Тот самый (СИ) - Зимин Дмитрий
Я ничего не понял, но переспрашивать не стал. Спросил о другом:
— Зачем нас в следственный отдел вызвали, не знаете?
— Как не знать, — скучно зевнул шеф. — Дело шьют. Опять кто-то жалобу настрочил.
— Жалобу? На вас?
— Слушай, не приставай, — нежно попросил Алекс. — Вот приедем, майор сам всё расскажет. А я подремлю. Устал я сегодня…
Но поспать ему не удалось.
Объездная, плавно переходящая в проспект, вела через мост — мы чудом успели до того, как его стали разводить. И я был на двести процентов уверен, что за нами никого — Хам был последней машиной, успевшей на правый берег.
Тем не менее, через пару секунд после того, как мы миновали мост, сзади образовались три пары желтых горящих глаз и устремились за нами.
Я дал газу.
Раздражает, когда фарят прямо в зеркало… Лично я считаю, что так делают только козлы и дебилы.
Хам — бегемот неповоротливый, но если дорога ровная, а еще лучше — под горку, может разогнаться до ста сорока. Быстрее не получается, я проверял.
Но сейчас ни о каких горках речи не было, ехали мы по низине, меж серых болот, и в недалёком будущем из этой низины предстояло выкарабкиваться.
Фары не отставали.
Пропустить? — дорога была не то, чтобы очень узкая, но в темноте блестела лишь белая разметка посередине, остальное обрывалось как бы во тьму, и слишком прижиматься к невидимой обочине не хотелось.
Я вдавил педальку в пол.
Хам нервно взревел, но чуть заметно оторвался. Во всяком случае, фары больше не слепили. Так продолжалось минуты две. Перед самым поворотом на город они скачком приблизились к нам и взяли Хама в клещи: один — сзади, двое по бокам.
Может, это давешние гопники? — мелькнула мысль. — Выследили, и таки решили поквитаться.
Но нет, — быстро понял я свою ошибку. — Тачки слишком дорогие. Бентли. Просто запредельная мечта для завсегдатаев загородной кафешки…
Алекс, почуяв опасность, встрепенулся, как Золотой Петушок, и развернувшись назад, стал орудовать под сиденьем. Достал что-то длинное, в чехле, и когда потянул собачку замка, я заметил воронёный блеск автомата.
— Вы чего? — удивлению моему небыло предела.
— Притормози, — бросил шеф.
— Да ладно, оторвёмся, — он уже высовывал в окно ствол Калашникова. — Алекс, не надо, — я нервно давил педальку в пол, но Хам только обиженно ревел, но ехать скорее решительно отказывался. Стрелка топлива стремительно ползла вниз. — Мало ли, кто это может быть.
— Свои по ночам не ездят, — буркнул шеф. — Да расслабься, я только попугаю.
И он дал очередь — слава Богу, поверх крыш.
Вновь зазвонил телефон.
Зарычав, я полез в карман джинс — нет бы, переложить в более доступное место…
— Да?.. бесило уже буквально всё: и тёмная дорога, и эти придурки на Бентли, и шеф, при любой возможности хватающийся за автомат…
— Александр Федорович? — характерный акцент моментально сбил с меня спесь. — Здравствуйте.
Меньше всего я ожидал услышать Банкира. Что характерно: этого номера он знать попросту не мог. Потому что телефон был не мой, я подобрал его у тела мёртвой женщины возле кладбища… А потом я вспомнил: Котов тоже звонил мне на этот номер.
Они что, все поголовно ясновидящие?
— Надеюсь, мои люди вас не слишком утомили?
— Так на Бентли — это ваши?
Алекс живо всунулся в салон, прижав Калаша к груди, стволом вверх, озорно и яростно сверкая глазами.
— Птичка на хвосте принесла, что вам грозит опасность, — пояснил Банкир. — А долг, как вы знаете, платежом красен.
— И… Вы знаете, кто конкретно грозит? — осторожно спросил я.
— Догадываюсь, — не стал увиливать Банкир. — Но что стоят догадки такого простого человека, как я?
