Пока ты видишь меня - Хен Джу Пак

Жизнь течет, и так же течет смерть. Счастье течет, и так же течет боль. Жнец – проводник к смерти, поэтому для меня было естественно расчищать груды камней и грязи для людей, чей поток был остановлен болью.

Потому что однажды я и сам узнал, что это за боль.

– Хан, я не жду, что ты поймешь, но прошу, больше не ругайся по этому поводу. Для Чхоля это часть работы, и для меня тоже. Я не собираюсь осуждать тебя за то, что ты этого не делаешь. Так что и ты нас не осуждай.

Хан собирался было что-то ответить, но в конце концов сжал губы и только потеребил ручку зонта. В этот момент молчания я понял, что разговор окончен. Как только я решил, что пора заканчивать дела в Мёнбуджоне и начинать готовиться к возвращению в мир живых, я повернул голову и увидел мерцающий вдалеке звездный свет.

Когда я в изумлении пробормотал про себя что-то про звезды в потустороннем мире, Хан широко раскрыл глаза, взглянул на свет и отрицательно покачал головой:

– Это нефритовая заколка бабушки Пиригондок [43].

– Заколка?

Я поднял очки, пытаясь внимательно рассмотреть свет, но он исчез прежде, чем я успел это сделать.

– Заколка с нефритовой бусиной. Бабушка довольно давно с ней ходит, вы разве не видели?

Нефритовая бусина, значит. Что-то смутно промелькнуло в голове, но я посчитал, что оно не стоит моего внимания, и направился в Мёнбуджон.

Когда я вернулся в мир живых, была уже глубокая ночь. В отличие от тихой тьмы потустороннего мира, здесь было шумно. Я, пройдя мимо баров с мигающими неоновыми вывесками и звоном стаканов, вошел в переулок. Это было похоже на другой мир, где шум почти исчез и не было никаких признаков чьего-то присутствия. Появилось ощущение, словно атмосфера полностью переменилась.

– Поменялись фонари.

Оранжевые фонари сменились на ярко-белые, бледно освещавшие переулок. А рядом с ними были установлены камеры видеонаблюдения, которых я раньше не видел. Думаю, это была одна из мер по предотвращению преступлений, о которых я недавно слышал из новостей. Небесным феям и генералам это должно понравиться. Они проявляют милосердие, предотвращая убийства, и будут рады такой перемене. По главной дороге сразу за переулком тихо проехала патрульная машина. Похоже, полицейские часто объезжали окрестности, поскольку здесь было много баров.

По дороге в мою квартиру-студию мне на глаза не попалось ничего особенного. За исключением пары-тройки человек, идущих в магазин в пижамах, на которые была накинута верхняя одежда. Жнеца они видеть не могли, поэтому только потирали ладони, говоря, что на улице вдруг заметно похолодало. До тех пор, пока я не добрался до студии и не открыл дверь, я не замечал никаких изменений, которые порадовали бы меня.

На этих землях ежедневно совершают самоубийства около сорока человек. Выходит, за один месяц их будет тысяча двести. Эта цифра не менялась уже довольно долго, к тому же она превышает число убитых. И все же эти земли не меняются. Поскольку убийство считается делом многих, а самоубийство – личным делом каждого, слова о том, что суицид – вопрос социальный, не заходят дальше простых утверждений.

– Наконец-то я здесь.

Войдя в квартиру, я выдохнул, но это больше походило на вздох. Казалось, усталость и напряжение спадают в одно мгновение, стоит мне войти сюда. Возможно, именно это отличает меня от других жнецов.

Я воспринимал это место как свой дом. Квартиру, где приходилось искать место, чтобы присесть, среди гор безделушек и антиквариата.

Я кое-как уселся на полу и подобрал кусок ткани, который валялся рядом, чтобы протереть стекла телескопических очков. Надев их снова, я оглядел все четыре стороны. Чхоль, вернувшийся в Тэгу, стоял в больничной палате с выключенным светом. Жнецов нередко можно увидеть в больнице, но он смотрел на спящего человека. Похоже, это тот самый старик из косметического магазина, который, по словам Чхоля, наглотался таблеток.

