Александр Светин - Anamnesis vitae. (История жизни).
Она почувствовала страх. И, чтобы приглушить его, еще быстрее заработала черпаком. Это помогло — из-под воды показалось днище.
Оксана бросила черпак и схватилась за весла. Так она еще никогда не гребла: лодка понеслась, будто катер, направляясь по прямой к ближайшему острову. Но, увы, замедляясь с каждой секундой, неумолимая вода заливала суденышко, делая его тяжелее.
Остановка. Опять — лихорадочное вычерпывание воды. Опять — черпак заскреб по днищу лодки. Опять — за весла и вперед!
Сколько же удалось проплыть? Оксана обернулась и чуть не завыла от досады: проклятый остров почти не приблизился! Женщина с удвоенной силой заработала веслами.
Вновь треск и толчок! В днище образовалась еще одна пробоина, шире, чем прежние. Лодка моментально на четверть заполнилась водой. И тут же — новый удар и новая дыра!
— Да что же это?! — прохрипела Оксана, внезапно потеряв голос от навалившегося ужаса.
Попыталась вычерпывать — да куда там! Лодка на глазах погружалась в равнодушное озеро, наполняясь прохладной осенней водой. Сжимая в руках бесполезный черпак, женщина тоскливо смотрела, как уходят вниз борта суденышка.
Когда они скрылись под водой, Оксана оглянулась на остров — такой далекий…
8 сентября, 12.35,
Кобельки, участковая больница
Он закрыл глаза и привычно потянулся другим своим взглядом к женщине. Та плыла в лодке посреди озера. Почти голая.
«Бесстыжая! — вздохнул Он про себя. — Все они — бесстыжие! Мало того, что делала такую мерзость с мужчиной, так еще и голышом по озеру раскатывает!»
В том, что женщина в лодке делала мерзость, Он не сомневался: иначе бы не забеременела. Он много раз слышал, какими грязными делами занимаются мужчины с женщинами для того, чтобы у них появились дети. А однажды даже удалось случайно увидеть, как все это происходит на самом деле. Потом долго, очень долго Его рвало на заднем дворе.
Странно, но тогда, после того как Его буквально вывернуло наизнанку от увиденного, вместе с отвращением накатило невероятное по силе желание немедленно, сейчас же, проделать то же самое. И проделал бы, если бы курносая дрянь, к которой Он подошел тогда с этой просьбой, не подняла Его на смех, обозвав «вонючим недоумком с кривым сучком». Смысл последних слов Он не понял, но, судя по хохоту окружающих, это было что-то обидное. Вот именно с того момента все они стали для Него «дрянью». Вернее — «дрянями». Мерзкими, бесстыжими дрянями!
Ощутив гадкий холод в животе, Он еще раз с отвращением взглянул на бесстыдницу и нырнул взглядом под лодку.
Там было светло и спокойно. Солнечные лучи легко пронизывали прозрачную осеннюю воду, дотягиваясь до самого дна, по которому, далеко внизу, неспешно плыла заостренная спереди тень лодки.
Он затаил дыхание и начал лепить себя. Холод в животе усилился, захватив грудь. Вода под лодкой сгустилась, быстро обретая твердость. Но оставаясь при этом такой же прозрачной. Бесформенный поначалу, прозрачный сгусток разрастался, вбирая окружающую воду и выпуская из себя отростки, будто гигантская амеба.
Через несколько секунд все было готово. Он проворно выбрался из своего тела и перенесся в новое, только что слепленное из воды. Огляделся, пошевелил пальцами рук и довольно улыбнулся: это тело получилось ничем не хуже того, постоянного, оставленного пока без хозяина на койке больницы.
— Пора за дело! — пробормотал Он и поднял голову.
Прямо над Ним медленно проплывало днище лодки. Той самой, в которой находилась очередная бесстыжая дрянь. В голове застучало, холод охватил уже все тело. Не сдерживая больше свой гнев, Он размахнулся и ударил кулаком в днище.
Хлипкая доска с готовностью проломилась. В пробоине показался свет, который, впрочем, тут же исчез: дыру, видимо, сверху чем-то заткнули.
Он зарычал от ненависти и ударил вновь. Размахнулся было еще раз, но удержался. Эта, в лодке, не должна умереть сразу — пусть сначала покорчится от ужаса и непонимания происходящего, а уж потом… Кроме того, Она говорила, что все должно выглядеть как несчастный случай: ни к чему им привлекать ненужное внимание.
