Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)
Быстро объехав стоянку, он с легкостью последовал за машиной, которая поехала в сторону побережья.
Ему не требовалось видеть их габаритные огни, было достаточно того, что он слышал их мерзкие разговоры. «Никто ни хрена не знает!»
Водитель был на грани истерики. «Все это мне не нравится, — говорил он, — видит бог, лучше бы я в это вообще не ввязывался». И выпалил, что не поедет обратно, что бы они там ни сказали. Это было чистое безумие, ехать сюда и тусоваться с репортерами. Двое других не обращали на него никакого внимания, поздравляя друг друга с победой.
Ветер нес запах, и запах был силен.
Ройбен ехал за ними в полной темноте. Разговор перешел к техническим подробностям. Выбросить тело сегодня на дороге в Мьюирский лес или подождать пару часов, поближе к рассвету?
Тело. Ройбен понял, что это был за запах. У них в машине тело. Еще один ребенок. Зрение Ройбена обострилось, он увидел машину во тьме, увидел сквозь заднее стекло силуэт смеющегося парня. Услышал ругань водителя, пытавшегося увидеть дорогу сквозь пелену дождя.
— Говорю тебе, дорога в Мьюирский лес слишком близко, — сказал водитель. — Ты торопишься, просто торопишься.
— Черт, чем ближе, тем лучше. Неужели ты не видишь, как все совершенно? Надо выкинуть тело прямо на дороге, идущей от дома.
Смех.
Ройбен подъехал ближе, и запах стал таким сильным, что он едва мог дышать. И запах разложения, от которого он почувствовал тошноту.
По коже пошли мурашки, и он почувствовал спазмы в животе, в груди, сладостное ощущение по коже головы. Волосы постепенно покрыли все его тело, будто его гладили любящие руки, лелея зарождающуюся в нем силу.
«Лендровер» набирал скорость.
— Слушай, мы им срок дали до пяти утра. Если они не ответят по электронке, выбросим тело. Будет выглядеть так, будто мы его только что убили.
Значит, на сей раз жертва — мальчик.
— А если к полудню ничего не будет, скажем, выкинем ту учительницу, с длинными волосами.
Боже правый, они, что, уже всех убили?
Нет, невозможно. Им просто нет разницы между живыми и мертвыми, потому что они собираются убить всех.
Ройбен вел машину, и в нем вскипала ярость.
Почувствовал, что сидит выше, а руки покрыты шерстью. Держись, держись крепче. Пальцы еще сохранили человеческую форму, но длинная грива спустилась на плечи, зрение обострилось еще сильнее. А звуки он слышал, казалось, на мили вокруг.
Машина, казалось, ехала сама по себе.
Впереди «Лендровер» резко свернул. Они поехали в Милл Вэлли, городок в лесу, по извилистой дороге.
Ройбен притормозил.
И тут его уши заполнил хор голосов.
Дети, кричащие, плачущие, женщины, пытающиеся их успокоить, что-то напевающие. Они в месте, где мало воздуха. Некоторые кашляли, другие стонали. У Ройбена было ощущение полной темноты. Чувствами он уже был там!
«Лендровер» свернул на заброшенную грунтовую дорогу и снова начал набирать скорость. Красные габаритные огни исчезли среди деревьев.
Ройбен точно знал, где находятся дети. Он это чувствовал.
Медленно поехал на «Порше» между дубами и выехал на край крутого склона, обрывавшегося в долину, куда уехал «Лендровер». Остановил машину.
Вышел наружу, сдернул неудобную одежду и обувь. Превращение закончилось, наполнив его невыразимым удовольствием.
Заставил себя аккуратно сложить одежду в машину. Он понимал, что это важно, важно и закрыть машину. Спрятал ключи среди корней ближайшего дерева.
«Лендровер» ехал внизу, по долине. Выехал на заросшую травой лужайку рядом с большим красивым домом, просторным, трехэтажным. На всех этажах горел свет. Рядом с домом, в задней части участка, стоял окруженный деревьями и обвитый лианами сарай.
Дети и учителя в сарае.
Приглушенные голоса похитителей тянулись к нему, будто дым к ноздрям.
Ройбен ринулся вниз по склону, быстро сокращая расстояние между собой и будущими жертвами, прыгая с дерева на дерево, минуя один за другим дома, примостившиеся на склоне. Он спрыгнул на лужайку в тот самый момент, когда молодые парни входили в дом.
Дом сверкал в ночи, будто свадебный пирог со свечами.
Против воли из горла Ройбена вырвался рык. Животный рык, который не мог зародиться в человеческой груди.
Все трое обернулись, стоя в вестибюле дома, и увидели, как он несется на них. Их крики потонули в громе его рычания. Один из троих упал, но двое других, только что исполненные ликования, бросились бежать.
Он с легкостью настиг первого и вспорол ему шею когтями. Хлынула кровь. Ему хотелось вцепиться зубами в плоть, всеми фибрами души хотелось, но времени не было. Подняв изувеченное тело в когтях, он отбросил его далеко в сторону, к дороге.
