Тайна дома №12 на улице Флоретт (СИ) - Торин Владимир

В целом доктор Доу не был человеком, который склонен чего-то пугаться. Слишком уж скептически он относился к вещам, которые обычно вызывают у обывателя страх. Он не испытывал практически никаких эмоций перед «жутким», «зловещим» и уж тем более «необъяснимым», у него не было фобий (он считал фобии — несуществующей болезнью, неким видом ипохондрии), в то время как аудиодрамы, которые транслировали по радиофору и от которых «кровь стынет в жилах!», вызывали у него лишь скуку. Джаспер часто шутил, что его дядюшка — бесчувственный автоматон, но все же он заблуждался. И, вероятно, племянник был бы весьма огорчен, узнав, что Натаниэль Френсис Доу — тоже человек и что он тоже умеет бояться.

Ну а сейчас, хоть эмбрион страха в нем еще не развился и даже не оформился, волнение и беспокойство были уже весьма явными.

Каждое шевеление кустарника по сторонам от дорожки, каждый необычного вида клок тумана, каждый скрип ветвей над головой — все это заставляло доктора Доу нервничать. То и дело ему мерещились очертания оскаленной собачьей пасти среди листвы, порой казалось, что он слышит, как когти скребут землю. И всякий раз он отмахивался от этого, напоминая себе, что детские страхи — недостойное почтенного джентльмена явление, убеждая себя их отринуть. К сожалению, пытаться заставить себя не чувствовать что-либо и не чувствовать это — далеко не одно и то же.

Оставалось утешать себя мыслью, что он был здесь в компании человека, который знает в этом саду буквально каждую травинку.

Профессор Малкольм Муниш, худощавый человек средних лет, благодаря клетчатому зеленому костюму, и сам походил на одно из тех растений, которые изучал. Светлые зачесанные набок волосы, нос торчком и широко расставленные большие глаза, придавали ему некоторую кукольность. Профессор почти не моргал, глядя прямо перед собой поверх очков с зеленоватыми стеклами. Также его мучили едва заметная хромота и тремор в руках — из-за этого фонарь, который он нес, дрожал. «Нервическая, склонная к излишним треволнениям и переживаниям натура», — так бы описал его доктор.

— Мы входим в «Стеклянную» часть сада, — сообщил профессор Муниш, и тут заросли отступили, обнажив широкое пространство без деревьев.

Доктору открылась удивительная картина: по обе стороны от дорожки стояли окутанные туманом разновеликие стеклянные футляры, под каждым из которых обитали растения. Самые большие футляры были много выше человеческого роста, другие не достигали и пары футов в высоту, были здесь и совсем крошечные — не больше электриситетных лампочек. Свет фонаря скользил по полированным стенкам этих футляров, их жильцы сбрасывали с себя сон и поворачивали к гостям бутоны, словно интересуясь, кто это к ним пришел.

— Многим обитателям сада не подходит наш климат, — пояснил профессор, — но мы не можем обеспечить все из них тропическим воздухом и необходимым уровнем влажности. Поэтому большая часть данных экземпляров переживает не лучшие времена…

Вскоре «Стеклянная» часть сада закончилась. Деревья вновь подступили вплотную к дорожке.

— Полагаю, мы можем обсудить дело, которое меня к вам привело, профессор? — спросил доктор Доу, и его спутник кивнул.

— Вы ведь пытаетесь вылечить какую-то болезнь? Я правильно понял?

— Пока что я, скорее, пытаюсь понять, с чем именно столкнулся. Доктор Степпл сообщил вам о том, что я ищу?

— В общих чертах, — сказал профессор Муниш. — Он описал мне растение, которое вызвало у вас подозрение. Скверлум Каберботам, иначе «Кровяная Лилия», — довольно редкий представитель флоры. Этот цветок не растет в наших широтах. Я поражен тем, что вы встретили его здесь, в Габене.

— Что вы можете рассказать о нем?

Профессор помолчал, обдумывая ответ.

