Макс Фрай - Сказки старого Вильнюса III
— Я. Приснилась. Кролику. Лене.
Рут говорила громко и четко, практически по слогам. По некоторым косвенным признакам Эдгар догадывался, что у него по-дурацки распахнулся рот. Но ничего не мог с этим поделать.
— Ну что ты теперь смотришь на меня как на чокнутую, — вздохнула Рут. — Я-то, конечно, чокнутая, не вопрос. Но сейчас дело говорю. С Леной все, видишь ли, очень непросто.
— Ну да. Она же белый кролик.
Наконец-то справился с непокорным ртом, сложил его в более-менее убедительную улыбку.
— Ты сперва дослушай. С Леной у нас было вот что. Когда я принесла ее в дом, поселила в своей спальне — ну, чтобы всегда была под присмотром. И все у нас шло хорошо. Только я время от времени просыпалась посреди цветущего луга. Такой, знаешь, идеальный луг, залитый солнцем, заросший свежайшей молодой травой, и дождь явно недавно прошел, и земляника поспела. Я думала — какой хороший сон — и спала себе дальше. Не брала в голову. Да и кто бы на моем месте стал? А что у меня в волосах то и дело застревала трава, ничего удивительного — если учесть, что я постоянно собираю ее для кролика. Потом я купила большую клетку и поставила ее в кухне. Лена к тому времени уже вполне обжилась, я решила, можно оставлять ее на ночь одну. И какое-то время ничего особенного не происходило. Ровно до тех пор, пока я не стала спешно дописывать диссертацию. Штука в том, что когда я напряженно работаю, я начинаю много курить. Помогает сосредоточиться; впрочем, неважно. Важно, что из-за этого мне пришлось устроить рабочее место на кухне. Это единственное помещение в доме, где можно курить, потому что там отличная вытяжка, ну и вообще, кухня есть кухня, там должно быть можно все.
— Точно.
— Рада, что ты тоже так думаешь, — зевнула Рут. — Обидно было бы не сойтись с тобой в одном из самых главных вопросов бытия.
— Вот и я обрадовался. Извини, что перебил.
— Ничего. Я сейчас как танк, меня с толку не собьешь. Потому что твердо решила: пока не закончу, спать не пойду. Мощная мотивация! Так вот, стала я работать на кухне. И Лена рядышком в клетке возится. Похрустит-похрустит и засыпает. И вот тогда этот прекрасный райский луг стал мерещиться мне наяву. Я сперва испугалась — ни фига себе заработалась до галлюцинаций! А ведь, можно сказать, только начала, что дальше-то будет? Да, так вот. Что особенно интересно. Я, как типичная тревожная мамаша, чуть что не так, хватаю кролика на руки, чтобы защитить от всех напастей. И тогда тоже лезла за ней в клетку, хотя глупо защищать зверька от собственных галлюцинаций. Но моими действиями руководил не разум, а дремучий инстинкт. Зато когда я брала Лену на руки, видения тут же рассеивались. Я переводила дух, а она сонно моргала и барабанила лапами по моему животу — дескать, оставь меня в покое, дай поспать! Так что какое-то время я была свято уверена, что галлюцинирую от переутомления, и только прикосновение к чудодейственному кролику Лене возвращает мне разум. Но дело, конечно, было не в этом. А в том, что я ее бужу. Это пришло мне в голову гораздо позже. Причем даже не тогда, когда по утрам я выметала из кухни увядшие листья и сухие цветы. А когда у меня остался ночевать приятель. Я постелила ему на кухне, а поутру выслушивала восторженный рассказ о том, как сладко у меня спится. И какой замечательный сон он тут увидел: чудесный цветущий луг, омытый недавним дождем и освещенный солнцем. Соображаешь?
— Ты поняла, что этот луг мерещился не тебе, а кролику?
— Ну как — «поняла». Скорее просто заподозрила. Звучит как бред собачий, особенно если вслух говорить. Кролику вполне может присниться все что угодно, но каким образом ее сны становятся видны всем остальным? А все равно, почему бы не проверить. И я проверила. Перетащила клетку в спальню и спокойно дописала диссертацию без единой галлюцинации. А клетку потом вернула на место. Решила, что больше ничего не хочу знать о снах моего кролика. И так твердо решила, что выбросила из головы все эти глупости — до сегодняшнего дня.
— Но, кстати, цветущий луг мне пока ни разу не примерещился.
— А кто сказал, что кролику все время должен сниться один и тот же сон? — усмехнулась Рут. — Время шло, концепция в ее маленькой голове сменилась; возможно, неоднократно. А тут еще я уехала. Что бы там ни говорили зоологи, а я уверена, что Лена по мне скучает. И поэтому ей снится, как я мою посуду. Я уже давно заметила, что ей нравится шум воды. Я часто мыла посуду по вечерам, перед тем как пойти спать. И Лена всегда просила, чтобы ее выпустили из клетки, подходила поближе к мойке, сидела смирно и слушала, как меломан на концерте. Видимо, именно так она теперь представляет себе рай: за окном ночь, в кухне горит свет, журчит вода, я мою посуду.
