», состоящие из неизвестных, непонятных мне слов, меняя тон и высоту звука. Это опять напомнило мне чернокнижника, против воли которого я стал некромантом. В комнате стало холодно, и я покрылся мурашками. Мне показалось, что как-то даже потемнело, будто солнце закрыла небольшая тучка.
Речитатив Марии оборвался, и она резко приказала:
— Режь!
Я немного помедлил — любовь к Марии боролась во мне с мыслью о невозможности происходящего — как я могу убить беззащитную жертву? Сам? Своей рукой? Но все это растворилось во всепоглощающем чувстве любви, подчинения и радости исполнения приказа хозяйки.
Я выступил вперед, взял девушку за шею со стороны затылка (ее волосы заранее были коротко обрезаны, чтобы не мешали процедуре) и, подняв нож, надрезал ее кожу у подбородка, расширив надрез так, чтобы кровь стекала легко и быстро, но девушка сразу не умерла.
Надрезанная сонная артерия запульсировала кровью, брызнувшей на меня, на стоящую рядом Василису, на Марию, недовольно скривившую губы и я с горечью понял — сегодня не видать мне тела хозяйки как своих ушей и опять буду спать исхлестанный до крови.
Я отошел в сторону, посмотрел на Василису — та стояла прямо, забрызганная красными каплями и, расширив глаза, смотрела на происходящее, время от времени облизывая окровавленные губы розовым язычком. Почему-то мне послышался тихий звук, как будто кто-то натянул струну. Я было задумался — что бы это означало, но мысли сбились, снова затопленные волной любви к Марии.
Глаза жертвы, так блаженно улыбавшейся, потускнели, как будто потягиваясь поволокой, а в корыте под ней скапливалась густая красная жидкость, и натекло ее уже литра три, не меньше.
Когда по телу девушки прошли последние судороги, Мария снова затянула речитатив, бросив в кровь щепотку какого-то черного порошка. Красная жидкость закипела, забурлила, и в воздухе почему-то запахло озоном. Кровь изменялась в цвете и парила, Мария совершала вокруг нее пассы, пока неожиданно бурление не прекратилось и жидкость не стала совершенно прозрачной, как вода. Вот сейчас только это была кровь, и вот — «вино».
Мария взяла небольшой ковшик, по виду серебряный (он был черненным и украшен различными рисунками), вмещавший с рюмку жидкости, зачерпнула из корыта и с удовольствием выпила то, что получилось. Потом еще, еще ковшик. Наконец, она перестала пить и встала, закрыв глаза. Ее тело как будто покрылось туманной дымкой, и когда та рассеялась, женщина засияла красотой двадцатилетней девушки — молодая, свежая, прекрасная и желанная! Зачерпнув ковшик, Мария подала его мне:
— Пей!
Я взял серебряный сосуд и, не колеблясь, выпил его содержимое. Вкус напоминал легкое сухое вино — терпкий и горьковатый. В пищевод будто пролилась струя расплавленного железа, а потом тело охватило радостное ощущение молодости, здоровья, наплыва сил и счастья, безудержного, великого, необъяснимого счастья! И любви к своей хозяйке… Я даже вздрогнул и слегка застонал, глядя на Марию, довольно улыбнувшуюся мне в ответ:
— Хорошо, да? Это эликсир бессмертия и здоровья! И эти придурки изгнали меня из человеческого общества за такие эксперименты?! Твари! Ну что стоит жизнь этой девки по сравнению с жизнью тех, кто нужен миру? Ее кровь, ее смерть принесет здоровье и жизнь десяткам более нужных обществу существ! Теперь ты пей! — Женщина поднесла ковшик к губам Василисы, и та выпила, вздрогнув и простонав, как я. Следом за нами выпили все, кто был в комнате, — Мария давала им понемногу, гораздо меньше, чем нам с Василисой, — жидкости было не так много, и надо растянуть на всех, на все селение, понял я. Следом потянулись все — и взрослые, и дети, и каждый отпивал толику животворящей крови.
Праздник крови закончился пиром, радостными плясками, а по окончании — оргией, на которой занимались сексом все, с кем хотел и как хотел. Мы же с Марией уединились в ее комнате, где она исхлестала меня и Василису плетью, заставив потом смотреть, как два оборотня по очереди утоляли ее похоть.
Поужинав объедками со стола хозяйки, посапывающей во сне, в окружении двух парней-оборотней, мы с Василисой уснули на полу рядом с нимфой, обнявшись и прижавшись друг к другу, как два щенка.
Проснулись мы от грохота. Я думал, что мне приснилось. Однако — нет. В окна дома светил прожектор, а голос из громкоговорителя кричал:
— Всем бросить оружие! В противном случае открываем огонь!
Мария вскочила с постели и бросилась к окну. Ее красивое лицо ощерилось в злой улыбке, и она крикнула:
— Ну что, Вася, развлечемся! Быстро вызвал духов! Уничтожить вертолет!
Через секунду передо мной стояла толпа духов, ожидающих приказания. Я объяснил им, что нужно сделать, и те тут же понеслись выполнять.
Грохот за окном, вспышка пламени — Мария бросилась к окну посмотреть, что там случилось, и… напрасно она это сделала. Очень даже напрасно.
Я видел документальный фильм о крушении боевого вертолета. Так вот — там, когда падала эта штука, надо было прятаться за бугорок и не высовывать головы, пока не остановились двигатели и не перестали взрываться в огне снаряды, густо заложенные в нутро аппарата. Похоже, что Мария этого фильма не видела, так как сунула свой нос туда, куда не надо. В это время работающий движок геликоптера как раз молотил лопастями по земле, и одна из них, не выдержав перегрузок, оторвалась и с шелестением полетела по воздуху, как гигантский меч. «Меч» с грохотом и брызгами стекол выбил раму и напрочь снес прекрасную голову нимфы, раздробив ее в лохмотья.
Это было как выныривание из омута. Я вздохнул, хватая воздух широко открытым ртом, взглянул на Василису, тоже ошеломленную происшедшим, и сказал:
— Свободны.
Около секунды я раздумывал — кто напал на хутор и зачем, когда вопрос решился сам собой:
— Василий Кольцов и Василиса Гринькова! Сдавайтесь! В противном случае вы будете уничтожены!
— Вась, как они нас нашли? — ошеломленно спросила Василиса.
— Кровь. Ты слизнула кровь во время обряда. Это разблокировало твою поисковую нить. Помнишь, я уколол тебя булавкой еще в машине? Вот. Тогда я и заблокировал тебя. Теперь они знают, где ты находишься. Сейчас исправим! Найди что-нибудь острое!
Мы бросились искать, не обращая внимания на двух застывших, как в ступоре, оборотней, стоящих над трупом своей госпожи. Было не до них.
— Нож! Пойдет? — крикнула Василиса, порывшись в углу, на столике.
— Давай! Скорее! — Схватив нож, я ткнул им в запястье сморщившейся от боли девушки и слизнул каплю крови, выпалив заклинание. Струна снова тренькнула — нить оборвалась.
— Одеваемся, быстро! Бежать надо! — крикнул я и бросился на поиск одежды. Нашел штаны, рубаху, натянул на себя. Василиса схватила шмотки нимфы и тоже стала одеваться, тем более что они прекрасно подходили ей по размеру. Прошло всего минут пять с того момента, как упала мертвая нимфа, — а мы уже стояли одетые и обутые. Нашей скорости позавидовали бы и солдаты, вскакивающие по тревоге.
