Тот самый (СИ) - Зимин Дмитрий
Вырулив с кладбища, я проехал метров пятьсот, и только сейчас сообразил, что мертвецы — и ходячие, и те, которых упокоили мы с Алексом, — куда-то делись. А потом вспомнил: шесть-шесть-шесть. Я же сам вызывал команду уборки.
— Так что там по близнецам? — спросил я, чтобы не молчать. С уходом Мириам в груди моей что-то оборвалось, и я ещё не свыкся с новым положением дел.
— Пока это лишь догадки, — произнёс Алекс нехотя, через пару секунд. — В-общем, он предложил соединить доппельгангеров. Совместить в пространстве. Что-то насчёт колесницы судьбы — «что вверху — то и внизу»… Словом, Каббала.
— А Гиллель каббалист? — с любопытством спросил я. Алекс фыркнул.
— Сторож? На еврейском кладбище? Я тебя умоляю…
Сказал он с такой особенной интонацией, как это делают одесские евреи. Никогда не знаешь: издеваются над тобой, или шутят всерьёз.
Я позвонил отцу Прохору. Выяснил, где нашли второго пацана. Оказалось, что место это — на другом конце города, на каких-то прудах.
Была середина дня. Пешеходы, пробки, депутатские мигалки — словом, казни египетские. Рулить в плотном потоке на широком, как беременный бегемот, хаммере, а еще следить за навигатором и говорить по телефону — занятие не для слабонервных. А вот Алекс уснул. Взял, и отключился, закутав нос в воротник своей серой шинели.
Стало одиноко. Вновь перед глазами соткался образ Мириам, и я чуть не наехал на белого Жука. Из окошка высунулась тоненькая женская ручка и показала средний палец.
Это знак, — злорадно подумал я. — Ничего мне не светит с такой девушкой. Дочь кладбищенского сторожа, к тому же — каббалистка.
В том, что Мириам полностью разделяет учение отца, я даже не сомневался.
Если б о моей нынешней жизни я рассказал университетским друзьям — не спрашивая, скрутили бы и сдали на попечение специалистов со смирительными рубашками.
Впрочем, когда я сказал, что бросаю учёбу и еду в Сирию — они хотели сделать то же самое.
Удивительно, как мало я в последнее время думал о войне. Раньше не было ни дня, ни одной ночи, чтобы меня не подбрасывало от воображаемых взрывов, не дёргало от видений оскаленных лиц смертников, и не корёжило от воспоминаний о холодных, залитых обжигающей кровью каменных плитах.
Похоже, действительность, с её невозможными, фантастическими обстоятельствами, полностью заслонила мою прошлую жизнь. В психологии это называется замещением. Я же считал подарком судьбы.
Правильно сказала Мириам: я ни за что не откажусь от моей новой работы.
Добирался до точки я долго, муторно и не без приключений. Один раз меня тормознул патруль — задумавшись, я проехал на красный… Не просыпаясь, Алекс сунул в нос лейтенанту какие-то корочки, и тот, взяв под козырёк, испарился.
В другой раз я, поверив ласковому голосу призрака в навигаторе, свернул на какую-то узкую улицу, и… натурально застрял. Мусорные баки громоздились сплошной чередой, воняло, как в сортире. Добрая фея из навигатора завела меня на задворки какого-то ресторана… Услышав о ресторане, желудок мой проснулся и забурчал — несмотря на стойкую вонь селёдочных голов.
Перебить её можно было, открыв все окна, но на улице вновь пошел дождь. Мерзкий такой, питерский дождик, когда толком не понимаешь, что это: очень холодная вода или чуть подтаявший лёд…
Уже выехав за городскую черту, увидел я призывную вывеску какого-то чикен-хауса, и свернул на парковку. Будь что будет, — думал я, спрыгивая в лужу, скопившуюся на неровном асфальте. — Но двойную порцию жареной картошки с острыми крылышками я заслужил.
Шеф спал беспробудно.
В кафе меня окутали запахи перегретого масла, кофе и чуть заветрившихся бутербродов. А чего еще ожидать от забегаловки на дороге? Наскоро отметив компанию в углу, я заспешил к раздаче. Гопники, — мельком подумал я про компанию. — Бухают весь день напролёт.
