Аттестат зрелости 2 (СИ) - Рюмин Сергей

Я опять осклабился. В любом случае я остаюсь в выигрыше. А вот они… Они в любом случае останутся в проигрыше. В большой и грязной… луже.

Кстати, после моих слов Малевская побледнела. Майор, наоборот, побагровел. Тётка из РОНО сохранила каменное выражение лица.

— Подожди, Ковалёв, не горячись! — ответил директор. — Выйди-ка в коридор. Подожди там. Нам кое-что здесь обсудить надо.

— И вы, Наталья Михайловна, тоже в коридоре подождите.

Мы вышли в канцелярию. Я хотел остаться тут, но Наташка потянула меня за рукав дальше, в коридор. Правильно, в канцелярии сидела, «грея уши», ушлая секретарша, которая всё потом донесёт-расскажет директору, ну и приврёт еще, естественно.

В коридоре Наталья Михайловна улыбнулась мне и заявила:

— От тебя, Ковалёв, одни только проблемы! Я ведь заявление на увольнение написала.

— Я тоже вас люблю! — прошептал я одними губами и произнес чуть громче. — Интересно, кто ж такой бдительный нашелся, чтоб пасквиль на вас и на меня сразу накатал?

— А ты не знаешь? — тоже едва слышно удивилась Наталья Михайловна. — Одноклассник твой, Гена Помазков. Он в гостях у своей подружки был, которая на одной площадке со мной живёт.

— Ну, ни фига себе! — воскликнул я. Тогда всё складывалось: и якобы необоснованная «пятерка» за полугодие, и постновогодние разборки. Ну, Генчик, держись!

— Не вздумай с ним драться! — всполошилась Наталья Михайловна.

— Ну, что вы? — успокоил я её. — Конечно, не буду. Я ж не идиот.

Наконец нас снова пригласили к директору. Иван Степанович встал, оглядел нас, задержал взгляд на мне и вдруг неожиданно подмигнул и едва заметно улыбнулся. Но потом опять состроил серьезную мину на лице и сказал:

— Антон! От лица школы прошу принять наши извинения! Мы оказались неправы в отношении тебя и просим нас извинить.

Малевская и милиционер молчали, уставившись в стол. Тётка из РОНО безразлично смотрела куда-то в сторону.

— Мне-то что? — буркнул я. — Вы перед ней извиняйтесь!

Я встал и показал на смущенную от моих слов Наталью Михайловну.

— Такого педагога обидели…

— Я тебя очень прошу, Антон, — директор встал со своего места, вышел из-за стола, подошел ко мне и положил мне руку на плечо. — Пожалуйста, не надо выносить мусор за порог. Людмила Николаевна, — он бросил гневный взгляд в её сторону, — переусердствовала, за что получит взыскание.

Малевская вскинулась, хотела что-то сказать, но не решилась, смолчала.

— Договорились? — он протянул мне руку.

Я её пожал, скрепив, таким образом, наш своеобразный договор.

— Наталья Михайловна, не уходите, пожалуйста, — попросил директор. Учительница было встала с места и направилась к двери вслед за Ковалёвым, снова села на стул.

— Марина Юрьевна, — директор обратился к тётке из РОНО. — Раз уж мы во всём разобрались, я прошу прощения у вас за беспокойство.

Тётка из РОНО спокойно встала, кашлянула, словно прочищая горло, и ответила:

— Мне, честно говоря, непонятно, Иван Степанович, зачем вы это всё устроили. К чему этот спектакль? Вам нужно уволить учительницу? Или выгнать из школы ученика, которому осталось полгода до выпуска?

— Извините, Марина Юрьевна, — ответил директор. — Вся эта… процедура была организована без моего участия нашим завучем.

Малевская поникла, вжала голову в плечи.

— Я об этом узнал сегодня утром, — он усмехнулся. — Практически с вами вместе.

— Однако, — засмеялась Марина Юрьевна, — инициативные у вас завучи… Ладно, я поеду.

Она встала, кивнула и вышла из кабинета. Вслед за ней встал и майор.

— Постойте, — попросил директор. — Пару слов.

Милиционер повернулся к нему.

