Казя теперь труп - эН Ая

Казя икнула, сглотнула, проморгалась, кивнула и бросилась вниз, на кухню, не чуя под собой ног.

Кофе выкипел и залил очаг. Казя ойкнула, принялась наводить порядок. Так, вылить остатки сюда, огонь развести заново. Время на это все нужно, а там эта… Клиентка? Санитарка? Тамарка? Ветер? Разозлится, если будет долго ждать. Ой, блин, ой, оладик, что делать-то?

Кассимира схватила туесок с лепешками, тарелку, салфетку и помчалась наверх.

Санитарка Тамарка возвышалась над столиком, сияя халатиком и снежной шапочкой-таблеткой, покрывающей каштановые густые, слегка вьющиеся локоны.

– Давайте я пока вас лепешками угощу, а кофе сейчас поставлю, я быстро, – залепетала Казя, хлопоча.

Гостья кивнула:

– С огнем не возись, лучше кофемашиной воспользуйся. И сметанки, если можно.

У Кази никакой сметанки, естественно, не было. И кофемашины тем более. Однако возразить она не посмела, ушла на ватных ногах.

Спустилась и ахнула. Кухня преобразилась. В целом она по-прежнему осталась какой-то средневековой, но теперь тут появились: кран с мойкой, кофемашина и большущий холодильник. Все это было непривычного вида, словно из другой реальности. Ближе к стим-панку. Первым делом Кассимира заглянула в холодильник. Кринка со сметаной нашлась немедленно. Рядом с ней стояли банки, прикрытые яркими крышками и обвязанные ленточками. Кажется, в них были варенья и джемы, но сказать наверняка пока было невозможно. Вторым делом Казя включила кофемашину.

– Воду залей, – подсказала возникшая за спиной Тамарка. – Вот сюда, в воронку. Чашку сюда ставим. Кофе сюда. Теперь вот этот рубильник надо вниз… Запомнила?

Казя сообразительная, сразу запомнила.

– Умница, – похвалила ее Тамарка. – И ручку покрути. Машинка-то механическая, электричества у нас нет.

Вскоре они мирно и покойно сидели за столиком, попивая кофе и закусывая лепешками, словно старые школьные подруги, встретившиеся спустя много лет. Казя немного робела, конечно.

– Как назовешь кафе? – спросила Тамарка.

– Пока не решила.

– А идеи есть?

Идей у Кази не было, она не озадачивалась этим вопросом ранее.

– У меня заяц игрушечный есть. Зовут Кузя. Можно назвать «Казя и Кузя».

– Отличное название! – одобрила Тамарка. – Просто супер.

Зачерпнула брусничного варенья и полила им лепешку.

– А вы… – осмелела Казя. – Вы правда санитарка?

– Да, нас так называют. На самом деле я – светер.

– Кто?

– Светер, светлый ветер, забирающий развоплощающихся в больницу.

– А-а-а…

– Сразу скажу: вернуть твою тетю Таню мы не сможем. Ей как личности конец.

– А-а-а…

– Мы спасаем ту часть, которую человеки в обиходе называют душой.

– О, так спасаете все-таки!

Тамарка покачала головой и с сожалением пояснила:

– Боюсь, ты неверно понимаешь. Еще раз: тети Тани больше не будет. По факту ее уже нет. Нет как живого человека – она мертва уже много лет. А теперь нет и как нежити, поскольку – ты сама видела…

Тамарка всмотрелась в Казю, да так, что девку едва не раздавило под этим тяжеленным взглядом, и продолжила:

– А, ясно. Ты не все видела, только ногу. Там, под одеялом, было все еще хуже. Здорож Фёдр вам не показал. И правильно сделал. Незачем тебе это знать, детка. Неживи тут спокойно, сколько протянешь. Потому что ты мне нравишься. Ты молодец.

Казя и рада была бы нежить спокойно, но понимала, что теперь у нее вряд ли это получится.

– Так душа ж… Вы сами сказали!

– Мы называем эту часть личности соахом.

– Чё? Ладно, пусть будет соах. А он же вечен? А как он устроен? Он материален?

– Ничто не вечно, строго говоря. – Тамарка потянулась за сметаной. – Но в масштабах, которые нас интересуют, можно сказать, почти вечен. Его, конечно, можно специально разрушить. Но мы же не варвары. Как он устроен, в двух словах не объяснить. Можно только привести некоторые аналогии, чтобы ты примерно поняла. Он метаматериален, но несколько эм-м… Несколько миллиграмм соаха, так скажем, вполне себе материальны. Слушай, а сметана прямо вкусная, да?

