Сергей Шангин - Осень для ангела
— Это не важно.
— А что для тебя важно?
— Важно быть человеком и вести себя по-человечески, а не как шакал!
— По-твоему мы шакалы?
— Я так не говорил.
— Тут дураков нет, нам разъяснять не требуется. Ты, получается по всему, ангел в белых одеждах, а мы шакалы позорные? Не рановато ли возносить себя начал, голубь сизокрылый?
— Каждый слышит то, что хочет услышать. Я такого не говорил, а кем вы себя считаете — это ваше дело. Я живу, чтобы вот им, — он обвел руками внимательно прислушивающихся к их спору души, — было интересно, чтобы они радовались тому, что видят и слышат.
— Ты на самом деле в это веришь? — удивилась Смерть.
— Конечно, зачем мне прикидываться?
— Не знаю, не знаю, может есть резон. Навроде как ведать не ведаю, а потому должен стараться.
— Чего я не ведаю? Давайте уж без обиняков — хотите сказать, так говорите.
— Они же, милый, ничего не видят, — с нескрываемой жалостью ответила Смерть, — им твои усилия по барабану, ты тут упираешься, оградки красишь, скамейки чинишь, а им это все равно, что и не было. У них другое зрение, свое видение, свой мир.
— Какой такой другой, раз живут в этом мире, значит, этот мир и видят! — уперся Иван Васильевич.
Смерть молча взмахнула рукой, и мир вокруг Ивана Васильевича вспыхнул всеми цветами радуги. Разом исчезли привычные образы, вместо строго прямых аллей появилось множество извилистых тропинок. Пропали кресты и памятники, вместо них появились небольшие уютные домики, а то и просто шалаши.
Зажурчали ручейки и мелкие речки, в воздухе замелькали причудливые создания. Только деревья не поменяли ни места ни вида, хотя листочки их словно сияли зеленым золотом, освещая все вокруг. Пропала полутьма, сменившись золотисто-зеленым сиянием. За деревьями прятались странные фигуры, похожие по описаниям на сказочных леших и водяных.
Самое же странное, что переменились и сами души. Они уже не выглядели как полупрозрачные эфемерные создания. Ивана Васильевича окружало пестрое общество живых людей. Казалось, протяни руку и ты почувствуешь их тепло и плотность.
— А ты протяни, чего смущаешься, они же тебе как родные! — словно подслушала его мысли Смерть.
Иван Васильевич протянул руку и, смущаясь, легонько кончиками пальцев прикоснулся к мужику, что давече его по плечу стучал. Пальцы уперлись в нечто плотное и упругое, словно перед ним стояло не привидение, а и в самом деле живой человек. Мужчина улыбнулся и протянул Ивану Васильевичу руку.
— Будем знакомы, Степан Ерофеич, купец первой гильдии. Бывший купец, конечно же. Рад, очень рад нашему знакомству. Мы, честно сказать, и не надеялись вас так вот скоро увидать в наших рядах.
— Кх-м-м, — закашлялся Иван Васильевич, неожиданно обнаружив тепло в крепком рукопожатии призрака. — Я собственно еще не в ваших рядах, но взаимно… очень приятно… не ожидал.
На какое то время Иван Васильевич забыл о существовании злополучной троицы, погрузившись в рукопожатия, обмен любезностями, знакомством и выражением радостных чувств. Если ранее, общаясь с немым сообществом призраков, Иван Васильевич достигал волшебного всплеска энергии, то теперь энергия переполняла их. В воздухе сухо трещали молнии, на остриях железных оградок сияли огни святого Эльма, пахло озоном, как после грозы и начинал подниматься ветер, предвестник бури.
— Господа, господа, умерьте пыл! — вклинились во всеобщее ликование голоса темной тройки. — Вы же сейчас вызовете бурю и городку каюк! Это не шутка! Если на раз не разойдетесь, придется включать глушитель, а это больно!
— Разойдись! Угомонись! Геть в стороны, больше одного не собираться!
— Иван Васильевич, моншерами, образумьте ваших друзей, неудобно получится, если придется силу применить. Мы вас просим добром это безобразие закончить!
Иван Васильевич обернулся к тройке, на лице его витала счастливая улыбка. Он помахал руками словно крыльями, призывая души утихомириться и буйство природы пошло на убыль. Ветер подул еще немного, разогнал набежавшие тучи и утих сам собой. Гроза растворилась в небесах, погасли огни святого Эльма. Все успокоилось.
— Видали?! — гордо спросил он. — А вы что удумали? Разве по-людски такой мир рушить? Я же для них… Они же мне, как родные!
