Шимун Врочек - Зомби в Якутске
Естественно, все это я проделывал вовсе не для того, чтобы тут же, на бетонном покрытии, начать с зомби мерзопакостное соитие самым противоестественным образом. Я, конечно, чудовище, но никак не некрофил. Я люблю в мертвецах нечто иное. А именно, их отменный вкус и питательные свойства. Как они обожают жрать человечину, так и я не упускаю малейшей возможности полакомиться восставшей из небытия плотью.
— Газа-зиги-зиги-за! — расхохотался я, как самый настоящий демон. Что было для меня совершенно нормально. Вместо мягкой розовой кожицы на мне блистала бронзой прочнейшая чешуя. Плечи, грудь и пузо раздались вширь, да настолько, что прими я настоящий облик снаружи сарая, было бы проще пробить в стене дыру, в форме самого себя, чем пытаться пролезть в узкий человеческий проем двери. Башка, огромная, угловатая, отлично чувствующая себя безо всякой шеи, была украшена венцом из коротких, но крепких черных рогов. Тоненькие человеческие ручонки обратились в мощные лапы с кривыми когтями. Хрупкие, тонкие и длинные человеческие ноги, превратились в устойчивые тумбообразные коряги, оснащенные нехилыми шпорами, и при всем своем неуклюжем виде, способные развивать просто запредельную скорость. Картину довершал изящные тонкий хвост, на конце которого сверкал остро отточенной сталью полумесяц ядовитого, даже для нежити, жала. Я был неприлично, демонически красив в тот момент.
В следующий момент, я уже хватал опешившего мертвеца за талию. С намерением скусить его сушеную головку и похрустеть власть. Благо размер моей пасти позволял подобные забавы. Но был прерван самым наигрубейшим образом. Не успел зомби ощутить моего горячего смрадного дыхания на своей макушке, как огненная стрела очень некстати впившаяся в хребет нарушила все планы. Раздался смачный хлюп разорвавшейся демонической плоти. Чешуя не смогла сдержать ярость боевой волшбы. И меня впечатало в стену. Зомби отделался легким испугом и, расхрабрившись, даже начал грызть обхватившие его тушку пальцы.
Но что человечку смерть, то демону забава. В мгновение ока я отлип от стенки и развернулся в сторону метателя огненных стрел. И увидел все семейство в полном сборе. Впереди, на острие атакующего клина Бытыкыевых, в необъятных семейных трусах формой и расцветкой напоминающих безумного бога Нъярлатхотепа, с горящим взором и горящей ладонью, извергающей одну огненную стрелу за другой, несся хан Колобок. Позади мужа распяленной телевышкой возвышалась Каланча в прелестной нежно-сиреневой комбинации. Ее руки-ноги в сумеречном свете казались длиннее раза в два утрешних. И изгибались так, как не каждая змея изгибается. По бокам воинства копошились детишки с деревянными сабельками и рогатками, полыхавшими такой жуткой смертоубийственной аурой, что даже легендарному Дюрандалю, со всем его содержимым, и не снилось. Позади семейства же неторопливо брело нечто настолько древнее и ужасное, что на миг показалось, отворились таки врата в Ад, и явился в Срединный Мир повелитель Тьмы. Я, даром что демон, не на шутку струхнул.
Разъяренный боевой маг, резиновая тварь с бесконечной длины конечностями, коротышки с артефактами, и сам Сатана в придачу. Так весело мне не было уже очень давно. «Гуза-гуза-гуза-га!» — расхохотался я напоследок и, встав в гордую позу, не обращая и капельки внимания на зомбика, успевшего прогрызть палец наполовину, обратился к Бытыкыевым.
— Я демон Каразун-Гуль! Пожиратель ходячих мертвецов! Ночной едок! Столующийся на кладбище! Смерть вампиров! Крадущийся за крадущимся! Тень в тени! А кто ты, смертный, что защищаешь эту нежить?
— Я Лоокут Андреевич Бытыкыев, — чинно представился хан Колобок, и совершенно неожиданно для меня стал знакомить меня со своим семейством.
— А вот моя жена — Лилия Мардуковна Бытыкыева, — резиновая женщина мило улыбнулась и помахала ручкой с высоты где-то второго этажа.
— Мои сыновья. Гильгамеш и Петр. И доченьки. Мария и Нинсун.
— Здравствуйте, дядя Каракуль, — хором пролепетала воинственная, наполовину православная — наполовину шумерская, кучка детишек. Причем было заметно, что они намеренно переврали мое имя. Хитрые бесенята.
— Моя теща. То есть мама. Назхаг Энкидуевна, — невидимое, но явно ощутимое зло приветствовало меня из-за спин своих детей и внуков. Я, несмотря на отсутствие всяких потовых желез, покрылся холодной испариной и судорожно глотнул вставший в горле ком.