— Я понимаю, что у вас работа с неблагополучными детьми, — сказал директор. — Профессиональная, так сказать, деформация и всё такое. Только не надо так себя вести с детьми. Это ваша профессиональная ошибка. Тем более, с нормальными детьми. Он вам не уголовник. С жуликами своими так общайтесь. И чтоб в школе я вас не видел. Совсем!

Матвеев, разговаривая с майором, даже не повысил голос, а милиционер, тем не менее, съёжился.

— Вы свободны.

Майор ушел.

— Я тоже пойду, — поднялась Малевская.

— Сидите! — приказал директор. — Я с вами еще не закончил.

Малевская села.

— Людмила Николаевна, — сказал директор. — Я жду от вас объяснительной о своих действиях и заявления с просьбой об освобождении от должности завуча. Думаю, что у вас нет должного опыта работы на этой должности. Также я поставлю вопрос на партсобрании, стоит ли вам оставаться парторгом.

Малевская сидела, не поднимая глаз.

— И объясните мне, какого чёрта вы всё это затеяли, при этом умудрившись даже не поставить меня в известность?

Глава 20

Глава 20

Жизнь молодая

Происшествие со мной и Натальей Михайловной на моей жизни, что в школе, что дома совсем не отразилось.

Я никому, даже Мишке с Андрюхой, о беседе в директорском кабинете не рассказал. Сочинил, что, мол, уговаривали меня директор вместе с РОНОшницей поступать на физмат в пединститут, дескать, обещали направление дать и всё такое. На что я обещал подумать.

Малевская на следующий день неожиданно ушла на больничный. А я в этот день после уроков перед тем, как ехать домой заскочил к тёте Маше и попросил ей обеспечить мне алиби на новогоднюю ночь. Тётя Маша посмеялась, но обещала в случае чего подтвердить, что всю ночь я спал в её квартире. То есть, сначала отмечал, а потом спал.

А вот в качестве подарка она мне попыталась всучить четырехтомную медицинскую энциклопедию из своей библиотеки. Даже сумку для неё подготовила. Каждый том величиной с энциклопедический словарь. Четыре «кирпича» общим весом килограммов 15, не меньше. Пришлось забрать.

Тётя Маша взглянула на мою разочарованную тяжкой ношей физиономию и не смогла сдержать улыбки.

— Тебе пригодится, — сказала она.

— Не могу не согласиться, — ответил я. — Но уж больно тяжелые эти знания…

Весь январь я прокрутился, как белка в колесе: школа, вождения, занятия, медитация.

В школе дела шли ни шатко, ни валко. Наталья Михайловна меня весь месяц игнорировала, но «домашку» проверяла исправно, как у всех. По остальным предметам особых сдвигов не было. Разве что вдруг Молекула стала мне ставить не «трояки», а «четверки» и даже один раз «пятёрку» — за лабораторную работу.

Вождение у меня занимало ежедневно три часа. Ездил я уже исключительно по городу.

По возвращении ужинал, занимался своими растениями и после того, как maman ложилась спать, медитацией.

Едва удалось пару раз вырваться с Альбиной сходить в кино, а затем в кафе. Как я понял, в кино Альбина меня вытаскивала, в основном, из-за того, чтобы продемонстрировать своего кавалера, то есть, меня, перед то ли знакомыми, то ли подругами, которых мы постоянно встречали то возле касс, то в фойе, то в зрительном зале.

Во время походов в кафе мы почему-то никого из знакомых, кроме разве что директора химзавода, не встречали. Впрочем, ходили мы (инициатором был, конечно, я) исключительно в кафе «Театральное»: там и готовили неплохо, и недорого было, да и потанцевать при желании тоже можно (всего трёшку бармену и он включал магнитофон на весь вечер).

С директором завода Вострецовым Николаем Васильевичем мы столкнулись в наш первый совместный выход, после просмотра кинофильма «Бездна» в кинотеатре «Октябрь».

Оба они — и Николай Васильевич, и Альбина — на секунду замерли, столкнувшись друг с другом в зале, и тут же расслабились после того, как я помахал рукой директору. Николай Васильевич кивнул мне, но подходить не стал. Он тоже был с дамой, и дама была совсем не его жена Валентина Викторовна.

После того, как я сделал заказ, он, поймав мой взгляд, едва заметно кивнул мне в сторону фойе, приглашая на разговор. Я извинился перед Алькой (она сердито поджала губы) и вышел вслед за ним.