Бренна Йованофф - Подмена
У меня зародилось нехорошее ощущение, что Тэйт видит печать вины, грязное пятно позора, размазанное по моему лицу. Все в ней будто замкнулось. Просто не верилось, что я целовал ее, ведь теперь я даже смотреть на нее не мог.
— Почему ты без машины?
Тэйт прошла мимо.
— Она не завелась.
Я снова заступил ей дорогу.
— Что с ней?
— Неужели ты думаешь, что если бы я знала, то не исправила бы? — Она с раздражением посмотрела на меня. — Слушай, я, типа, спешу. Может, дашь мне пройти?
Короче, к началу английского я был весь на нервах, только не мог понять, на кого злюсь — на самого себя или на Тэйт. Мысль о том, что она обжималась со мной только в знак благодарности за мое запоздалое признание или ради будущей выгоды, была унизительна, но, с другой стороны, мне было плевать. Я все равно хотел ее поцеловать.
Элис сидела на несколько рядов впереди и, глядя на доску, играла своими волосами: накручивала прядь на палец, потом разматывала ее. Лицо у нее было гладкое и безмятежное, как нечто, уже давно признанное классическим совершенством.
— Тэйт, — сказала миссис Браммел с сахарной улыбочкой, всем своим видом демонстрируя, что абсолютно забыла о безобразном пятничном эпизоде. — Будь добра, раздай вопросы теста.
Тэйт вылезла из-за парты. В отличие от Элис, она скорее походила на картину Ван Гога: сплошной цвет, свет и фактура. Волосы у нее торчали, как петушиный гребень, острые локти выпирали из рукавов теплой рубашки. Она взяла пачку тестов и пошла по проходу, раздавая листы.
Я перегнулся через парту.
— Дженна! Дженна, у тебя есть ручка?
Дженна выудила из своего рюкзака ручку и протянула мне, улыбаясь, как на рекламе зубной пасты или как могла бы улыбнуться кошечка, если бы у кошечки были брекеты, мелированные волосы и повод улыбнуться.
Я не взял тетрадь, поэтому стал рыться в карманах в поисках фантика от жвачки, использованных билетов или квитанций. Наконец отыскался клочок рекламной афишки, и я быстро нацарапал на ее обороте: «Можно я провожу тебя домой?»
Когда Тэйт подошла ко мне, я протянул ей записку, но она даже не взглянула на нее, положила тест оборотной стороной на мою парту и пошла дальше.
Я схватил ее за руку. Самое поразительное, что я даже не думал этого делать, все произошло само собой. У нее была прохладная кожа и хрупкие косточки запястья.
На пару секунд мы будто оцепенели: я держал ее за руку, а она не протестовала. Потом Тэйт резко выдернула свою руку, словно я был заразный.
Раздав оставшиеся тесты, Тэйт вернулась на свое место и села, не взглянув ни на миссис Браммел, ни на кого-то еще.
Я сверлил ее взглядом, но она ни разу не подняла головы.
Целый урок мы корпели над тестом, обсуждая каждый вопрос в зубодробительных подробностях. А я пролистал учебник в поисках забавных картинок или, может, волшебного средства решения моих проблем.
Я просматривал раздел, посвященный романтизму, когда заметил фотографию расписного кувшина. Фигуры на кувшине были изображены в профиль. Они танцевали, скакали или сидели, играя на маленьких флейтах. Чем-то эта картинка напомнила мне вечеринку в Доме Хаоса — наверное, своей праздничностью и неуклюжим, немного пугающим изяществом.
На противоположной странице было напечатано стихотворение. В нем говорилось, что красота и правда превыше всего на свете. И что они, типа, тождественны.
Но вот скажите, какая разница, насколько красиво ты нарисуешь окружающий мир? Какая разница, если вот они, факты: мои друзья меня не знают, Тэйт меня не хочет, а правда просто отвратительна?
Я захлопнул учебник и стал смотреть на часы, умоляя их идти быстрее.
Сидевшие передо мной Дженна и Элис обсуждали предстоящую хэллоуиновскую вечеринку на берегу озера, где в этом году решено было устроить большой костер, который в случае сильного ливня обещали заменить огнями в барбекюшницах, под навесами. Я разглядывал девчонок, потому что они обе были прехорошенькие, и еще потому, что было приятно отвлечься от своей поганой жизни на что-нибудь нормальное.
В этот день на Элис был очередной шедевр из ее к богатой коллекции кофточек с глубоким вырезом, и какое-то время я предавался сладкой пытке разглядывания, что Росуэлл, без сомнения, назвал бы чистым мазохизмом. Впрочем, мое занятие с тем же успехом можно было назвать высшим проявлением эгоизма, потому что волосы Элис блестели и отливали медом, а при мысли о Тэйт я чувствовал себя полным идиотом.