— Ну, теперь мы представлены друг другу. Что будем делать дальше? — и Лоокут щелчком пальцев зажег возле моей зубастой морды ревущий плазменный шар.
— Всего один вопрос. Ответьте, зачем вам зомби в сарае? — чуть ли не хныча, потряс я тушкой вяло отбрыкивающегося мертвяка.
Тяжело вздохнув, Лоокут слегка пригасил ярость плазменного шара, и совершенно «ханским» движением огладив бородку, ответил на вопрос. Да так, что у меня, привыкшего ко всякому за прожитые века, по-идиотски отвисла челюсть.
— Был день, был он ясный и свежий, как помню.
С братом любимым бродил я по лесу.
В день тот охотой мы промышляли.
Били зверье, ради шкуры и мяса.
Но кончился день, и забрался злой месяц.
На черную плоть полуночного неба.
Тогда набрели мы зверя чудного.
О двух хвостах и с гривою львиной.
Горбатый три раза был тот зверь спиной.
И когти имел и копыта на лапах.
И золото глаз сияло над мордой.
Зубастой и страшной скажу я вам, други.
И схвачен был брат мой любимый тем зверем.
Разорван весь в клочья и обескожен.
Я приготовился принять смерть достойно.
Кылыс свой взметнул из кожаных ножен.
И клич древний рода воскликнул я в морду.
Зверя, что отбросил прочь убитого брата.
Но зверь тот не стал терзать мое тело.
Не стал он и рвать мои сухожилья.
И кости дробить ради вкусного мозга.
И кровь мою также не стал он лакать.
Лишь медленно он мне тогда поклонился.
И рыкнул заветное заклятие-слово.
«Тебе быть великим волшебным киджаем.
Я крови родной тебе вылакал вволю.
Теперь я насытившись кровью киджайской.
Служить буду верно тебе три столетья.
Когтями в ночи я расправлюсь с врагами.
Направлю я стрелы во недругов шеи.
Щитом оскаленным сомкнусь за спиною.
От огня сберегу и от злого железа.
И дам тебе знаний, людям недоступным.
И даже шаманам почти неизвестным.
Могучий киджаем тебя я намерен.
Взрастить за столетья, чтоб был ты премудр.
В делах как людских, так и нелюди разной.»
После чего тот зверь окаянный и страшный.
Радостно вскрикнув, взлетел и исчез в небосводе.
Звездами яркими мужеских душ испещренном.
Я же остался возле убитого брата.
И там же почуял во теле своем измененья.
Как силы взбурлили кипящей утиной ухою.
Как небо разверзлось над головою моею.
И шквалом обрушило тайн своих мне разгадки.
В тот жуткий миг оказавшись раздавленный мощью.
Чуждой мне силы и чуждой мудрости вечной.
Я оказался во зыбком мире подземном.
И увидал там любимого брата осколки.
Сам толком действий своих не совсем разумея.
Куски я собрал и слепил из них брата, как помнил.
Только видать, я плохо его таки помнил.
Вместо охотника бравого вылепил монстра-урода.
Монстра что мертвый среди живых обитает.
Лопает кашу из Нижнего Мира и горя не знает.
И носит оберег заветный на шее костлявой.
Дабы смирить свою мертвецкую ярость и голод.
И пусть он разум утратил чуток в Мире Теней.
Он мой брат и после семьи нет его мне родней.
Дом!
Я не сразу понял, что хан Колобок закончил свое эпическое повествование. Ибо казалось, что будет он петь персональное олонхо еще три дня и три ночи, как и полагается настоящим олонхосутам. Ошарашенный рассказом-песней Лоокута, я сделал единственное, что должен был. Бережно опустил на бетонный пол сарая зомби-брата и зааплодировал. Мои огромные когтистые лапы, созданные для того чтобы рвать и метать, оказались так же замечательны и для рукоплесканий. Гром, а точнее грохот моих оваций и неподдельный восторг самым положительным образом сказались на сложившейся ситуации. Шар плазмы, уже начавший подпаливать бронированную чешую моей морды, бесследно исчез. Хан Колобок погасил свою горящую ладонь. Его шумерская резиновая жена стала более походить на человека. Детишки попрятали свои артефакты по карманцам и перестали отсвечивать убийственной аурой. И даже чудовищная невидимая тень тещи расцвела улыбкой и слабо запахла фиалками. А зомби же, увидев как славно все закончилось, подобрал книжку о приключения Чиполлино и убравшись в свой угол и продолжил чтение.
— Это было великолепно! Хора-хора-хора-хора! — выразил я свое восхищение веселым демоническим смехом.
