Пока ты видишь меня - Хен Джу Пак

Как только я забормотал, рядом со мной послышалось предупреждение. Повернув голову, я увидел, что Ли Чонун смотрит фильм, приложив указательный палец к губам. Он это мне сказал? Задаваясь этим вопросом, я резко повернулся, а он лишь слегка скосил глаза в мою сторону.

– Потише.

Я послушно кивнул Ли Чонуну, который смотрел на меня с крайним недовольством, предупреждая одними губами. Такой опыт мне определенно был в новинку. Я и подумать не мог, что найдется человек, который станет шикать на жнеца. Я тоже откинулся на спинку кресла и стал смотреть на экран. Сюжет фильма, который я смотрел впервые за долгое время, оставил неизгладимое впечатление. Так часто бывает с основанным на реальных событиях кино. А дело все в том, что, хоть это и фильм, он находится на странной границе между вымыслом и реальностью. Реальность, похожая на кино, кино, подобное реальности.

До того момента, пока не пошли титры, я украдкой поглядывал на Ли Чонуна, который сидел без движения.

Уголки его глаз поблескивали, но слезы из них не капали. Вскоре он встал с пустыми коробками от хот-догов и колой. Ли Чонун молча вынес мусор и сходил в туалет. Я тихо следовал за ним и заговорил только после того, как мы вышли из кинотеатра:

– Ты что, сердишься?

– Что?

– Из-за того, что мы просто ушли из ресторана.

– Все в порядке. Наверняка у вас были какие-то дела.

– Но почему ты молчишь?

– Потому что фильм меня очень впечатлил. И сейчас я запечатлеваю его в душе.

Сказав эти непонятные слова, Ли Чонун снова замолчал. Так мы и шли по улице. Грязная грунтовая дорога, по которой в прошлом я шел вместе с феей, теперь превратилась в аккуратную мощеную серую улицу. Ли Чонун заговорил лишь тогда, когда мы дошли до Чонно, которая находилась примерно в двух остановках от кинотеатра.

– Может, съедим что-нибудь?

– Что?

– Нужно ведь что-то съесть. Скоро время обеда, поэтому людей в ресторанах станет больше.

Он это серьезно? Я ведь своими глазами видел, как он приговорил два хот-дога и колу в кинотеатре, а сейчас снова заладил про еду? Я посмотрел на Ли Чонуна так, словно он был диковинным зверем. Но он, не обращая на мой взгляд никакого внимания, просто оглядывался вокруг в поисках ближайших ресторанов. Он что, действительно серьезен?

– Что бы нам съесть…

– Мясо.

– Что? А, здесь поблизости есть ресторан, где подают жареную свиную грудинку. Его показывали по телевизору. Не знаю, правда, открыт ли он в такое время.

– Нет, я предлагаю поесть мясо на ужин. Приходи сюда.

Я достал из кармана небольшую записку и протянул ему. Это был адрес ресторана, где подавали говядину, возле станции метро Чонгак. А еще туда не могли войти жнецы. Потому что в этом роскошном ресторане не было никого, кто собирался умереть, так что наш заказ некому было принять. Место, куда мы не сможем попасть, если Ли Чонун откажется приходить на эту встречу. Он взял записку и вдруг улыбнулся.

– Вы до сих пор храните те записки, которые я вам писал? – спросил Ли Чонун, посмеиваясь, хотя я совсем не понимал, что же в этом смешного.

Мне хотелось ответить: «Да разве стал бы я?» – но я только цокнул языком, сделав недовольное лицо. Ведь я вспомнил, что эти записки с вопросами, кто я и точно ли я человек, до сих пор хранились среди моих вещей. И почему же я не выбросил эту ерунду?

– Другие жнецы тоже придут?

– Жнецы?.. Чхоль придет. А вот насчет Хана не знаю.

– Тогда выпьем по соджу?

– Прости, но мне не нравится ничего, кроме макколли [26].

– Эй, но ведь мясо едят с соджу! Тогда предлагаю компромисс, закажете пиво?

При чем тут вообще пиво? С кем это он торгуется? Ли Чонун, чье поведение ни капли не смягчилось даже под моим суровым взглядом, решительно сказал:

– Сомэк! [27] Вот что мы будем пить!

