Шерон Тихтнер - Другие
— Ничего особенного. Просто сон плохой приснился, — пробормотала я.
— Ну, тогда вставай и спускайся к завтраку. Я все приготовил! Тебе еще собраться надо успеть. Через два часа заедет Габриель, а ты в таком виде! — не одобряюще произнес отец.
— Да–да. Я сейчас! — ответила я, уже выходящему отцу.
Я медленно как во сне поднялась с кровати, накинула одежду, даже не удостоив ее взглядом, и поплелась в ванную. Я еще полчаса отходила ото сна под душем. Обычно вода очень хорошо снимает мое напряжение, но здесь это не очень помогло! Наверное, одно дело смириться, что ты смертельно больна, и ждать этого, и совсем другое это увидеть, почти почувствовать. Но самым страшным для меня оказалось то, как это воспринял мой любимый. Хотя это было и во сне, ощущение было не из приятных.
Я понадеялась, что в течение дня это ощущение пройдет. Я вышла к завтраку. Отец уже ждал меня за столом.
— Ты какая–то странная сегодня. И Габриель вчера уходил какой–то странный, — настороженно спросил отец, — Вы, что вчера поссорились?
— Нет. Что ты! — рассеянно сказала я, а потом встрепенулась, — Он вчера выходил? Какой?
— Ну, да выходил. А как он еще мог уйти? Я ждал пока он уйдет. И я слышал, что вы повздорили, но о чем не слышал. Он тебя обидел?
Обидел. Еще как обидел! Но вот отцу этого знать не надо, а то еще не пустит нас никуда. А я не собираюсь терять времени, у меня его и так немного осталось.
— Нет. Просто поспорили. Он опять предлагал оплатить билеты, а я отказалась. И я не хочу портить день и снова это обсуждать!!! — соврала я, сразу закрывая тему.
— Ну, хорошо. Давай быстрее завтракать и собирайся! А то он уже скоро приедет.
Я, молча, начала есть приготовленную отцом яичницу с беконом. Припасов папа не пожалел и я наелась до отвала. Папа поздравил меня с наступающим рождеством (ночь 24–25 декабря) и пошла собираться. Много вещей я брать не стала. Тем более, что в Берлине достаточно тепло, точнее безветренно. А значит теплых вещей много не надо. Полностью собравшись, я спустилась в гостиную. К моему удивлению там меня уже ждал жизнерадостный Габриель. Не осталось и намека от вчерашнего нелицеприятного разговора. Он улыбался и мило беседовал с отцом. Я так и стояла в дверях, разинув рот от удивления. Нет, и когда они успели так подружиться? Надо будет позже спросить.
— Привет! — улыбаясь, поприветствовал меня Габриель.
— Привет, — проговорила я.
— Ты уже собралась? Готова? Все взяла? — допытывался отец.
— Да, пап, все!
Папа еще раз пожелал счастливого рождества и велел позвонить по прилету. Мы это торжественно пообещали и, помахав на пути к машине, уехали.
Мы долго еще ехали в тишине, напрягающей, звенящей тишине.
— Как дела дома? Как Эшли? Больше не ругались, надеюсь? — решила я нарушить молчание. Я жутко волновалась. А он молчал. Значит, не зря волнуюсь. У меня уже слезы стали на глаза наворачиваться.
— Нормально.
— Ты не хочешь разговаривать?
— С чего ты взяла?
— Мне приходиться из тебя все клещами вытаскивать. Говори все! Я должна знать! — настаивала я. Мне показалось, что он что–то скрывает или сомневается.
— Честно говоря, Эшли была просто в бешенстве. Пойми, она хуже всех смиряется со своей нынешней ипостасью. Она всегда хотела иметь детей, быть человеком, не скрываться. Ты это можешь, и она тебе завидует. После твоего рассказа Эшли задалась вопросом, могла ли она выжить, если б не Питер. Ты ведь смогла! Это еще один повод для зависти. А вчера я рассказал, что ты, пережив клиническую смерть, получила особый дар, телекинез. Это вообще добило ее. У нее ведь даже в этом обличии нет никакого дара, хотя при перерождении все наши прижизненные способности увеличиваются.
Все это она сама говорила, но спокойным тоном Габриеля это воспринимается совсем по–другому.
— А она не подумала, что у меня в жизни было намного больше шансов погибнуть, чем у нее за все время? Что у меня гораздо больше от этих способностей неприятностей, чем пользы? А что у меня здоровье теперь не к черту? Она не подумала? — возмущалась я. Это же надо быть какой дурой, чтоб завидовать моей судьбе!!!
— Похоже, что нет. Она нас даже слушать не стала. Все ее теперь успокаивают.
— Дура она, если мне завидует! И я не буду говорить почему.
