Основы человечности для чайников (СИ) - Шашкова Екатерина Владимировна

Людвиг хмыкнул. И внезапно совершенно без перехода выдал:

— Ксю, ты офигенная!

— С чего вдруг?

— Просто. У тебя каким-то странным, совершенно парадоксальным образом работает мозг, поэтому я никогда не могу предсказать, как и на что ты среагируешь. Ты не шарахаешься от призраков и боггартов, чешешь оборотня за ушами, раскручиваешь строителей на поиски коробки. Есть в этом мире хоть что-то, способное тебя удивить?

— Человечность, — даже не потрудилась задуматься Ксюха.

— В смысле?

— В прямом. Когда люди… призраки, боггарты, оборотни, строители… когда все эти существа относятся друг к другу по-человечески. Так что, честно говоря, меня очень удивляешь ты. Тем, что нарисовал мне ключ, а не отправил подальше, как только я перестала быть тебе нужной. За ушами, опять же, дал почесать. Ну и вообще, не прогнал, не побил. Даже не наорал ни разу.

Людвиг смотрел странно. Недоверчиво. Даже, пожалуй, ошарашенно.

— Бедный ты мой ребёнок, — наконец выдохнул он. — Что они с тобой сделали?

— Кто? — не поняла Ксюха.

— Все, кто не по-человечески… Все, кто тебя обижал. Все, кто тебя до этого довёл.

— Да брось, нормально у меня всё. Я не бомжую, не голодаю, у меня даже телефон есть. И ноутбук. Правда, бабушка его спрятала куда-то, но это ерунда, вернёт. В общем, отлично живу, как все люди.

— Ага, — сказал Людвиг таким тоном, словно ни на мгновение Ксюхе не поверил. Хотя она же чистую правду сказала, даже не приукрасила ни капельки в кои-то веки. — Ладно, я понял. Извини. Расскажи лучше, как ты меня нашла.

— Хорошо. Но потом ты расскажешь, кто и когда тянул из тебя силы.

— Это неинтересно.

— Мне не для развлечения. Хочу понять, как это работает.

— Расскажу, — кивнул Людвиг. — Тащи ещё шоколадку.

Интермедия 2. Этот

1991 год

— Пожалуйста, будь с ним вежлив… — Фрау Вальд прижала Людвига к себе и пригладила ему непокорные волосы, но он тут же упрямо замотал головой.

Он не хотел быть вежливым, не хотел идеальную причёску, и чужих прикосновений тоже не хотел.

Фрау Вальд огорчённо вздохнула. Она, в общем-то, была неплохой женщиной, доброй. И к тому же — соседкой и подругой Хелены Майер. И когда всё случилось… когда взрослые думали, что делать дальше (с Людвигом, с его домом и вообще), она первая предложила забрать мальчишку к себе. Мол, какая разница: всё равно дома пятеро сорванцов и вечный кавардак. С одним из этих сорванцов Людвиг даже учился в одном классе. Не то чтобы они дружили или даже общались (Франц считал Людвига слишком шумным, Людвиг считал Франца скучным занудой), но взрослые решили, что это хорошая идея. Хорошее решение проблемы.

Временное, конечно.

Людвигу не нравилось быть проблемой, не нравилось быть обузой, не нравилось делить комнату с Францем. Ему вообще мало что нравилось. Он просто хотел домой. И к маме.

К маме его отпускали без возражений. Чего бы не отпустить — на кладбище тихо, спокойно, безопасно, пусть идёт, если хочет.

Домой не пускали. Сказали: нечего там делать, да и заперто.

Ключи хранились у фрау Вальд. Людвиг мог бы запросто их стащить, только не видел в этом смысла. Он мечтал попасть не в тот дом, который стоял сейчас пустой, с опечатанной дверью, тёмными окнами и лужайкой, заросшей сорняками, а в прежний, сохранившийся в памяти, в тот, где светло, уютно, сквозняк колышет дурацкие шторы в цветочек, а мама ругается, что непутёвый сын снова где-то заигрался и пропустил обед. А то и ужин.

Ну и пусть бы ругалась, она же не со зла.

И даже когда морковку в рагу добавляла — это тоже не со зла, а для витаминов.

И даже её вечное «Немедленно убери свой бардак!»

Теперь Людвиг был согласен и на уборку, и на варёную морковку, и на примерное поведение, лишь бы всё стало как раньше. Но прекрасно понимал, что как раньше не будет, поэтому морковку из еды, приготовленной фрау Вальд, выковыривал с особой старательностью.