О, так мало, слишком быстро!
Сделав огромный прыжок, он настиг двоих других, которые возились с задней дверью, которая, видимо, была заперта. Один из врагов в истерике принялся царапать ногтями стекло.
А вот у другого был пистолет. Ройбен сразу увидел его, перехватил противнику руку в запястье и мгновенно сломал. Отбросил пистолет в сторону.
Уже хотел сомкнуть челюсти на его горле. Он не мог остановить себя, он должен был это сделать. Он жаждал этого! Почему бы и нет, ведь он не собирался оставлять этого человека в живых, ни за что.
Не прекращая утробно рычать, он погрузил зубы в горло и лицо человека. Стиснул челюсти изо всех сил, почувствовал, как ломаются кости. Умирающий застонал.
Ройбен почувствовал дрожь, когда по языку потекла кровь из головы противника.
Убийца, мерзкий убийца.
Он вцепился зубами в плечо противнику, оторвал ткань одежды и плоть. Вкус плоти был насыщенный, опьяняющий, пусть и смешанный с запахом зла, запахом злобы, запахом полнейшего душевного разложения. Ройбену хотелось содрать с него одежду и пожрать целиком, обнаженного. Ему всегда этого хотелось, почему же он не позволял себе этого?
Но где другой преступник? Нельзя дать уйти последнему из троих.
Но этого и не могло случиться. Третий окаменел. Втиснулся в угол, сполз на пол, сильно дрожа. Выставил вперед руки. Что у него изо рта хлещет, вода или рвота? Обмочился от ужаса, и лужа расплылась вокруг него по покрытому плиткой полу.
Это мерзкое зрелище довело Ройбена до безумия.
Убили детей, убили их. Здесь воняет убийством. И воняет трусостью.
Бросившись на противника, он схватил его за грудь когтями обеих лап и сдавил. Услышал, как ломаются кости, глядел на бледное дрожащее лицо врага, пока у того не затуманились глаза.
О, ты слишком быстро умер, трусливое животное.
Он ударил тело о пол. Все еще не удовлетворившись, продолжая рычать, схватил тело и вышвырнул сквозь боковое окно. Зазвенело и посыпалось стекло, тело исчезло в темноте под дождем.
Внезапно Ройбена охватило сильное разочарование. Они все мертвы. Он застонал, из его груди вырвался резкий всхлип. Все слишком быстро. Запрокинув голову, он снова зарычал. Челюсти ломило. Он сжал их, снова открыл и снова зарычал. Такой жажды он не чувствовал никогда в жизни. Был готов вцепиться зубами в дверные проемы, во что угодно, что только попадется.
Изо рта стекала слюна. Он зло вытер ее. Когти были покрыты кровью. Дети, неужели ты забыл о детях? Забыл, зачем вообще ты здесь?
Шатаясь, он побрел обратно к передней двери, ударяя лапами по зеркалам и картинам в рамах, покрывавшим стены. Хотелось крушить мебель. Но он должен был идти к детям.
Заметил клавиатуру сигнализации, такую же, как в его доме в Мендосино. Нажал синюю кнопку, вызывая медиков, потом красную, вызывая пожарных.
Тишину разорвал вой сигнализации.
Он вскрикнул, прикрыв уши. Боль была невыносимой, голова начала пульсировать. Нет времени искать источник этого оглушительного воя, чтобы прекратить его.
Надо спешить. Этот звук его с ума сведет.
В считаные секунды он добрался до сарая, сорвал замки, разламывая на части двери, которые упали внутрь.
И в ярком свете, идущем от дома, увидел школьный автобус, обмотанный цепями и обернутый сантехнической лентой. Камера пыток.
Дети вопили, обезумев от страха, высокими, пронзительными голосами, но завывание сигнализации практически заглушило это. Он ощущал их ужас, их отчаяние. Они думали, что вот-вот умрут. Но через пару секунд они узнают, что спасены. Узнают, что обрели свободу.
Когти рвали ленту, будто туалетную бумагу. Одной лапой он разбил стекло на двери, и вырвал дверь автобуса.
В ноздри ударил тошнотворный запах — фекалий, рвоты, мочи, пота. Какая жестокость. Ему хотелось завыть.
Он попятился. Завывание сигнализации сбивало его с толку, лишало сил. Но дело почти сделано.
Он выбрался из сарая, под дождь, на скользкую землю. Ему отчаянно хотелось вытащить мертвого ребенка из «Лендровера» и положить тело там, где его точно найдут, но он больше не мог выносить шум. Они найдут его, наверняка. Просто такое чувство, что неправильно оставить его там. Неправильно не дать им полного представления о происшедшем.
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/103310/103310.jpg)
![Юрий Бурносов - Армагеддон [трилогия]](/uploads/posts/books/104290/104290.jpg)