Я хрюкнул. В последний момент прижав телефон динамиком к плечу…
— Спроси, как дела у супруги, — громко посоветовал шеф.
— Вашими молитвами, — услышал вопрос Банкир. — Ангелиночка сейчас на Кипре.
— Южное солнце и тёплое море — лучшие врачеватели душевных травм, — согласился Алекс. И добавил: — Спасибо, Автандил Ашотович. Я признателен вам за заботу.
— Но?.. — мудро предположил банкир
— Моей благодарности не было бы предела, если бы вы узнали, где искать этого грозящего.
— Вы понимаете, что это будет совсем другая услуга? — уточнил вежливый голос с акцентом.
— Разумеется, — небрежно бросил Алекс, закуривая. — На том свете сочтёмся.
— Я перезвоню, — поспешно бросил Банкир и отключился.
А мне оставалось только гадать: почему Алекс сказал ему ту же фразу, которую Гиллель просил передать отцу Прохору?
— Попали мы с тобой, Сергеич, — сказал Котов. — На этот раз — по-крупному.
На Суворовском нас уже ждали, и без промедления провели в кабинет майора. Находился он почему-то в подвале, на минус-н-цетом этаже. Стены имел стальные, а вместо двери — такую плиту с колесом. Как в бункере.
Мне кабинет навеял мысли о застенках НКВД, о страшных подземных казематах, где во время оно, по слухам, содержали политических. И если бы не скрещенные над входом ветки осины и ели — живые, с пахнущими древесным соком и смолой срезами, да не скромная библиотечка оккультных книжиц в добротном канцелярском шкафу, я бы почувствовал себя робко.
— Дело тебе шьют богатое, как соболья шуба. Я — как соучастник.
— Что на этот раз? — шеф уселся в одно из обтянутых штопаным дерматином кресел, поскрипел, умащиваясь, и удобно закинул ногу на ногу.
— Некромантия. В особо крупных размерах.
Я фыркнул. Как давеча отец Прохор.
— А ты зря смеёшься, — укорил меня майор. — Дело крутое, как варёное яйцо. До генерала дошли.
— До Пустобрёхова, что ль? — легкомысленно поинтересовался Алекс. — Тогда всё нормально.
— Ясен пень, нормально, — нахохлился Котов. — Что делать-то будем?
Я смотрел на них, как баран на новые ворота.
— Отдел у меня, Саша, специфический, — сжалился Котов. — Учреждён ещё при светлой памяти Александре Христофоровиче.
— Это Бенкендорфу-то светлая память? — скептически поднял бровь Алекс.
— Ему, — упрямо мотнул чубом Котов.
— Но ведь он был начальником тайной царской полиции, — удивился я.
— Ключевое слово «тайной», — мудро поднял указательный палец майор. — А как еще можно назвать организацию по борьбе с упырями, колдунами и всякой другой нечистью?
— Если рядом объявиться чёрт с рогами, — глумливо пробормотал Алекс, — То мы должны быть готовы начать производство святой воды в промышленных масштабах…
— Его выражение, — осклабился Котов. — Раньше оно у нас вот здесь висело, — майор указал себе за спину, на пустую стену. — Но в советское время пришлось снять. В рамках антирелигиозной программы.
Котов слез со стола, на котором сидел боком, и потянулся к графину, налить себе воды.
— После революции тайную миссию на себя принял сам Гувернёр, Амбросий Палыч. Возродил, можно сказать, совсем захиревший отдел, придал должного блеску…
Я слушал и смотрел на Котовский стол. То было древнее и благородное строение. С массивными, поеденными древоточцем тумбами. Слышал, антиквары так вообще за мебель не считают ту, в которой нет фамильного древоточца…
Ящики его наверняка закрывались на немецкие замки, а на обтянутой когда-то зелёным, а теперь уже серым от старости, вытертым плюшем столешнице, можно было играть в бильярд.
Какие тайны скрываются в этом столе? — меланхолично думал я. — Наверняка за ним Александр Христофорович и сидел. Перебирал бумаги, откладывая одни, и ставя на другие страшную, как приговор, печать…