Александра Огеньская - Старовский раскоп
— Серый, ты задолбал! Приказано, вот и торчим, — лениво отозвался сосед, названный Димкой, едва ли самого Серого намного старше. Глаза у парня в темноте казались странно желтоватыми и как будто даже светились каким-то диким внутренним огнем. — Старшой велел бдеть, вот и бди. И не задавай глупых вопросов.
— Да вряд ли тут что-то стоящее будет… — кисло протянул Серый. — Они там, значит, делом заняты, а нас сюда ткнули, чтобы под ногами не вертелись.
— Ну ткнули, и ткнули. Нам же лучше. Целее будем. Я вон у мамки один…
— Трусишь.
— Может, и трушу, — равнодушно отозвался Димка. — Не все ж такие на голову больные, как ты. И старшой наш не дурак, понимает, что если молодняк весь выкосить, то клан исчезнет. И тут уже без разницы будет, кто победит. Хотя, конечно, если мы на этом долбаном морозе себе размножалки отморозим, тоже ничего хорошего.
— Та-та-та! Ну какие мы разумные, когда до горячего дойдет. Сразу и про раз…
— Серый, — очень ласково, проникновенно перебил Димка. — Ну какой же ты придурок. Ты тут должен в ножки Ингмару кланяться, что тебя, молодого идиота, в самый дальний угол задвинули, не отправили пушечным мясом, а защищают, холят и лелеют, и сами разбираются со всеми проблемами. Или ты думаешь, что там, на передовой, волки тебя по головке погладят и…
— Да я этих волков одной левой!
— Я ж и говорю — идиот.
Димка гибко перевернулся на живот, подтянулся на четвереньки.
— Ладно, ты тут бди границу, а я до лесочка прогуляюсь. Что-то неспокойно мне.
— Ссышь, короче.
— Еще раз повторяю — меня твое мнение не интересует. После дежурства я намерен возвратиться домой целым и невредимым, успокоить мать и сходить к Вике. А больше мне ничего не интересно. Так-то.
С четверенек Димка подыматься не стал, задумчиво, по-собачьи втянул носом ледяной воздух и в один миг, рывком — на снегу оказалась большущая черная пантерища, раздраженно топорщащая усы и глядящая на Серого с заметным сомнением. Метаморфозы Серого не удивили ни капельки, не заставили даже обратить на себя внимание.
Пантера мотнула головой и глухо рыкнула. Серый изволил оторваться от созерцания звезд:
— Да понял, понял, не глухой. Здесь сижу и никуда не суюсь. Слежу, чтобы через границу ни одна вшивая псина не проползла, — со скукой кивнул и отвернулся.
Пантера рыкнула еще раз — дескать, от таких идиотов чего угодно ожидать можно — и побежала в сторону лесочка, низко пригибая морду к девственно ровному снегу. Вскоре черный силуэт слился с сумерками залеска, некоторое время еще оставался затихающий шорох. И где-то далеко вскрикнула отчаянно какая-то сумасшедшая птица.
Серый бездумно разглядывал звезды, по привычке собирая их в созвездия. Медведица с Медвежонком, Лебедь… Широкая туманная полоса Млечного пути. Опять заорала птица. Полярная звезда таращилась вылупленным голубым глазом. Как-будто еще похолодало, а небо сделалось почти прозрачным. Начал подмерзать нос, хотя низкие температуры Серый переносил отлично. Тогда он поднялся, сделал несколько гимнастических движений, разгоняя кровь. Подставил простецкое деревенское лицо мертвенному лунному свету и подумал, что Димка что-то слишком долго ходит. Мстительно предположил, что того со страху пронесло. Однако сделалось неспокойно. Краем глаза почудилась какая-то тень, разве ж в этой дыре может произойти что-то настоящее?
Подождав еще минут пять, Серый не выдержал. Перекидываться не стал, потому что если сейчас Димка возвратится, будет стыдно. Нашел взглядом цепочку димкиных следов и отправился на разведку. По-прежнему было очень тихо и ничем посторонним не пахло. До околка идти было минут пять, утопая в снегу по щиколотку. Пантерам проще, у них лапы легкие… Снова подумал было перекинуться. Не стал.
Добрался до околка, позволил себе всё же перейти на кошачье зрение. Темно-серые стволы берез обступили со всех сторон, снег испещрили, словно оспины, чернявые рытвинки следов каких-то лесных жителей, небо заиграло переливами от черного до серо-синего. Димки по-прежнему нигде не наблюдалось. На самой окраине залеска валялось что-то темное, кажется, трухлявый обрубок вальника. Серый решил дойти до него, а там уж думать, куда мог запропаститься трус-Димка. Сумасшедшая птица вдруг заголосила совсем дико и, сорвавшись с дальнего дерева, пролетела над головой у Серого, едва не снеся шапку. Так и инфаркт заработать не долго. Вот дурная…
Прилетевший ветер швырнул в лицо горсть снежка и — вдруг, страшно, наплывом — вкусный запах крови!
