Бренна Йованофф - Подмена
Вскочив, Тэйт попыталась вырваться, но я ее не отпустил. Секунду-другую мы стояли на обочине, держась за руки. Потом она грубо и резко вырвала руку, словно опасаясь, что если простоит так еще немного, я снова ее обниму.
Мы пошли по Уэлш-стрит в сторону церкви, но по дороге почти не разговаривали. Возле церковного двора мы остановились.
Тэйт кивнула в сторону маленького кладбища.
— Они похоронили то тело здесь. Если хочешь, я покажу, где.
Я покачал головой.
— Не надо.
— Честное слово, я не буду вести себя, как девчонка, и парад эмоций тоже не устрою.
— Мне нельзя заходить на кладбище.
Тейт посмотрела на меня с напускной небрежностью.
— Что ты несешь? Твой отец — пастор. Ты можешь ходить здесь всюду, где хочешь!
— Это сложно, — выдавил я. — Просто… вот так.
Тэйт долго смотрела на меня, словно обдумывала, что можно сказать.
Потом перевела взгляд на границу церковной территории.
— Ладно, давай обойдем кругом и посмотрим с той стороны.
Она повела меня вокруг церкви к ограде, где оранжевые цветы на клумбе уже начали буреть.
— Вот, — сказала она, показывая за ограду. — Они просто поставили камень. Маленький белый камень, у стены.
Она указала за безымянные надгробия со стороны неосвященного участка, где первые прихожане хоронили всех, кого считали нечистыми. В кромешной тьме видны были только белые мраморные доски. Они бледными пятнами светились в темноте, тогда как гранитные надгробия лишь смутно можно было различить по очертаниям. Камень, на который указывала Тэйт, стоял прямо и крепко, в отличие от своих покосившихся соседей.
Да, в разных местах кладбища были разные участки. Были освященные места. Но существо, которое не было Натали, похоронили вместе с париями, потому что здесь ему было самое место, а значит, Морриган говорила правду, и неосвященная земля была лишь очередной картой в игре города, способом его соучастия. На который жители Джентри, пусть негласно, но согласились.
Тэйт стояла и смотрела на меня, и я вдруг понял, что она из тех, которые никогда не отворачиваются. Она могла содрать с тебя кожу, если ей позволить смотреть слишком долго.
И я закрыл глаза.
— Я бы хотел все изменить. Но я не знаю, как тебе помочь.
Тэйт придвинулась ближе, потом заговорила негромко и торопливо, словно спешила открыть мне какую-то страшную тайну.
— А знаешь, как я поняла? Почему была абсолютно уверена? Дело не в том, что у нее вдруг выросли огромные зубы и глаза стали какие-то чужие. То есть, конечно, это тоже важно, но не в этом суть. Главное — это ее пижама. Розовая пижамка с медвежатами, Натали ее обожала, а за пару месяцев до ее смерти эта пижама вдруг пропала, и знаешь, что? После Натали ни разу не спросила про нее, а еще она разлюбила книжки с картинками, и игрушки свои тоже разлюбила. Тогда я решила, что всему виной ее болезнь, но это была ложь, потому что ночами, когда ты лежишь и думаешь о том, о чем не позволяешь себе думать днем… Так вот, ночами я понимала правду — правду, что это не моя сестра.
Я стоял на увядшей клумбе, привалившись к ограде. Тэйт была рядом, выглядя непривычно маленькой и грустной. Прежде я не замечал у нее таких несчастных губ.
Мне хотелось обнять ее, но все было неправильно — и время, и место, и то как она дергалась и отстранялась, словно ей было противно мое прикосновение.
Я уперся лбом в ограду.
— Я должен сказать тебе еще кое-что.
— Ну, говори.
— Ты мне нравишься.
Когда я произнес это вслух, мое признание прозвучало непоправимо и неизбежно. Но это была правда.
Тэйт недоверчиво рассмеялась.
— Я — что?
Я посмотрел на землю, на темное, моросящее дождем небо, на все вокруг, что не было Тэйт.
— Ты мне нравишься. Очень.
Когда же я, наконец, взглянул на нее, мое лицо пылало, мне было трудно не отводить глаз.
Тэйт, сощурившись, разглядывала меня. Потом скрестила руки на груди.
— Это не самое подходящее место для такого разговора!
— Знаю. Но ты мне все равно нравишься.
Произнеся это в третий раз, я словно снял какое-то проклятие. Лицо Тэйт сделалось нежным и далеким.
— Не надо говорить того, чего не думаешь.
— Я не говорю того, чего не думаю. — Я наклонился к ней, снова вдохнув металлический запах. — Сними цепочку.
— Зачем?
— Потому что если ты ее не снимешь, я не смогу тебя поцеловать.
Тэйт немного постояла, не отводя от меня взгляда. Потом завела руки назад и расстегнула замочек.