До самого аэропорта мы ехали молча. И в самолетах тоже молчали. И к шести часам мы уже были в аэропорту Берлина. Нас встречала мама вместе с Отто. Мама, конечно, была безумно рада нас видеть и познакомиться с моим избранником. Отто же добродушно встретил меня и оценивающе Габриеля.
Вдруг его реакция резко сменилась. Отто стал выглядеть опасным. Он напрягся, ноздри стали расширяться его взгляд застыл на Габриеле. Я взглянула на Габриеля. Он выглядел почти также. Тело напружинилось. Губы приподнялись, показывая идеально ровные зубы. Мне даже показалось, что я увидела клыки.
Это, похоже, заметила не я одна. Мама тоже безумно оглядывала наших мужчин. Даже случайные прохожие стали оглядываться.
— Спокойно! Вы чего? — взволновалась я. Я, конечно, знала, на что способен Габриель, но видеть этого совсем не хотелось. Боже, неужели Отто для него тоже вкусен? Как мне его отвлечь? У меня была паника. Я абсолютна не была готова к такой реакции.
— Отто, что случилось? — паника была не у меня одной, хотя мама не понимала, какая опасность сейчас угрожает ее мужу. Я с тяжелым сердцем сделала, то единственное, что умела. Я тряхнула Габриеля и задержала на одном месте. Конечно, мы привлекли всеобщее внимание, но так, по крайней мере, Габриель отвлекся от Отто, а это уже хорошо.
— Давайте, мы выйдем на улицу! — предложила я. И, не дожидаясь ответа, повела заторможенного Габриеля к выходу. Почти всеми его телодвижениями управляла я, но это требовало от меня такой концентрации, что в один момент я подумала, лопнут перепонки. Мама сделала тоже самое с Отто. Мы вышли. Я внимательно заглянула в глаза Габриеля, удостовериться, что они не черные. Они были темно медовые, и я его отпустила. Мои силы тоже не безграничны, тем более, что он очень силен. Я вообще сомневалась, что смогу его удержать так долго. Мама в это время трясла Отто, который не сводил глаз с Габриеля. Я никак не могла понять, что с ним.
— Что случилось? — кричала мама.
— Ты знаешь, КТО твой парень? — прорычал Отто, обращаясь ко мне.
— Да, — твердо ответила я, не понимая откуда он, может знать правду о нем.
— ТЫ… — задохнулся Отто, вытаращив на меня глаза. Он был в недоумении.
— Да что с вами такое? — в панике закричала мама.
— Я думаю нам надо поговорить в более уединенном месте, например, дома! — сказала я, предварительно набрав полную грудь воздуха.
— Я не позволю ЭТОМУ войти в мой дом! — заорал Отто. Мы с мамой переглянулись, выпучив глаза. Ни одна из нас не понимала, что происходит. Габриель просто шокировано на него смотрел. Он явно читал все, что всплывало в памяти Отто, и, конечно же, объясняло его странное поведение. Но нам то, это было не известно.
Некоторое время мы так и стояли посреди площади, таращась друг на друга в полном недоумении, пока нам не засигналил таксист.
— Вы едите или нет? — спросил водитель такси.
— Да. Бюрген штрассе 47, — сказала я, заталкивая Габриеля в машину. Тоже самое делала мама со своим неадекватным мужем. Я затолкала Габриеля на переднее сидение, а все остальные уселись на заднем. Мы так и ехали, молча всю дорогу. К концу поездки мама немного взяла себя в руки, и расплатилась с таксистом, слегка ему улыбнувшись.
Мы очень осторожно затолкали мужчин в комнату. Я никак не могла протолкнуть Габриеля, пока не вспомнила, что он без приглашения в дом войти не может.
— Не приглашай его! — заорал Отто так, что мама подпрыгнула от неожиданности.
— Входи! — только сказала я, и он сразу же переступил через порог.
Мы вошли в квартиру. Конечно, она не чета Турненовскому замку. Хотя квартира была достаточно просторной. Вся гостиная была солнечно желтая. Стены отделаны фактурной штукатуркой и окрашены бледно желтым. Натяжной потолок был, правда нежно голубого, но и, то это после моих протестов, мама не стала заказывать ярко лимонный потолок! Я все смеялась, что не кисло вам будет жить внутри лимона? Но вся мебель лимонная. Хорошо хоть ковралин сменили на светло серый.
Отто сразу прошел к противоположной стене, Габриель остался стоять у двери. Насильно передвигать его у меня больше не было сил. Мы с мамой уселись на диван, призывая к мирной беседе, но они так и остались стоять на своих местах.
— Может быть, вы объясните нам повод такого поведения??? Мы с Виргинией совершенно не понимаем всего этого! — воскликнула мама.
— Думаю, что твоя дочь понимает! — нервно сказал Отто.
— Нет, не понимаю, — я постоянно смотрела то на одного то на другого, в надежде найти объяснение, но тщетно.