Тяжело вдыхая воду, Он наблюдал за продырявленной лодкой. Какое-то время та покачивалась на одном месте. В дыре то и дело мелькала какая-то тень. Судя по всему, дрянь пыталась вычерпать воду Ну-ну!
Вдруг с обеих сторон от темного днища в воду плюхнулись весла. Лодка рванула вперед, да так быстро, что Он даже присвистнул. Это в воде-то!
Не торопясь, Он поплыл за удаляющимся суденышком, прекрасно понимая, что далеко тому не уйти.
И в самом деле, через десяток метров лодка остановилась, заметно осев. Женщина, видимо, опять принялась вычерпывать воду. В этот раз она закончила гораздо быстрее, и лодка вновь устремилась вперед.
Ну, хватит! В несколько мгновений догнав лодку, Он, уже не сдерживаясь, принялся снизу молотить в днище, разнося его в щепки. В сознании пульсировала, бесновалась одна лишь мысль: поскорее бы добраться до бесстыжей дряни в лодке…
…— Что это с ним?! — раздался испуганный голос прямо над ухом.
Он резко обернулся. Но, кроме пронизанной солнечными лучами воды, ничего, разумеется, не увидел. Голос прозвучал там, у оставленного пока в палате постоянного тела.
С сожалением Он опустил уже занесенную для очередного удара руку. Надо возвращаться. Иначе поднимется переполох, и Она будет недовольна — просила же не привлекать внимания! А Он очень хорошо знал это недовольство. И боялся его.
Взглянув напоследок вверх, Он удовлетворенно хмыкнул: лодка ушла под воду почти полностью. До ближайшего берега далеко, а вода — холодная. Вряд ли дрянь доплывет. Жаль все-таки, что Он не сможет быть рядом в тот момент, когда жизнь покинет ее и плод. Получается, зря топил лодку: главное-то сделано не будет!
— Доктора, скорее доктора зовите! — не унимался голос там, в палате.
— Да нет доктора! На вызове он, — с досадой откликнулся другой голос.
Все, больше ждать нельзя, пора возвращаться. Он задержал дыхание и потянулся сознанием к своему постоянному телу. Водяной фантом тут же потерял твердость и бесследно растворился в окружающей воде.
Он открыл глаза уже в палате. И улыбнулся.
8 сентября, 13.25, озеро Белое
Катер шнырял между многочисленными островками уже почти полчаса. Антон Иваныч поначалу пытался показывать дорогу, которой его жена обычно плавала в Сосновку. Но потом как-то потух, скукожился весь на корме, да так и сидел там до сих пор. Молча вглядываясь стеклянными глазами в пробегающую мимо борта воду.
— Иваныч, может, сразу в Сосновку пойдем? — не отрывая взгляда от курса, прокричал лейтенант. — Наверное, все обошлось и Оксанка давно у матери. Чай пьет.
Фельдшер вяло пожал плечами и кивнул.
— Он согласен! — перевел я молчаливый ответ участковому, с трудом перекрикивая встречный ветер.
Все так же, не оборачиваясь, Семен кивнул и заложил лихой вираж Обогнув очередной островок, катер помчался к неведомой мне пока Сосновке.
Несколько минут мы плыли в полном молчании. Тишину нарушали лишь ровный рокот мощного мотора, да свист ветра в ушах. Но так продолжалось недолго.
— Стой! Вернее нет, правее, правее возьми! — Антон Иваныч вдруг встрепенулся и вскочил на ноги, едва не перевернув катер.
Лейтенант в недоумении обернулся:
— Ты чего? Увидел кого?!
Вместо ответа фельдшер показал рукой куда-то вправо. Мы посмотрели туда. Далеко, в сотне метров на гладкой воде что-то было.
— Непонятно… Плывет кто-то, что ли? — протянул лейтенант, направляя судно к находке.
Нещадно кромсая носом озеро, катер понесся к белеющему вдали предмету. Мы молча вглядывались вперед. Украдкой я наблюдал за Антоном: чем ближе мы подплывали к цели, тем сильнее менялось его лицо. И отнюдь не в лучшую сторону.
Домчались наконец. Лейтенант заглушил мотор, и в неожиданной тишине катер по инерции подплыл к качающемуся на мелких волнах предмету.
Антон Иваныч перегнулся за борт и выудил из воды… шляпу. Соломенную женскую шляпу с большими полями и голубой ленточкой.
— Оксанкина, — тихо объяснил он и уткнулся лицом в мокрую находку.
Мы с Семеном молчали. Не было слов, вместо них вдруг навалилась какая-то обреченность. Сгорбившись, мы втроем стояли в катере, не понимая, что происходит. И не зная, что делать.
