Вадим Панов - Перстень Парацельса
— Брат Петриус? — Керо удивлённо поднял брови.
— Не знаю, — выдохнул тот, с преувеличенным вниманием уставившись на экран компьютера.
— В смысле?
— Смысл в том, что конкретно этот чел получил возможность смотреть сквозь морок, то есть взаимодействовать с классической магией. Но это всё, что можно утверждать достоверно. Я не знаю, сможет ли он преобразовывать свою энергию другим образом.
— А если сможет?
— Значит, сможет.
— Я смогу защититься от его заклинаний с помощью классической магии?
— Полагаю, да, — почти уверенно ответил эрлиец. — Раз он сумел заглянуть под твой морок, значит, ты должен блокировать его атаки. Теоретически.
— А на деле я должен стрелять первым. — Всю получаемую информацию хван рассматривал только с точки зрения её практического применения.
— Мне нужны подопытные для исследований, — деловито произнёс врач.
— Кхм… — Керо кашлянул, многозначительно разглядывая учёного работодателя, после чего неожиданно спросил: — Откуда вообще взялся артефакт и что он может делать?
— Почему тебя это интересует? — вопросом на вопрос откликнулся брат Петриус.
— Потому что вы не смогли дать чёткие ответы на мои вопросы и мне нужна полная информация.
— Э-э…
Хван прекрасно понял причину замешательства эрлийца и деликатно напомнил:
— Мы связаны контрактом, брат Петриус. Я не имею права разглашать полученную от вас информацию.
— Да, да… — Врач сложил ноутбук, поднялся, прошёлся по комнате, разминая ноги, плеснул в бокалы коньяка — себе и гостю, уселся в кресло и произнёс: — Ты знаешь, чем занимались человские алхимики?
— Наверное, тем же, чем и нечеловские, — ухмыльнулся четырехрукий, грея бокал в ладонях.
— Я имею в виду тех, кто не знал о Тайном Городе. — Эрлиец улыбнулся. — Они искали возможность разбудить дух человека и подняться, если можно так выразиться, на следующий уровень. Перейти к сверхчеловеку.
— А я слышал о возможности перестраивать свинец в золото, — разочарованно припомнил Керо.
— В их записях полным-полно аллегорий, — объяснил врач. — Но смысл в том, что классический алхимический путь — это дорога к Человеку с большой буквы. И Парацельс, несмотря на то что являлся настоящим и весьма сильным колдуном, блестящим выпускником одной из школ Зелёного Дома, был увлечён сим замыслом. Он искал дорогу к созданию сверхчеловека. И у него, судя по всему, получилось.
— Он нашёл способ поднять сородичей до следующего уровня?
— Да.
— Почему же Великие Дома не использовали его изобретение?
— Потому что артефакт Парацельса ни разу не оказывался в их распоряжении. Его прятали челы. В последнее время — Хранитель Чёрной Книги.
— Как же он оказался у Сиби?
— Это долгая история. — Петриус усмехнулся, словно припомнив что-то не очень приятное, и на мгновение в его глазах сверкнула неподдельная злость. — Доподлинно известно, что артефакт использовался несколько раз, однако все эксперименты заканчивались гибелью мастера. При этом сам Парацельс писал, что не успевает закончить артефакт, и предостерегал от его применения.
— Как? — Хван поперхнулся коньяком и в изумлении уставился на врача. — Создатель просит не трогать артефакт, первый же мастер, который рискнул активизировать артефакт, умирает, и всё равно находятся желающие продолжить попытки?
— Перстень Парацельса предлагает власть, позволяет создать послушных сверхсолдат, полностью зависимых от мастера, — тихо произнёс брат Петриус. — Очень трудно не поддаться искушению.
— Даже зная, что все его предшественники погибли?
— Чем заманчивее приз, тем выше ставка. — Эрлиец улыбнулся. — Всегда найдётся тот, кто рискнёт.
* * *— Блаженство…
— Тебе правда понравилось?
— Ты ещё сравни это с сексом.
— Это лучше, чем секс.
— Тебе-то откуда знать?
— Ха, ха, ха…
— Даша, не провоцируй.
— У меня такое ощущение, будто я могу дотянуться до луны.
— А у меня — будто я и есть луна.
— Пожелтел и тебя раздуло?
— Нет, повис в небе и вызываю приливы…
Смех.
Они напоминали насытившихся хищников, довольных и умиротворённых. Вальяжные позы, неторопливая речь, мягкие взгляды, шутки, улыбки… Они получили то, чего желали, и теперь перекатывали внутри себя невозможную, но такую очевидную силу и наслаждались ею, не спеша применять.