Хан был в университетской больнице в Синчхоне. Обычно он находился в реанимации, но сегодня с рассеянным видом сидел в безлюдном вестибюле. На коленях у него лежал зонтик-трость, ручку которого он поглаживал. А Хэдан спускалась с крутого холма в Итхэвоне. Подол ее одеяния покачивался, пока она шла между маленькими, старательно построенными зданиями. Рядом с ней стоял еще один человек. Хотя волосы у девушки были короткими, она была одета в платье с крыльями, а значит, тоже была небесной феей, возможно, близкой подругой Хэдан.

А еще Ли Чонун. Он не спал даже такой поздней ночью. На его столе были разложены рабочие тетради и листы с тестовыми заданиями, в то время как он что-то деловито готовил на кухне. Решил перекусить посреди ночи? Пока я смотрел на него, кот, который ел у ног Ли Чонуна, вдруг поднял голову и уставился в мою сторону. Я тут же отвел взгляд, потому что то, как он смотрел на меня внимательным взглядом и покачивал задом, напоминало охотничью стойку. Он сообразительный и бесстрашный, прямо как его хозяин.

Наконец, я нашел глазами старушку, продающую кимбап. Она крепко спала в маленькой комнате. Тонкое одеяло поднималось и опускалось в такт ее дыханию. Убедившись, что она жива, я закрыл глаза. Возможно, из-за того, что я некоторое время сильно их таращил, я почувствовал усталость. Проведя по лицу ладонями, я повернулся, как вдруг что-то зашуршало и ударило меня по ноге.

Это был воздушный змей. Как давно он здесь? На всякий случай, чтобы не наступить на него, я положил змея на комод и медленно погрузился в воспоминания о нем.

Вероятно, его подарила мне старушка, которая смотрела Национальные состязания по запуску воздушных змеев где-то в 1950-х годах. Раньше она жила с мужем в Тэгу, но после его смерти переехала в Сеул к сыну и его семье. До смерти ей оставалось меньше месяца. Я мог бы передать ее местному жнецу, но решил последовать за ней, чтобы посмотреть Сеул.

Я ясно помнил спину старушки, наблюдавшей за состязаниями по запуску воздушных змеев, держа за руку внука. Она была одета в выцветший ханбок и не могла смотреть в небо, потому что была занята, присматривая за внуком. Я был ей виден. Не знаю, видела ли она мое лицо, но, заметив, что я кружусь рядом, поначалу держалась осторожно, потом озадаченно, но в конце концов привыкла. Расстояние между мной и старушкой постепенно сократилось, и теперь между нами стоял один ее внук. Только тогда она с облегчением посмотрела в небо.

Я не мог вспомнить, как ко мне попал воздушный змей. Просто в какой-то момент он оказался у меня в руках, и старушка учила меня управлять им:

– Смотри. У тебя есть дома фарфоровая посуда, верно? Если ею больше нельзя пользоваться, измельчи ее. И еще плавательный пузырь. Нужно вскипятить их вместе, а затем нанести на кусок ткани, привязать к нему нитку и запустить в воздух. Понимаешь? Пусть летит как следует. Мне нечего тебе дать, кроме этого. И все же этот змей летает лучше всех в мире.

Старушка, странно улыбаясь, словно одновременно сожалела и гордилась, протянула мне змея. Вскоре она покинула мир живых, оставив сына с женой и маленького внука.

До сих пор я никогда не запускал этого змея. Когда я его только получил, был слишком занят, а только решив, что у меня появилось немного свободного времени, перевелся в Сеул, так что снова окунулся в заботы. Когда опять подумал, что появилось время, мне негде было его запустить. Где же в этом месте, полном высоких зданий и линий электропередачи, пространство для свободно парящего воздушного змея?

Глава 4

Зима и звезды

– Давно мы не виделись, Хён.

Рассвет еще не наступил, а передо мной, выходящим из дома умершего человека, появилась Хэдан и поприветствовала меня. Я проводил душу в мир мертвых и теперь возвращался к себе. Но в том доме было тихо и безлюдно. Время было раннее, однако, вероятно, позже здесь тоже не раздастся ни звука плача. У этого человека, только что ушедшего в мир иной, не было ни семьи, ни друзей.