Ее губы слегка приоткрылись.
Тэйт ссыпала цепочку в карман, и тогда я положил руку ей на щеку. Потом наклонился, стараясь сделать все быстрее, чем успею задуматься и струсить.
Я ничего не ожидал от Тэйт. Кроме, разве, презрительных или скучающих взглядов. Или пары раундов злых и расчетливых подколок, на которые я не умел отвечать. Возможно, нескольких позорных разгромов за биллиардным столом или в карты. И вместо всего этого, я целовался с ней за церковью. Ее губы были теплыми, и я с удивлением узнал, до чего же здорово бывает не дышать.
Она закинула руки мне за шею, потом скомкала мою рубашку сзади и оступилась на покатой клумбе, так что нам пришлось сесть.
Тэйт прильнула ко мне, прижала к траве. Над ней замерло огромное, истекающее водой небо. За оградой исполинский дуб простирал свои ветки над углом кладбища. Редкие листья — мокрые, усеянные каплями дождя — ловили уличный свет, отражая его россыпью крохотных вспышек.
Тэйт провела пальцами по моей щеке, будто хотела стереть с нее пятна света. Но это был не свет, а всего лишь дождь.
Она обернулась на сверкающее дерево, потом снова посмотрела на меня и улыбнулась лукавой и нежной улыбкой. Тэйт сидела на мне верхом.
Странное это чувство, когда ты очень долго не был счастлив, а потом вдруг раз — и стал.
Она наклонилась, и я почувствовал вкус гигиенической помады, запах металла и шампуня, а подними, глубже, чистый и свежий ее собственный аромат.
Мы лежали на траве возле церковной ограды, целовались и тряслись от холода. Когда зубы Тэйт начали выбивать дробь, я привлек ее к себе, почему-то почувствовав себя супергероем, хотя, с какой стати? Но Тэйт с готовностью вцепилась в воротник моей куртки, будто я сделал что-то выдающееся.
Тэйт положила руку мне на грудь и погладила ее, так что у меня мурашки побежали по всему телу.
Я притянул ее еще ближе, обнял так, что ее макушка очутилась у меня под подбородком.
— Я ненормальный, Тэйт!
— Я знаю. — Ее рука пробралась мне под рубашку, коснулась кожи, потом скользнула по груди и по животу вниз, в джинсы. — Так хорошо?
Я закрыл глаза и кивнул.
— Значит, вполне нормальный.
Глава семнадцатая
ПРИЗНАНИЕ
На следующий день я ходил по школе, как в тумане. Я почти не спал, но тоник позволял и не такое. Когда Росуэлл спросил, чем я накануне так перепугал Тэйт, я рассказал ему какую-то чушь, как меня укачало в ее машине, чему он, разумеется, не поверил, зато отстал и больше ни о чем не расспрашивал.
Все утро я готовился к новой встрече с Тэйт, но она не пришла в школу. Это был первый день, который она пропустила после похорон, так что, казалось бы, имела полное право. Но я все равно думал, что Тэйт не хочет меня видеть из-за того, что рассказала мне о своей сестре или, может, из-за того, что я ее поцеловал.
Как ни странно, я испытал облегчение. Дело в том, что в последние дни моя жизнь сделалась неуправляемой, а Тэйт была сложностью, к которой я и вовсе не знал, как подступиться. Но весь долгий день, на лекциях и во время проверки домашних заданий, я постоянно ловил себя на мыслях о нашем ночном поцелуе.
Когда, наконец, я добрался до дома, мне хотелось только одного — посидеть перед теликом и отключиться.
Стоило мне переступить порог, как до меня донесся смех Эммы. Она вышла из гостиной, когда я снимал ботинки и куртку. Сестра улыбалась до ушей какой-то беспомощной улыбкой, как бы говорившей — простите, но я не могу перестать, даже если бы хотела, уж очень это смешно! На голове у Эммы была мятая черная шляпа от дождя.
— Это все Джанис, — сказала она, стаскивая шляпу и приглаживая растрепавшиеся волосы. — Мы просто дурака валяем. — Эмма повернула меня к себе, взяла обеими руками за лицо и взволнованно заглянула в глаза. — У тебя измученный вид. Ты здоров?
Я кивнул, привычно удивившись, что это чистая правда. На этот раз мой измученный вид объяснялся банальной бессонной ночью.
— Просто устал.
Эмма с сомнением посмотрела на меня и ушла. Я взял на кухне яблоко и тоже направился в гостиную, чтобы посмотреть, чем они там занимаются.
Джанис сидела на диване и листала учебник. Волосы падали ей на лицо, она снова выглядела невзрачной и нелепой.
— Что ты тут делаешь? — спросил я. — Кажется, я согласился на все ваши условия, так что прекрати преследовать Эмму.