— Герман, — позвал мужчину Бранделиус.
— Да? — Тот как раз шептал что-то на ухо улыбающейся Карине, но, услышав обращение, тут же повернулся. И Антон Арнольдович с удовлетворением отметил, что после «кормления» психологическая привязка усилилась.
— Ты не расскажешь о своих переживаниях?
— Я стал воином.
— Это мы слышали.
— Разве этого недостаточно?
— Ты был воином во время церемонии… А в реальной жизни? Например, вчера? Ты использовал свою силу вчера?
Бранделиус бил наугад, он знал, что кто-то из команды должен употребить силу во зло, не мог не употребить, и колебался между Германом и Сатурном. Первый — потому что воин, второй — в силу его характера. Однако эмоциональное выступление Сатурна заставило москвича обратиться к более миролюбивому, но получившему силу воина Герману.
— Ты использовал её?
Несколько секунд Герман смотрел Бранделиусу в глаза, а затем коротко ответил:
— Я убил двух человек. — И в гостиной стало очень-очень тихо.
Карина вздрогнула, уставилась на Германа, глаза её потемнели. Марат поднял брови. Сатурн старался делать вид, что ему безразлично, но получалось плохо. В глазах Даши сверкнул огонёк интереса. Виктор помрачнел.
Рыжий не хотел рассказывать, во всяком случае — сейчас не хотел, но не мог соврать Антону Арнольдовичу. Признался. Но получилась всё равно полуправда, потому что Герман решил во что бы то ни стало скрыть убийство соседа.
— Ты замёл следы?
— Я их не оставил. — Герман был настолько далёк от мира криминала, что даже сейчас не вспомнил об отпечатках пальцев. — Я чист…
— Подождите! — Виктор поднялся на ноги. — Наш… — Друг? Коллега? Кто? — Наш знакомый признался в двойном убийстве, а мы обсуждаем, замёл ли он следы?
— Что может быть важнее? — с издёвкой осведомился Сатурн.
Даша хмыкнула.
— Но мы ведь говорим об убийстве. — Виктор оглядел команду. — Об убийстве.
— Давай дождёмся подробностей и тогда сделаем выводы, — предложила Даша.
— Ага, — поддакнул Сатурн.
Карина молча кивнула. Марат, помедлив, тоже.
А Громов вдруг почувствовал себя нелепым. Чего он хотел добиться? К чему призвать? К человечности? Но… Но ведь он и впрямь не знает всех деталей произошедшего.
Виктор вернулся в кресло, Антон Арнольдович, не скрывая иронической усмешки, дождался, пока он расположится, и спросил у Германа:
— Расскажешь подробности?
— Они были бандитами и сочли меня лёгкой добычей…
И снова — полуправда. Несмотря на взгляд Бранделиуса, которому Герман не мог противиться, взгляд Карины был для него важнее. А Карина — это Герман чувствовал кожей — впала бы в ужас, узнав, что он сам искал неприятности, сам хотел убить тех двоих, а убив — испытал невероятное наслаждение. Карина сошла бы с ума от такого откровения, поэтому Герман постарался пересказать историю так, чтобы оказаться в роли потерпевшего… И поэтому говорил медленно, подбирая слова и не уточняя, где именно произошла стычка. Складывалось впечатление, что он просто шёл по улице и стал жертвой нападения.
Ему внимали, не отрываясь и не перебивая. Все, кроме Дарьи, которая, едва услышав, в чём признаётся Герман, задумалась над тем, что она еще не выступала на их импровизированном собрании, не делилась обретённой силой, и у неё совершенно не было желания это делать.
«Что я буду говорить?»
Если взглянуть правде в глаза, то придётся признать, что Дарье не очень-то хотелось заглядывать в себя. В душу, в которой всё сильнее и сильнее разгоралось тёмное пламя. Чудилось даже, что она различает его багровый цвет, идеально подходящий к тьме подземелья. Пламя распирало её, раздувало опасный жар, требовало больше, чем она была готова дать… Девушка страшилась признаться себе в том, что может вот сейчас, сию минуту, послав всё к чёрту, с бешеной страстью броситься в объятия Громова, пусть видят, пусть обалдевают — плевать на них! — и отдаться безумному сексу.
Готова! Никаких сомнений.
И… почему только Громову?
«Любовь требует больше!»
Эти слова будто кто-то злорадно прокричал в её мозгу, и она содрогнулась, но не с отвращением, а с мучительно-сладостным бесстыдством, ужасаясь, восторгаясь и чувствуя себя демоном Лилит, первой женщиной, неудачно созданной до Евы, а затем уничтоженной и почти позабытой, память о которой похоронена в веках…