— Полноте, Иван Васильевич! Люди склонны преувеличивать собственную значимость и, в особенности, ценность своих поступков. Давайте, все разложим по полочкам, по понятиям, как нынче принято выражаться в определенных кругах. Присаживайтесь!
Смерть взмахнула рукой, стол с напитками исчез, ему на смену явился обычный стол для переговоров с четырьмя удобными креслами. На столе стоял кофейный сервиз, дымился паром кофейник, в хрустальной вазочке белой горкой светился сахар.
— Кофейку налить? — вопросительно глянула Смерть.
— Спасибо, я сам. Хотите, я вам налью? — любезно предложил Иван Васильевич.
— Мне?! — Смерть смутилась на мгновение, но быстро справилась с чувствами. — Отчего же, не откажусь!
Видать не всякий смертный предлагал ей вот так запросто кофия отпить, да еще сам же и наливал. Не по принуждению, не из страха, а просто по-дружески.
Иван Васильевич налил кофе в чашечку Смерти, потом себе и поставил кофейник обратно. Франт с Кудряшкой удивленно переглянулись, но не стали ничего говорить, раздраженно дернули плечами и налили себе сами.
Директор глотнул горячего кофе, чуть не подавился, но мужественно проголотил, не чувствуя вкуса божественного напитка. Его мучал один важный вопрос, требующий немедленного ответа. Но, вспоминая сцену с секретаршей, он вздрагивал и не решался задать его.
— Можно вопросик? — наконец преодолел он собственную нерешительность.
— Для вас, хоть два! — приглашающе кивнула Смерть.
— Тогда… в кабинете… ведь это был не я… — не то спрашивая, не то утверждая, произнес он.
— Не вы, — с готовностью подтвердила Смерть, лукаво глянув на Ивана Васильевича.
— Если не я, то кто? Как так получилось, что не я и вроде как я? — упрямо пробивался директор к ответу, делая вид, что прозрачные намеки не по адресу.
— Самый настоящий директор банка. Живой, живее не бывает. Самый крутой в городе. Одно ваше слово и вы моментом вернетесь в кабинет, прямо в ту же точку времени, — она не смогла сдержать улыбки, вспоминая, по всей видимости, пикантную сцену.
— Я не об этом. Как именно вы это устроили?
— Иван Васильевич, ну что же тут странного или непонятного? Временно вашу душу поместили в тело этого директора, никаких фокусов! Чтобы вы не почувствовали дискомфорта, вам были доступны воспоминания этого директора, — как о совершенной безделице сообщила Смерть.
— Ага… то-то мне показалось все таким знакомым… это, что так вот запросто у вас?
— Для хорошего человека… — подмигнула Смерть.
— Нет! — глубоко вздохнув, отрекся от щедрого предложения директор. — Мы уж лучше по старинке, к чему привыкли с тем и помрем. Не нужно мне ваших подарков и души не трогайте, не мешайте им жить нормально!
— Скажите, Иван Васильевич, почему вы решили, что лучше, чем у вас на кладбище этим душам нигде не будет?
— Я это чувствую. Сердцем или душой, не знаю точно, но чувствую.
— Чувствую?! М-да, нечто неопределенное, размытое, линейкой не измеришь, на весы не положишь. Иногда, знаете ли, пользуются информацией, полученной от других. Вам никто не рассказывал про тот свет никаких историй?
— Не доводилось слышать от очевидцев, если честно. Разве что в книжках, да в кино немножко. Остальное додумал своей головой, за столько лет чего только не передумаешь.
— А что конкретно придумалось? Расскажите, если вы никуда не торопитесь, конечно. Весьма любопытно было бы послушать. Вы не возражаете? — Смерть посмотрела на своих спутников.
Те молча покрутили головами, потеряв нить разговора, не особенно понимая, что именно задумала их начальница. В такие моменты лучше молчать и соглашаться, решили они. Умным не прослывешь, но и дураком выглядеть не будешь.
— Даже и не знаю, — смутился Иван Васильевич, считавший, что размышления о сущности бытия являются чем-то интимным, — может, поконкретнее вопросик?
— Можно поконкретнее, — легко согласилась его собеседница, — как вам представляется устройство того света? Можно в общих чертах, наметками, набросками. У меня закрадываются сомнения, что вы несколько превратно представляете себе суть.
— Не знаю, — вздохнул Иван Васильевич, — сам не бывал, спорить сложно. А представления мои такие…
В краткой получасовой лекции Иван Васильевич достаточно красочно передал представления среднестатистического жителя России о том свете. Был там и Рай и Ад, медовые реки и адские сковородки, чистилище и вечное наказание.
В описаниях тех душа пребывала исключительно в двух полярных состояниях — радовалась или страдала. Потому как существовал единственный критерий отбора — грешен или нет.