Возьму и для шефа порцию, — от предвкушения скорой еды я стал добрый и отзывчивый. — Он тоже давно не ел… Только я сделал заказ — продавщицы не было, и нужно было нажимать понравившиеся картинки на панели — как почувствовал, что меня стучат по плечу.
— Шеф, я только… — но это был не Алекс.
Один из гопников, судя по всему. Пьяно щерясь мне в лицо, он пошатываясь, тыкал пальцем в окно.
— Твоя т-чка? — его заинтересовал Хам.
— Не моя, — сдержанно ответил я. Не люблю гопников. — Шефа.
— Да похх… — браток икнул. Меня обдало застарелым перегаром. Значит, бухают с вечера. На старые дрожжи… — Ключи давай.
— Чего? — я даже улыбнулся. Столь нелепого, безыскусного наезда я просто не ожидал.
— Ключи, грю, давай. Хр-шая т-чка. Пнрвилась.
— Да пошел ты, — я ласково толкнул гопника — тот рухнул на удачно подвернувшийся табурет. А затем не удержался и кувыркнулся на пол.
Вот блин.
И-за дальнего столика поднялись еще трое. Здоровые поволжские мужики — мизерные размеры лба компенсируются косой саженью в плечах… По сравнению с ними я казался, наверное, каким-то дрищом. Хотя и отъелся на конторских харчах, и даже качался, — у нас в подвале, вместе с тиром, стояло несколько неплохих тяговых тренажеров.
— Эй, ты чего Крысюка обижаешь? — тот, кого он назвал Крысюком, был больше меня раза в два.
— Крысам место в подвале, — холодно сказал я, чувствуя, как немеют щеки. — А здесь заведение общепита.
За стойкой никого не было. Из-за двери, словно с другой планеты, доносился шум кухни: ругань поваров, стук ножей и шипение масла.
— Так ты, значить, нарываешься? — спросил второй. Руки он держал чуть в стороне от тела, нарастопырку. Так бывает, если слишком увлекаться гирями.
— Он хотел, чтобы я отдал ключи от машины, — смешно было ожидать, что гопники проникнутся нелепостью данной просьбы, извинятся, и взяв под руки упавшего Крысюка, исчезнут из моей жизни.
— Так отдавай, — оправдал мои опасения третий крепыш.
— У тебя, чувак, просто нет выбора, — логично рассудил первый. — Отдай ключи. Здесь наша территория. А ты один.
Так простодушно и нагло, среди бела дня, меня ещё не обували. Разобрал смех. Промелькнули перед глазами видения Диббука в раскрашенном ярком костюме, людей с оторванными конечностями, с разлетающимися в брызги головами…
Гопники были настолько обыденными, я бы даже сказал, родными, что я ощутил к ним нечто вроде симпатии.
А потом один из них достал пистолет. Такой же Стечкин, как у майора.
И у меня упала планка.
Выбросив руку, основанием ладони я ударил его в нос, другого пнул в колено, третьего… впрочем, дальше я не помню.
Эти люди ничего не знают, — стучало в висках. — Не знают, как затаив дыхание, выстрелить в лоб смертника — до того, как он выдернет чеку. Не знают, как неожиданно в предутреннем тумане может взорваться мина, выпущенная в конвой. Не знают, как можно сидеть в засаде трое суток, не пить, не ссать, — только для того, чтобы сделать один-единственный выстрел…
Вокруг меня, как бусины с лопнувшей бечевы, летели брызги крови, кто-то надрывно скулил на одной ноте, кто-то ползал по полу, нашаривая выбитый зуб… Я ничего не замечал. Я просто отрывался. По полной.
Афганский синдром, — говорили журналисты.
Инстинкт убийцы — морщились психиатры.
Просто не люблю козлов, — неубедительно оправдывался я…
Пришел в себя, услышав настойчивый пронзительный писк. На стойке, упакованный в фирменные пакеты, ждал мой заказ. Две картошки-фри, два средних ведёрка куриных наггетсов, два клубничных коктейля и два больших двойных эспрессо.