От запаха сердце стукнуло в горле, а голова закружилась. Горячая, сладкая волна…
И Серый одурел внезапно не хуже птицы. Причем мерзко одурел — и от страха, потому что крови вроде как неоткуда взяться, и от первобытного голода, и еще паники. И метнулся вдоль этой пряной волны, не разбирая особо дороги, напролом до трухлявого бревна. В сапоги черпнул снега, но не остановился. Упал, запнувшись о припрятанную в снегу ветку. Поднялся, одурь не прошла, а сделалась гуще.
Кровью несло от бревна.
И страхом. Целым предсмертным ужасом.
И острым песьим духом, и слежавшейся шерстью, и еще чем-то.
А бревно оказалось… Не бревном. Это лежало, широко раскинув руки в черных димкиных перчатках и глядело на Серого мертвыми димкиными глазами. И под подбородком у этого вместо шеи начиналось бесформенное месиво, серели колечки драной трахеи. И снега под Димкой не было, а только темная каша.
Серый отступил, ноги вмиг ослабели, подкосились. И Серый сдался, осел в мягкий сугроб, соображая, что сейчас вырвет.
И откуда ни возьмись — со всех сторон большие седые собаки с зелеными злыми огнями вместо глаз. Они не рычали и не огрызались. Они были абсолютно бесшумны.
И Серого все-таки вырвало. А последней мыслью было, что он у мамки тоже один. Был.
Январь 1990 года, Сибирь.
Метель.
— Тош… Ты бы хоть сам звонил, — Инка за сотню километров по ту сторону телефонной линии ощущалась жутко напуганным существом, этакой загнанной в угол мышкой, а совсем не гордой черной кошечкой. — Мне теперь кажется, что ты там чем-то ужасным занимаешься, представь. Особенно года вчера я до тебя дозвониться не смогла и позвонила Ингмару, а он велел тебе не звонить пока.
— Ну что ты, родная. Всё хорошо. Просто я работаю в месте, где телефон вызовов не принимает. Понимаешь? — терпеливо повторил уже в который раз Антон.
По кривой тумбочке полз таракан. Усы у таракана были длинные, развесистые… Шикарные были усы, и еще длинный хвост, и вообще таракан здесь ощущал себя хозяином жизни. Он степенно подполз к опрометчиво оставленной тарелке и неспешно в ней закопошился. Терпеть такую наглость более Антон не мог, отвлекся на мгновение от голоса в трубке и брезгливым щелчком сбил мерзость. На полу раздавил. Еще на полу в углу лежат три придавленные мыши. На них Антон охотился прошлой ночью, когда опять стукнуло в голову. Сегодня горничная придет, вынесет "трофеи", пока не раздулись и не завоняли.
Инна что-то сказала и умолкла, ожидая, видимо, ответа.
— Что, прости? Не расслышал.
— Говорю, Славка просится с тобой поговорить. Будешь?
— Еще спрашиваешь!
Славка по телефону разговаривать совсем не умел. То слишком близко прижимал динамик мобильника к губам, то, наоборот, забыв, отводил слишком далеко. А то вдруг торопился, волновался, съедал окончания слов и забывал, о чем хочет сказать, перебивая себя на полуслове. Но с грехом пополам понять было можно.
— Пааап! — радостно завопил в трубку Славка. — А тетя Лена купила конструктор и мы с мамой сегодня клеили "КВ"! Танк! Мы сегодня почти целиком склеили, а завтра раскрасим и будет почти как настоящий, только маленький!
— И стрелять будет? — еще у Славки, как и у большинства мальчиков, не достигших пубертатного периода, голос пока высокий, пронзительный и буквально бьет по ушам.
— Ага! Там пружинка внутри и еще шарики вместо снарядов!
— Чудо техники, короче. Приеду, обязательно покажешь. И, хочешь, еще конструкторов куплю?
— Хочу. БТР купишь?
— И БТР куплю, и самолет с мотором. Летом будем ездить на дачу и там запускать. Когда поправишься. Ты как, кстати?
В ухо насупленно задышали. Под большим секретом признались:
— Плохо. Больно. Но мама говорит, что ты лекарство делаешь, а через неделю мы приедем, и ты меня вылечишь. Правда?
— Правда, сынок. Лекарство делаю. Ты там потерпи недельку, хорошо?
Тоскливо сделалось после разговора — хоть вой. Иуть Инна и уверяла, что со Славкой стало чуток лучше, что вместо трех припадков в последние дни только по два. Вот радость-то…
И ведь, самое скверное, Антон теперь про ту девчонку, которая будущая жертва, почти всё знал. И сделалась ему девчонка глубоко симпатична. Вся, от и до. Нормальная такая, обычная девчонка, ни в коем разе не магичка, вообще, кажется, ни во что паранормальное не верящая… не верившая до последнего момента. Здоровое такое рациональное мышление, чуть нервный характер, определенный темперамент, неглупа. Весьма порядочна. В девятилетнем возрасте разбила коленки очень сильно, с тех пор безумно боится вида крови. Прикинул, каким шоком была для нее та царапина на плече, сделалось неловко и стыдно. Работает в каком-то музее. Лето проводит в археологических выездах. Десятки мелких подробностей вроде привычки за завтраком читать газету…
