Даром (СИ) - Каляева Яна

Я одумался и бросился искать Олега, как теперь кажется, уже минуты через три, но он словно сквозь землю провалился. Я прочесал лес вокруг тропы — бесполезно. Звал его так, что чуть голос не сорвал. Через час до меня дошло, что дело плохо и надо бежать к родителям, чтобы они подняли тревогу; но не мог представить, как скажу маме, что не уследил за младшим братом. И я заставил себя думать. Вернулся на место, где мы расстались, и прикинул, куда братик пойдет. Олег — левша, следовательно, будет забирать против часовой стрелки. Я посмотрел на местность его глазами и представил, какой путь мог показаться ему более удобным…

Я нашел Олега еще через час. Он сидел, съежившись, в колючих кустах — маленький, худой, зареванный, исцарапанный. Помню, как у меня дрогнуло сердце от радости. Я разыскал глупого младшего брата, и все наконец-то стало правильно.

— Ты бы хоть на помощь звал, баклан, — сказал я ему тогда. — Ну, вытри сопли, не то мать распсихуется. Идем домой…

Леха хмуро глядит на дорогу. Его грабли слишком сильно сжимают руль. Пожалуй, зря я сорвался на него.

— Знаешь, Леха, я, может, не очень хороший старший брат. Олег вечно меня выбешивал, я его прессовал. Но я всегда защищал его. Заботился о нем, как умел. Находил его, когда он терялся. И если сейчас я забью на него, не стану его искать… ну, просто я не я буду, понимаешь, Лех?

— Ладно, ну чо ты, — Леха чуть расслабляет руки и улыбается краешком рта. — Я ж сам с тобой тогда на стрелки ходил, когда на брательника твоего наезжали. И теперь ищем, как можем. Все будет нормалды, Саня.

Последние сорок минут едем в молчании. Потрескавшийся асфальт вырождается в грейдер, а потом вдруг сменяется новеньким, идеально ровным покрытием. Вдоль бетонного забора подъезжаем к серым металлическим воротам. Всего каких-то десять минут переговоров по интеркому с охранником — и двери пансионата закрытого типа «Тихая гавань» распахиваются перед нами.

Глава 6

Зазеркалье. Часть 2

За воротами нас встречает верткий усатый мужичок. Тянет ладонь для пожатия и представляется: Николай Сергеевич Онуфриев, главврач пансионата «Тихая гавань». Вид у него такой, словно он вышел из советских комедий об управленцах. Разве что драповой кепки-восьмиклинки не хватает.

— Слава Богу, вы наконец приехали! — суетится главврач. — Я извелся весь, третью ночь не сплю! Уже и не знал, куда звонить, что делать! А ведь пансионат восемь лет проработал без единого ЧП! Даже Одарение пережили благополучно, что для учреждений нашего профиля, сами понимаете, огромная редкость. Но у нас буйных нет, пациенты все в компенсации, на правильно подобранных лекарствах. Все коммуникабельны, со всеми удалось договориться. И Дары им безобидные вышли… ну, насколько мы выяснили. И тут — два происшествия с разницей в десять дней! Двое сотрудников госпитализированы в остром состоянии. Персонал в панике, трое уже уволились, как я ни уговаривал… С чего вы начнете?

— Изучим списки пациентов, — говорит Леха хмурым начальственным тоном. — Кто когда поступил, какой у кого Дар.

— Конечно-конечно! Пройдемте в корпус, там у нас канцелярия и архив.

Идем через просторный сад по мощеной цветной плиткой дорожке. Старые мощные дубы, розарий, пруд, садовая скульптура под античность, уютные беседки… А вот людей во всем этом великолепии что-то не видать. Поэтому вздрагиваю, услышав высокий, как звон колокольчика, девичий голос:

— Я хорошо себя вела, Николай Сергеич! Вы сказали никого не водить, и я не водила!

Девушка подкралась к нам как призрак, да и вид у нее соответствующий: синяя юбка до колена, туфли с тупыми носами и матроска… неужели их кто-то носит еще? Волосы цвета соломы рассыпаны по плечам, огромные голубые глаза широко распахнуты.

— Молодец, молодец, Анюта, — на ходу говорит ей главврач. — Давно гуляешь? Не замерзла? Беги в столовую, скоро полдник.