Элис обернулась, заметила, что я их разглядываю и смерила меня равнодушным взглядом.
— Ты идешь на вечеринку, Мэки?
Брови у нее были вежливо приподняты, зато веки полуопущены, как будто ей было скучно даже смотреть на меня.
В другой день — в любой другой день — я бы принял этот вопрос за чистую монету. Ее образ жизни был много лучше моего, настолько лучше, что позволял сбросить меня со счетов и заставить почувствовать себя ничтожеством. Но в последнее время все здорово изменилось. Можно даже сказать, перевернулось с ног на голову, поэтому я только улыбнулся, приподнял брови и слегка наклонился к Элис, как при мне это миллион раз это проделывал Росуэлл.
— А что? Хочешь пойти со мной?
Элис открыла рот и моргнула. Потом закрыла рот, и я с удивлением и некоторым удовлетворением заметил, что она покраснела. Сидевшая перед ней Тэйт старательно делала пометки в своем опроснике. Мне показалось, будто ее плечи слегка напряглись, хотя я не был в этом уверен.
Пару секунд Элис смотрела на меня во все глаза, потом опомнилась.
— Ты приглашаешь меня пойти с тобой?
Вопрос прозвучал игриво и с вызовом, а я заулыбался, думая о том, какие у нее нежные и блестящие губы.
— Это зависит от того, скажешь ты «да» или «нет».
— Да, — ответила Элис и прикусила губу, одарив меня заговорщической улыбкой.
Сидевшая за ней Тэйт решительно склонилась над своим тестом, как будто ответы в нем имели какое-то значение.
Глава девятнадцатая
ОЗЕРО
Это было не свидание. По крайней мере, так мне было проще думать.
Это было не свидание, потому что я встречался с Элис на озере. Но все-таки что-то это было, потому что я договорился встретиться с ней, как все нормальные люди, которые ходят на вечеринки и общаются там с девушками.
Росуэлл по-прежнему обхаживал Стефани, хотя, похоже, перспективы этой охоты ничуть его не беспокоили. Когда я спросил его, как подступиться к Элис, он пожал плечами и ответил: «Ну, можно начать с разговора».
После обеда я пошел к Росуэллу домой. Меня впустила его мама, волосы она зачесала кверху и уложила в какую-то хитрую косу. Она улыбнулась мне, застегивая замочек на ожерелье.
— Он у себя в комнате, прихорашивается для встречи с поклонницами. Послушай, может, ты уговоришь его ездить поосторожнее?
— Попробую. Но не знаю, насколько я для него авторитет.
Мама Росуэлла рассмеялась и, как всегда, стала очень на него похожа. У обоих глаза были одинакового разреза и цвета — глубокой, морозной голубизны. Она перехватила ожерелье одной рукой, а другой обняла меня.
— Ты себя недооцениваешь! Он к тебе прислушивается!
Наверху Росуэлл возился с накладными клыками. Теперь, когда наступил настоящий Хэллоуин, он решил уделить своему образу чуть больше внимания и даже зачесал волосы в какой-то нелепый высокий кок.
Я сел за стол, заваленный деталями от последних часов, которые собирал Росуэлл, наблюдая, как он мучается с клеем для зубов, то выжимая его на пальцы, то вытирая о джинсы.
Наконец Росуэлл закрепил клыки так, как ему хотелось, и недовольно покосился на меня.
— Чем ты так развеселил мою маму, что она хихикала, как школьница?
— Ничем особенным. Слушай, а почему она думает, что ты водишь машину как грабитель банка?
Росуэлл с ухмылкой закатил глаза.
— Видимо, потому, что так ведут себя все подростки! Гоняют на машинах, вырезают на руках свастики, воруют у стариков выписанные по рецепту лекарства и злоупотребляют кокаином. Мне следует законодательно запретить ей смотреть «60 минут»[15] и бездумно поглощать социальную рекламу!
Я осмотрел недоделанные часы. Росуэлл собирал их в корпусе от старого дискового телефона, а вместо цифр на циферблате использовал разномастные иностранные монеты. Весь стол бы завален пружинками и крохотными шестеренками.
Взяв со стола медную монетку с дыркой посередине, я рассмотрел ее поближе.
— Мне твоя мама никогда ничего такого не говорила.
— Это потому, что она считает тебя хорошим мальчиком.
— Я и есть хороший мальчик. Слушай, а где ты раздобыл детали для часов?
— Угадай с трех раз! Близнецы дали. Клянусь богом, каждый раз, когда Дэни что-нибудь изобретает, он выбрасывает тонны «лишних» деталей. — Росуэлл скрестил руки на груди и окинул меня взглядом. — Без костюма?