— Но ты же была совершенно настоящая! А не какая-нибудь галлюцинация.
— Откуда ты знаешь? Ты же меня не трогал. А разговаривать можно и с галлюцинацией. Многие так делают, я читала.
— Но ты же все помнишь, как будто правда здесь была. И в скайп сейчас вышла, потому что мы договорились… Погоди, получается, мы сейчас разговариваем, потому что договорились об этом в кроличьем сне? Ох.
— Получается, — вздохнула Рут. — И я тоже не понимаю, почему так получается. Может быть, штука в том, что я сама в это время спала? И каким-то образом была «на связи»? Ну, как будто включила телефон, хочешь — звони. А когда я бодрствую, Лене снится что-нибудь другое. Или вообще ничего. Можно же какое-то время спать без сновидений. Медленная фаза… или, наоборот, быстрая? Ни черта не помню о них; впрочем, неважно. Звучит-то в любом случае чудовищно.
Согласился:
— Чудовищно. Тем не менее, если ты сейчас ложишься спать еще до полуночи, все совпадает. Когда ты мыла посуду, у нас было как раз около пяти утра. И Лена действительно дрыхла. Твоя версия кажется мне все более разумной. Именно «разумной», прикинь! Приятно сходить с ума в хорошей компании.
— Рада, что тебе нравится. Потому что, подозреваю, именно этим нам с тобой предстоит заниматься в ближайшее время. Знаешь что? Пойду-ка я спать дальше. Завтра еще наговоримся. А посуду лучше больше не мой. Всего одна чашка, как сегодня, — это был практически кошмар. Никакого разнообразия!
Сказал, глядя ей вслед, вернее, в потемневший экран:
— По крайней мере, ясно одно: спать я теперь буду только на кухне. Пока не вернешься. А там поглядим.
Кафедральная площадь
Katedros а.
Четыре летних грозы
У грозы, приходящей с юга, семь пятниц — не на неделе даже, на дню. Гроза, приходящая с юга, сама не знает, чего хочет, она собирается целый день, как стареющая красавица, избалованная вниманием, но заранее тоскующая от его недостатка, собирается в театр на премьеру спектакля, где можно встретить всех былых возлюбленных разом и всех ненавистных подруг, лепит на лицо и шею целебные маски, укладывает волосы, делает макияж, перебирает наряды, потом она может передумать, обидеться на весь мир, накинуть халат, сесть на балконе в шезлонг, закурить сигарету, но в самый последний момент сорваться и все-таки побежать, натянув старое платье, отложенное, чтобы подарить племяннице; к счастью, на самом деле оно действительно лучше всех. Так и гроза, приходящая с юга, — солнечным утром мы слышим гром, в полдень раскаты его повторяются ближе и ближе, но в небе ни единого облачка, солнце пылает все жарче, и только после обеда вдруг начинается ливень, да такой, что ломаются стебли цветов, а трава припадает к земле, обнимает, просит: «Убереги». Но солнце по-прежнему светит, выглядывая из-за туч, которых только что не было вовсе. Солнце в недоумении: мы так не договаривались! «Ладно, нет так нет», — покладисто отвечает гроза, пришедшая с юга, и минуту спустя все снова тихо, и над чисто вымытым городом изгибается радуга, и птицы орут, как весной. Но бывалые горожане знают цену воцарившемуся покою, поспешно убирают с балконов белье, уводят домой детей, накрывают свои палисадники пластиком и картоном, что есть под рукой, надо очень спешить, потому что вот-вот где-то на юге, далеко, за аэропортом, снова грохнет, и пока мы станем прислушиваться — что это было? — новая молния перечеркнет ясное небо наискосок, всю страницу сразу, не церемонясь, и на розово-серый гранит, которым вымощена Кафедральная площадь, упадет первая градина размером с пулю, пущенную в висок.
Гроза, приходящая с севера, последовательна в своих действиях. Грозу, приходящую с севера, метеорологи безошибочно предсказывают заранее, чуть ли не за неделю до первой ослепительно-белой молнии, которая аккуратно раскалывает небесную твердь ровно на четверть секунды и внимательно следит, чтобы края снова сошлись. Гроза, приходящая с севера, знает себе цену, осознает свою силу, у грозы, приходящей с севера, всегда есть задача, очень важная, почти невыполнимая: осуществиться, не разрушив этот прекрасный хрупкий мир, и она отлично справляется, мир до сих пор стоит, и в этом легко убедиться, достаточно выйти из дома прямо сейчас, пока грохочет и полыхает гроза, пришедшая с севера, поливая дремлющий город аккуратно процеженным сквозь пальцы дождем, от которого можно укрыться плащом, темным, как грозовое небо, а можно не укрываться, промокнув насквозь, дойти до Кафедральной площади, встать там, прижавшись спиной к круглой угловой башне древнего Нижнего замка, которой давно уже нет, на ее месте стоит колокольня, выросшая, как молодой побег из старого пня, но, прислонившись спиной, кто скажет наверняка, на что опирается, глядя, как в небе смеется, ликуя, совсем молодое лицо грозы, пришедшей к нам с севера, грозы, которой только что снова все удалось.