— Скверлум Каберботам впервые был обнаружен в Эйлане и описан для ботанического общества профессором Крингоу около восьмидесяти лет назад. Не раз предпринимались попытки привезти его и вырастить в саду ГНОПМ, но успехом ни одна так и не увенчалась. Произрастает Скверлум Каберботам в крайне труднодоступных регионах, и путь к нему таит в себе множество опасностей. Те, кому все же удалось добраться до мест, где он растет, и взять клубень, не смогли довезти его даже до Киримана, столицы Эйлана. По непонятной причине клубни сворачивались и вяли, несмотря на уход лучших умов общества. Загадка скорого увядания цветка так и не была разгадана. Тем удивительнее, что он произрастает… в каком-то доме у канала? Поразительно! Я должен увидеть его своими глазами!

— Что вы можете рассказать о пыльце цветка?

— Боюсь, ее свойства мало изучены.

— Может ли быть такое, что она вызывает указанные симптомы?

— Вы имеете в виду аллергию? В записях профессора Крингоу ни слова не говорится о чем-либо, что напоминает вашу болезнь.

— Быть может, это какой-то механизм защиты?

Профессор Муниш задумался.

— Среди растений, произрастающих в джунглях Микении, Эйлане и Кейкуте, попадаются растения с невероятными, удивительными защитными механизмами: плюющиеся ядом, использующие удушающие корни, выбрасывающие дурманящие соки. Есть также весьма агрессивные виды, применяющие для защиты или же нападения пыльцу, но я еще не встречал растений, обладающих одновременно двумя видами защитного механизма.

— Двумя видами?

— Скверлум Каберботам уже обладает механизмом защиты, и пыльца здесь ни при чем. Когда растение чувствует угрозу, оно раскрывает бутон и обволакивает того, кто его потревожил, своими лепестками. Эти лепестки покрыты крошечными, невидимыми глазу присосками, которые впиваются в жертву и начинают пить ее кровь. Именно отсюда и название «Кровяная Лилия». Ваши пациенты не страдают от малокровия?

Доктор покачал головой, и профессор продолжил:

— Доктор Степпл сказал мне, что вы убеждены в причастности к болезни Скверлум Каберботам, но я вынужден вас огорчить: очень маловероятною, что его пыльца является ее источником.

Доктор Доу погрузился в свои мысли так глубоко, что не сразу заметил, как дорожка под ногами изменилась. Ее вообще больше не было — какое-то время они уже шли по влажной земле.

Когда низко нависающая лиана едва не сбила с головы доктора цилиндр, он очнулся от раздумий и огляделся по сторонам.

Иначе как дебрями это место было не назвать. Растения кругом росли где им вздумается, они сплетались между собой, их лозы и лианы низко нависали над головой. В скоплениях плотных мясистых листьев проглядывали уродливые цветы, лепестки которых походили на внутреннюю сторону срезанной человеческой кожи, повсюду гроздьями чернели кувшины непентесов.

Внимание доктора привлекли похожие на копошащихся дождевых червей растения с длинными тонкими усиками, которые присосались прямо к клочьям тумана: он будто бы даже слышал, как они заглатывают влагу, но как следует разглядеть, что там происходит, не смог, а приближаться к ним ему совершенно не хотелось.

Только сейчас доктор Доу заметил, что свет фонаря в руке профессора Муниша померк — пока они шли, тот зачем-то прикрутил фитиль.

— Дионея Корус не любит яркий свет, — ответил профессор на невысказанный вопрос спутника. — Мы пришли. — Он протянул доктору фонарь. — Вы не подержите?

— Конечно.

Профессор достал что-то из кармана и исчез в зарослях. Доктор остался один — огляделся, зябко поежившись. Растения кругом словно перешептывались между собой…

— Ну здравствуй, дорогая. — До доктора донесся голос Муниша из зарослей. — Я пришел тебя проведать. Прости, что так давно не навещал…

Доктор вдруг ощутил какое-то шевеление под ногами. Он опустил взгляд, и по спине его пробежал холодок. Он стоял вовсе не на земле. Под ногами был сплошной ковер из путаных лоз, и несколько бойких длинных отростков вовсю оплетали его туфли.

— Профессор! — он позвал Муниша, но тот не отреагировал, продолжая что-то бормотать.

Доктор наклонился и попытался отцепить растения. Ему это удалось, но на перчатках осталась зеленоватая слизь.