Даром (СИ) - Каляева Яна

Что-то здесь не сходится. Одарению уже семь месяцев, а Анюта пустила в ход свой Дар только меньше двух недель назад? Если в ее перекрученной картине мира она таким образом причиняла людям добро, то почему сдерживалась столько времени? Может, конечно, Анюта и раньше «уводила» вот так других пациентов, а обленившиеся врачи просто не замечали у психов появления еще одного синдрома? Или все-таки что-то изменилось?

Столько вопросов… и как раз Дар мой восстановился. Мне даже не нужно смотреть на телефон — человек всегда знает, активен его Дар или нет. Но что толку? Через дверь мой Дар не работает, как и Анютин. А если я ее выпущу, то подставлюсь под удар.

— Анюта, почему ты решила, что меня надо увести?

Девушка скулит за дверью:

— Я слу-ушаюсь! Я всегда слушаюсь!

— Кого ты слушаешься, Анюта?

Девушка молчит.

Скоро прибудут спецы с укрепленными щитами, запихнут опасную сумасшедшую в фургон и увезут в режимное учреждение с оборудованными боксами. Навсегда, и связи семьи не помогут — все слишком хорошо помнят Красный Ключ. Лица людей Анюта будет видеть только на экране и только в записи — некоторые Дары работают при прямой связи через сеть. И никогда больше не выйдет ни в какой сад.

Вроде впору гордиться собой: избавил общество от опасной психопатки. Но никакой гордости нет, а есть только саднящее чувство досады, которое остается от плохо выполненной работы. Я не выяснил, какие у Анюты были мотивы. То, что она сумасшедшая, не означает, что у нее не было мотивов.

Была не была. Включаю мобилу за запись, разблокирую дверь, открываю и быстро, пока девушка не опомнилась, задаю особенный вопрос:

— Анюта, скажи как есть, почему ты стала использовать Дар?

Девушка отвечает спокойно и серьезно:

— Я во всем слушаюсь своего лечащего врача, Онуфриева Николая Сергеевича. Сперва он запретил мне воздействовать на людей, а потом указывал тех, кого необходимо увести.

* * *

— Короче, чистосердечное написал этот жулик Онуфриев, — рассказывает Леха. — Даже тебя по Дару напрягать не пришлось, сам все рассказал.

Мы сидим в Лехином кабинете. Из «Тихой гавани» вернулись позавчера ночью. Сегодня я снова ночевал у Оли — хоть ей и неудобно было отправлять сына к сестре, она соскучилась и рада была меня видеть. В этот раз, однако, часа четыре мы все же поспали, так что соображал я вполне сносно.

— Давно это у них там началось?

— Воровство-то? Да с самого основания пансионата, считай. Но поначалу он еще аккуратно крал, концы в воду прятал, а потом уже вовсе страх потерял. Родственники не особо часто к постояльцам этим заглядывали и в детали быта не вдавались, так что по документам пансионат снабжался по высшему разряду, а на самом деле — закупали фуфло всякое. От продуктов до туалетной бумаги. Психи, типа, разницы не замечают. И Дар Онуфриеву вышел — отводить глаза от своего мухлежа. Так, что человек вроде бы смотрит в упор, но до мозга не доходит, что именно он видит.

— Но теперь-то до тебя дошло?

Леха потер виски:

— С трудом… Муть какая-то в голове до сих пор, даже когда в документы по делу смотрю. Ну да ничего, парни все оформят. Главное, ты же мне в лицо все это говорил там, в «Гавани» — а у меня мимо мозга проскальзывало. Даже когда сам Онуфриев показания давал, я будто… отвлекался все время. Только когда протокол увидел, чуть-чуть все в голове улеглось. Дар этот так действует, что у меня месяц еще такое как бы зашумление будет этой по теме.

— И что, Онуфриев всему персоналу вот так глаза отводил?

— Не всему, завхоз и сестра-хозяйка с ним в доле были. А остальным — да, Даром морочил голову. И тогда совсем уже берега попутал. Если раньше та же бумага хотя бы белого цвета была, то теперь перешел на самую дешманскую. И только когда Онуфриев в больницу загремел с острым приступом, одна из медсестер из-под действия Дара вышла. Вернулся главврач из больницы, стал восстанавливать свой морок. А сестричка уже жалобу строчит — обидно ей стало за безответных психов. У Дара период восстановления — двое суток, Онуфриев никак не успевал заморочить всех. Тогда и натравил на сестру эту Анюту, бедняжка во всем его слушалась. А потом и на санитара, тот тоже что-то успел заметить. Ну а как мы приехали, мне он глаза отвел, а тебя думал устранить при помощи Анюты. Понял, что мы ее все равно вычислим, и решил использовать по полной напоследок.