А это еще что такое? Название нового алкогольного напитка? Ли Чонун даже захлопал в ладоши, говоря, что это в сотню раз вкуснее, чем макколли.

Я наклонил голову и произнес: «Ну если это и впрямь так вкусно…» – но не договорил фразу до конца. Ли Чонун, возможно, потому что я согласился с его мнением, заговорил с такой широкой улыбкой, что мне показалось, он завопит от восторга:

– А что мы будем есть на обед?

– Ты не собираешься кормить кота?

– Я уже дал Сократу еду. Накормил его куриными консервами. Иногда мне кажется, он питается лучше меня.

– Ты хочешь умереть?

В этот момент Ли Чонун резко остановился и уставился на меня. Его лучезарная улыбка, казалось, немного утратила свой блеск, а сам он молча моргал. На шее парня выступили капельки пота, приближался полдень, и летнее солнце уже жарило вовсю. Я снова это ощутил. Этот человек жив.

Парень, который шел среди пышной зелени уличных деревьев и звуков цикад, болтая о еде, – живой. Он полностью принадлежит этому миру и совсем не похож на того, кто желает умереть.

– Вы сердитесь? Если вы заняты, может, просто поужинаем вместе?

– Нет, я не это имел в виду. Ты хочешь умереть? Как в тот раз.

– Что? А, нет… – неловко ответил Ли Чонун, заикаясь и отрицательно мотая головой.

Отрицание прозвучало неуверенно, но это было вызвано смущением от внезапного вопроса. Повисло неловкое молчание, и мы с Ли Чонуном бесцельно пошли по улице.

В конце концов я заговорил первым:

– Будешь кимбап?

Ли Чонун снова лучезарно заулыбался и с энтузиазмом кивнул. Такой парень не станет кончать с собой. Я, заранее спросив то, что мы планировали узнать за ужином, точно так же заранее вынес свой вердикт. Жнецы не должны вмешиваться в жизнь и смерть существ мира живых.

Ли Чонун видит жнецов, несмотря на то что не собирается кончать жизнь самоубийством.

Несмотря на то что мы с ним разговаривали и даже ели вместе, врата Мёнбуджона не открылись. Я переживал, что, как и сказал Чхоль, раз Ли Чонун не собирался совершать суицид, то, что он мог нас видеть, могло стать еще более серьезной проблемой.

Это была однокомнатная студия площадью около 8 пхенов [28]. Ее можно было назвать маленькой, но места для одного вполне достаточно. Особенно для жнеца, которому не нужно ни спать, ни вести в ней быт, как людям. Я использовал эту студию как место хранения вещей, поэтому тут не было ни кровати, ни одеял.

Каждый уголок здесь заполняли множество книг, керамических изделий, антиквариата и других старинных вещиц. Даже в кухне, где всегда было сухо, хранились книги и разные предметы. Единственным, что всегда работало в этом доме, был холодильник. Он встретил нас с Ли Чонуном мрачным жужжанием.

– Ух ты, кажется, будто я пришел в антикварный магазин. Потрясающе.

– Сядь где-нибудь.

– Что все это такое? Здесь вообще есть место, чтобы прилечь и поспать?

– Мне не нужен сон, – безразлично ответил я и открыл дверцу холодильника. Там было всего две вещи. Бутылка с питьевой водой и гора кимбапа, завернутого в серебряную фольгу.

Ли Чонун, заглянувший в холодильник из-за моей спины, воскликнул:

– Ого, похоже, вам очень нравится кимбап!

Когда я вытаскивал несколько рядов кимбапа, купленного сегодня утром, то встретился глазами с Ли Чонуном. От его взгляда, наполненного чистым дружелюбием, мне стало не по себе. Если бы я был один, я бы просто снял с кимбапа фольгу и съел его, но у меня же гость. Оглядев кухню, где просто не могло оказаться посуды для еды, я взял одну из керамических мисок. Ли Чонун пристально наблюдал, пока я ополаскивал ее в раковине.

– Она выглядит дорогой.

– Как знать. Думаю, люди могли бы считать ее культурным наследием.

Прежде чем рука Ли Чонуна смогла меня остановить, я положил кимбап в яркую керамическую миску с выгравированным узором в виде синего бамбука. Парень замер и затаил дыхание, наблюдая, как кимбап, из которого чуть ли не вываливалась начинка, ложится в миску.