Девушка заливисто смеется и вприпрыжку, словно ребенок, бежит в сторону корпуса — к центральному входу, а мы направляемся к боковому.

— Анюта у нас безобидная, — поясняет главврач. — Персонала для сопровождения сейчас не хватает, гулять выпускаем только самых спокойных постояльцев.

Запоздало соображаю, что стоило бы, пожалуй, воспользоваться возможностью задать Анюте вопрос о ее Даре, чтобы сразу запустить период восстановления, но девушка уже убежала. Не догонять же ее — мы же решили никого не пугать. Может, она и безобидная, но какая же криповая…

Здание пансионата излучает беспощадный гламур нулевых: яркие принты и пестрые обои с бордюрами, золоченая лепнина и роспись на потолках, гроздья светильников в самых неожиданных местах. От этой варварской роскоши рябит в глазах. Кажется, дизайн назойливо призывает забыть, что ты находишься в психиатрической больнице, но работает это почему-то скорее в обратную сторону.

Карточки пациентов здесь действительно бумажные, как в давние времена. С трудом разбираю врачебный почерк и сразу тону в симптомах, синдромах, психозах и разновидностях бреда… сколько их, оказывается. И как понять, кто из этих пациентов опаснее, с кого следует начать? Примерно в половине диагнозов есть слово «алкогольный», но ведь алкаши — они тоже разные.

Леха действует по-другому и сортирует карточки по времени поступления пациентов. Логично, если проблемы начались недавно, значит, с последних постояльцев и надо начинать.

— Куда мы можем вызывать ваших пациентов, чтобы не напугать их? — спрашивает Леха у главврача. — Где они бывают регулярно?

— Постояльцы, — поправляет главврач. — Да вот хотя бы в процедурной. Сейчас процедуры приостановлены, персонала нет… пройдемте.

Процедурная похожа на обычный врачебный кабинет — по крайней мере, стены белые. Оборудование выглядит дорогим, эргономичным, хотя и не особо новым.

Первым главврач приводит старичка с раздутым носом и красными прожилками в глазах — явно алкаш. Не знаю уж, дают им тут прибухивать под присмотром или как, ну да не мое это дело. Дар у деда оказывается безобидный — он умеет унимать кожный зуд. Странно, в таком пафосном заведении — и вдруг чесотка… Но с ума он точно никого не сводил.

Пока идет период восстановления, выхожу в сортир в свободном номере. Обстановка такая же тягостно-роскошная, а вот на глянцевом кафеле — держалка с дрянной серой туалетной бумагой, жидкое мыло реально очень жидкое, от него несет дешевой отдушкой. Вытирать руки предлагается застиранным вафельным полотенцем. Проверяю — постель застелена скользким синтетическим бельем. Я такое купил как-то по глупости, когда только переехал в свою квартиру — молод был, не понимал, зачем платить больше. Попробовал на нем поспать и тут же обзавелся нормальным. На некоторых вещах лучше не экономить. Да, кто-то неслабо так наживается на безответных психах…

Следующие три Дара оказываются тоже безобидными, бытовыми. Тетка с неподвижным взглядом, например, хотела слышать в плеере музыку своей молодости. Один парень умел летать, невысоко и недалеко. За ограду не вылететь, разве что санитарам нервы помотать. Так себе супергерой. Хотя в обычной жизни психические больные изъясняются невнятно или вовсе предпочитают молчать, под действием моего Дара они начинают говорить вполне осмысленно. Какой-то особой агрессии, к персоналу или в целом, у пациентов не просматривается. Борюсь с усталостью — две бессонные ночи все-таки догнали. Несколько раз беру в руки телефон, чтобы позвонить Оле, но вспоминаю, что сети здесь нет. В канцелярии есть стационарный телефон, но неохота лишний раз гулять по дурдому, по которому бродит сумасшедший выжигатель мозгов.

В одиннадцать пациенты ложатся спать. Если что и напугает нашего выжигателя, так это побудка посреди ночи на допрос, потому до утра берем паузу. Женщина средних лет в униформе — санитарка или горничная, не знаю, как правильно — проводит нас в подготовленный двухместный номер и приносит на ужин скучную больничную еду.