— Вот же мразь… Ради этой сраной туалетной бумаги трем людям мозги решил расплавить?

— Ну там не только бумага, там знаешь какие суммы по всем поставкам набегали… Наш жулик почти скопил уже себе на безбедную старость в теплой стране третьего мира в окружении сисястых туземок. Теперь-то заливает — не планировал, мол, что так все обернется, просто сначала одно, потом другое, вот он и реагировал на ситуацию.

— А с Анютой что теперь будет?

— Временно помещена в медицинскую организацию, оказывающую психиатрическую помощь в стационарных условиях, — казенным тоном отвечает Леха.

— Ей строгая изоляция светит?

— Уж наверное. Она же невменяема и опасна.

— Да не она опасна, не она… Если рядом с ней мудла всякого не будет, то никакой опасности она не представляет ни для кого. Она слушается, она… старается быть хорошей. Просто зло берет, сколько там этот Онуфриев получит, лет семь? Ну десять в лучшем случае и по УДО выйдет еще небось. А девчонке до самой смерти гнить в уголовном изоляторе? Только за то, что она слушалась своего врача?

— Ну Сань, я что тебе, суд? У нас разделение властей еще никто не отменял.

— Леха, нельзя так. Узнай, что можно сделать.

— Лан, узнаю. Там семья непростая, может, удастся в приличный стационар определить девчонку, до уголовного изолятора не дойдет. Видос, который ты снял, я к делу приобщил. Должно помочь.

— Вот и славно. Ну, бывай, до связи.

Уже почти дохожу до двери, когда Леха окликает меня:

— Слышь, Сань… Спасибо тебе. Ты круто все разрулил, пока я сопли распускал. За мной должок, если чего, звони в любое время суток — наизнанку вывернусь. А теперь ты куда? Может, по пивку?

Улыбаюсь:

— В другой раз.

Не сегодня. Сегодня я гуляю с Олей и ее сыном.

Не все же отлаживать чужие жизни. Надо заняться и собственной.

Глава 7

Где он был счастлив. Часть 1

Сентябрь 2029 года

Утро в офисе началось с драмы.

— Как так вышло, сама не понимаю, как так вышло! — причитает Нина Львовна и растерянно вертит в руках яркую коробочку с логотипом — надкушенным яблоком. — Я же зашла в ларек этот поганый, чтобы только зарядный шнур купить, старый не заряжает уже совсем. И девочка-продавщица внимательная такая, заботливая… Заговорила меня, я и не поняла, как купила айфон этот, прости Господи… А деньги были на новую кухню отложены.

— Чего вы, как лохушка, в магаз с деньгами поперлись, Нин Львовна? Мы с пацанами сразу после Одарения просекли эту фишку, — сообщает не отличающийся тактом Виталя. — Продаваны с Даром — хуже цыган, снег зимой продадут за три цены, и еще счастлив будешь, что дешево урвал. Но мы-то не пальцем деланные, если чо надо — в интернете покупаем. Бухло только онлайн не продают, так надо по дороге в магаз как молитву твердить, например: две сиськи пива и поллитра, две сиськи пива и поллитра. А то припрешься домой с вискарем ценой в зарплату, полный тунец…

Раз даже Виталя и его пацаны осознали новые реалии и приспособились к ним… А действительно, год назад на моей улице работали четыре магазина, а теперь остался один. Куда же ринется вся эта масса продавцов от черта? Чтобы ворочать миллионами в корпорациях, одного умения впаривать завалящий товар мало, надо еще кое-что знать и уметь; да и места у этих кормушек давно поделены, счастливчики держатся за них цепко. Так что останется одаренным продаванам идти по квартирам, втюхивая доверчивым гражданам пылесосы по цене ракет и бытовую химию по цене ракетного топлива. Надо бы маме видеодомофон поставить, чтобы посторонним не открывала… заказать, конечно, через интернет.