Кассимире было не до сметаны.

– Итак, аналогии. Ты примерно представляешь себе, как устроен комп? Так вот. Личность – это твой рабочий компьютер. В нем есть программы, память, картинки. Ты можешь написать текст, поработать с фотками, поиграть, отредактировать видео, заглянуть в соцсеть. А можешь и новую программу написать, если умеешь.

– Я не умею.

– Неважно. В принципе ты можешь даже залезть в железо и там что-то изменить.

– Я не могу.

– Неважно. Это же только аналогия. Ты не можешь, кто-то другой может. Короче, работающий комп – это личность. Это ты. Но если все сломалось, полетело, если проги не восстановить, можно попробовать сохранить саму основу. Железяки, платы. И использовать по новой. Будет новый владелец, новый пользователь… Кстати, часто удается и память сохранить. Понятно?

Казе было ни хрена, ни перца не понятно. Но она согласно кивнула. Потом сказала со вздохом:

– А я-то думала, душа вечна. То есть соах…

– Так и есть. Он практически неубиваем – по крайней мере, в наших мирах. Про остальные не скажу.

– Так что толку, если личности каюк?

– Ну извини.

Тамарка доела лепешку, допила кофе.

– Мне пора. Ты заходи, поговорим.

– Куда заходить-то?

– А ко мне. В эту, как ее… В больничку. Куда ж еще!

– А… А как я туда попаду?

– А я тебе ниточку оставлю. Ты ведь умеешь по ниточкам ходить, только мы с тобой по разные стороны баррикад пока что. Впрочем, это не имеет значения.

Казя хотела было возразить, ведь три шага в никуда и позорное бегство в свой гроб не могут считаться хождением по ниточке. Но Тамарка развернула руку ладонью вверх, вытянула из нее ослепительно-белую паутинку и метнула ее к окошку, тому самому, которое не закрывалось и в которое лезли ветки. У рамы ниточка раздвоилась и закрутилась: левая сделала оборот по часовой стрелке, правая – против. Рама сверкнула молнией и потухла.

– С-с-с… Спасибо! – кивнула Казя. – А баррикады – это…

Тамарка не дождалась конца вопроса, свернулась светром и исчезла. Казя не успела понять, просочилась она сквозь дверь или, допустим, вылетела в трубу – у правой стены находился камин, так что труба в кафешке была.

Кассимира долго сидела у стола, опустошенная, ошеломленная, морально раздавленная. Кофе ее остыл, лепешка совсем задубела. Может, час прошел, а может и день. Ей сильно не понравилась эта продвинутая, способная на многое Тамарка.

– Тук-тук! Есть неживые? Войти можно?

Надтреснутый голос принадлежал здорожу Фёдру, Казя его мгновенно узнала, встрепенулась:

– Да-а! Не заперто!

Фёдр вошел. Выглядел он на миллион: посвежевший, помолодевший, седой, но подстриженный на современный лад.

– Какой у вас прикид, просто класс! – сделала ему комплимент Казя.

– Что?

– Одежда, костюм в смысле.

– Это новая униформа! Меня повысили. За отличную работу! – похвастался Фёдр. – И благодарность объявили. А это тебе.

Он достал из-за пазухи завернутый в газету «Пущинская среда» букетик крокусов.

– Какие милые! – восхитилась Казя. – Спасибо!

Она бросила взгляд на газету, и ее брови поползли вверх:

– Фёдр, а какое сейчас число? Там, наверху?

– Двадцать пятое апреля. Понедельник. Две тысячи двадцать второй год. Весна в этом году холодная, поздняя. Но вот – цветочки уже.

– Как апрель? Как двадцать второй год?!

Фёдр только руками развел:

– А ты, я гляжу, времени даром не теряла. Сметана, варенье. Вывеска такая красивая.

– Какая вывеска?!

Казя выбежала на улицу. Фасад дома изменился. Дом уже не был полупрозрачным. Кусты отступили и нежно зеленели. Дерево в углу за скамейками цвело (что это за дерево – вишня, слива, яблоня – Казя не знала). Над входом красовалась вывеска «Казя и Кузя».

Фёдр выглянул, остановился на пороге:

– Эй, Кассимира Пална, могу я рассчитывать на чашечку кофе?