Но это теперь, когда немножко отпустило.

А в тот день, когда всё случилось, он, конечно, рвался домой как безумный, хотел увидеть всё своими глазами. Даже подрался с одним из полицейских, который пытался преградить вход.

Ну, как подрался… Как вообще восьмилетний пацан может подраться со взрослым мужиком? Боднул в живот, пнул в коленку, укусил за руку (чудом сдержавшись, чтобы не обернуться волком) и был с позором вышвырнут на улицу.

Потом долго ревел на заднем дворе.

Потом попытался пролезть через окно.

Не успел — герр Штайн заметил лазутчика, схватил в охапку и унёс подальше. Людвиг даже не сопротивлялся, к тому времени он уже достаточно успел разглядеть.

За окном (тем самым, в которое он пытался залезть) находилась кухня. Деревянный пол был залит кровью, брызги попали на посудный шкаф, и на накрытый светлой скатертью стол, и даже на любимую кружку Людвига, которую он на этом столе оставил утром.

Мама всегда ругалась, когда он не мыл её за собой и не убирал в шкаф, но ему так больше нравилось. Нравилось, что приходишь домой — и всегда можно отхлебнуть остывшего чая, или сока, или… нет, молоко лучше не допивать, оно за это время частенько успевало прокиснуть, особенно летом.

В общем, Людвиг подумал, что из этой кружки он, наверное, никогда уже пить не сможет, даже если ему её отдадут.

Чего бы и не отдать, в принципе? Это же его дом. Наверное. Других родственников и наследников кроме Людвига у мамы не было (или она про них никогда не говорила).

— Хочу к маме, — сообщил Людвиг куда-то в рубашку герра Штайна.

— Нельзя, — вздохнул полицейский.

— А когда будет можно?

— Когда эксперты… ну… закончат… Давай я тебя пока к фрау Вальд отведу? Поживёшь у неё несколько дней, а потом мы что-нибудь придумаем. Согласен?

Людвиг кивнул. Наверное, он кивнул бы на что угодно: на предложение сходить в магазин, побриться налысо или переехать жить на луну. Ему было попросту всё равно.

В итоге несколько дней как-то незаметно превратились в пару месяцев. Фрау Вальд жалела сироту и опекала как могла, герр Штайн иногда заходил в гости и рассказывал, как продвигается расследование.

Расследование не продвигалось никак.

Некто забрался в дом средь бела дня, сунулся в кухню, проломил хозяйке голову кофемолкой, а потом вместе с ней и скрылся. Зачем ему кофемолка — так никто и не понял. Может, в состоянии аффекта прихватил, или просто пьяный был, или на ней остались его отпечатки, или… или… Бесконечное число вариантов.

Никто бы и не заметил ничего до самого возвращения Людвига, если бы не окно, распахнутое по случаю летней жары. Ветер всколыхнул штору так, что она дотянулась аж до включённой плиты и немедленно загорелась. Всерьёз поджечь ничего не успела, но пламя случайно заметила соседка (не фрау Вальд, а другая), и вызвала пожарных. А те — полицию и скорую.

Хотя скорая там была уже не нужна.

Фрау Вальд считала, что убийца — кто-то из туристов. Или просто мимо проезжал. Но точно не местный, не мог местный такое сотворить. Герр Штайн в ответ обычно молчал, потому что у него опыта было побольше.

У Людвига опыта вообще не было, но всё же он с тоской думал, что если бы его пустили на кухню сразу после убийства и дали как следует осмотреться (а главное — принюхаться) — он бы мигом вычислил злодея. Но все следы затоптала полиция, а запахи со временем выветрились, осталась только вонь от горелой шторы и бессмысленные разговоры.

Да и те постепенно затихали, сходили на нет.

А потом, когда Людвиг подумал, что про него вообще все забыли и жить ему вечно в одной комнате с Францем Вальдом, приехал этот.

Он заявился рано утром, когда все ещё спали. Потом Эрих, старший сын фрау Вальд, ворвался в комнату, сдёрнул с Людвига одеяло и велел немедленно одеваться, умываться и бежать в отцовский кабинет. Сам герр Вальд был в отъезде (он вообще почти всегда был в отъезде, в рабочих командировках), но важные семейные вопросы традиционно решались именно в кабинете.