Нэнси Холдер - Крестовый поход
То, что сказал дед, когда телевизор выключили, ее дедушка, носивший на плече татуировку в виде голубя мира, поразило Хеду.
— Мир во всем мире… обман, большой мыльный пузырь, — тихо проговорил он, обернувшись к бабушке.
— Хеда, ты почему ничего не ешь? — спросил один из дядюшек, проходя мимо.
Хеда вздохнула и посмотрела на Дженн: та стояла в другом конце комнаты и спокойно разговаривала с одним из друзей папы Че.
Хеда помнила тот день, когда Дженн ушла из дома, помнила ту ужасную ссору. Поправка: последнюю ужасную ссору в доме. Дженн всегда ссорилась с папой. Хеда знала, что когда-нибудь он добьется того, что она уйдет из дома, как знала, что в тот Валентинов день наступил конец света.
Как безумная, Хеда сунула в рюкзачок нижнее белье, зубную щетку, мобильник и три тысячи долларов, которые накопила на зимние каникулы и выскочила из дома вслед за старшей сестрой.
Но мама догнала ее на «Вольво», вернула домой и на целый месяц заперла дома, запретив даже упоминать имя сестры. И строго-настрого приказала: если Дженн попытается с ней связаться, немедленно сообщить ей или папе.
А Дженн в тот день мама так и не догнала. Да вряд ли и пыталась.
— Как дела?
К ней подошла и подсела на пустую табуретку рядом Тиффани, ее лучшая подружка.
Тиффани была голубоглазой блондинкой в черной, широкой юбке и рубашке с кружавчиками, тоже черной, но другого оттенка. Одежда явно из чужого гардероба. Черный — не ее цвет.
Хеда глубоко вздохнула.
— Хочешь поесть? — спросила она, подвинув ей тарелку.
— Нет.
Тиффани схватила тарелку и бросила ее в мусорный бак.
— Вот и все.
Хеда посмотрела на свои руки, не зная, чем их занять. В конце концов положила на колени.
— Тошнит от всего этого, — сказала Тиффани.
Хеда кивнула, и какое-то время они сидели молча.
Вокруг ходили и разговаривали люди, словно, находясь в постоянном движении, они могли избавиться от ненужных мыслей. Звенел дверной звонок, входили новые люди с цветами и скорбными лицами. Когда они приближались, Хеда боролась с желанием чихнуть. Горло перехватывало, предвещая очередной приступ астмы, а ингалятор, увы, она забыла дома, на полке в ванной комнате. Иногда мама носила в сумочке запасной, но в крохотной черной сумочке, которую она сейчас держала под мышкой, он явно не поместится. Она хотела спросить, но побоялась, что услышит папа и снова станет ругаться.
— Так давно не видела сестру, — Тиффани сморщила носик, неожиданно прерывая молчание.
— Да, — неопределенно отозвалась Хеда.
Ей не хотелось говорить с Тиффани о Дженн.
— Слушай, поговори ты с ней, объясни, что она неправа насчет этих парней, вампирчиков.
Хеда закатила глаза. Как минимум половина девчонок в школе, в том числе и сама Тиффани, считали вампиров существами ужасно романтическими, как каких-нибудь эльфов или русалок, и ласково называли их вампирчиками. Они щеголяли глубокими вырезами на платьях и кофточках, которые, казалось, так и кричали: «Кусни меня!»
Тиффани тронула пальчиком ожерелье с фигуркой летучей мыши, держащей в коготках сердечко. Девочки, подобные Тиффани, носили такие ожерелья в знак того, что простые парни их совсем не интересуют, что они западают только на «вампиряшек».
Хеда подняла голову и увидела, что к ним направляется Дженн. Ей стало стыдно за подружку, и она снова низко опустила голову. Интересно, знает ли Тиффани, что побрякушка, висящая у нее на груди, олицетворяла полное и даже оскорбительное отрицание всего, чему служит Дженн. Вампиров Дженн убивает. И никогда не полюбит кого-нибудь из этих чудовищ.
Хеда глубоко вздохнула. Ну, да, конечно. Тиффани, может сколько угодно не понимать, кто такие эти вампиры, родители могут сколько угодно считать, что вампиры стремятся к мирному сосуществованию, но ей-то, как и Дженн тоже, все прекрасно видно. И пора уже и ей что-то делать, как это делает Дженн.
— Привет, Тиффани, — сказала Дженн. — Хеда, мама хотела бы знать…
— Возьми меня с собой, — перебила ее сестра.
Обе девушки посмотрели на нее с немым изумлением. И без того бледное лицо Дженн побелело, как мел.
Хеда закатила глаза, болезненно переживая свою ущербность.
— Ну, в Саламанку, когда поедешь обратно.
— Что? — вставая, спросила Тиффани.
Сощурившись, Дженн молча смотрела на сестру. Потом быстро тряхнула головой.
— Я хочу делать то же, что и ты, — сказала Хеда, понимая, как отчаянно звучит ее голос.
— Тиффани, извини, нам с сестрой надо поговорить, — сказала Дженн. — Ты не оставишь нас на минутку?
— М-м-м, конечно, — ответила Тиффани; пятясь, она пыталась заглянуть Хеде в глаза. — Как скажешь.
— Я уже приготовилась, упаковала вещи. Начала готовиться, как только узнала, что ты приезжаешь. Ну, пожалуйста. Я буду хорошо учиться, у меня получится, я обещаю.
— Выкинь из головы, — вдруг раздался за ее спиной сердитый голос.
Хеда резко обернулась и увидела отца: он смотрел на нее сверху вниз, глаза его пылали от ярости. Внешне он был очень похож на деда, на папу Че: с высоким лбом, кареглазый — и вместе с тем у них с отцом не было ничего общего.
— Никуда ты не поедешь.
Тиффани на всякий случай отошла подальше, явно не желая быть свидетелем семейной ссоры; она направилась к столу с сандвичами и бутербродами с сыром. Подруга называется.
— Но, папа…
— Все. Разговор закончен.
Хеда знала, если отец произнес эти слова, спорить бесполезно. Не позволит, и все тут, хоть золотые горы сули ему.
А вот Дженн либо об этом забыла, либо ей было уже наплевать.
— Если хочет ехать, пусть едет, она уже взрослый человек и может решать за себя. Я начала учиться в ее возрасте.
— Учиться? — Он стиснул зубы. — Твоя так называемая учеба привела к тому, что ты ни во что не ставишь отца с матерью и плюешь на все, во что они верят.
— Ты, видимо, так ничего и не понял, — подняла голос Дженн; в груди клокотала ярость не слабее отцовской. — Идет война.
— Ничего подобного, это у тебя идет вечная война. Но ты воюешь не на той стороне баррикад. А моя война закончена.
Хеда крепко вцепилась в край табуретки, грудь ее сжало. Она надеялась, что отец не услышит негромкого хрипа при каждом вдохе и выдохе.
— Очнись, папа. Оглянись вокруг! Вампиры убивают людей каждый день. Более того, они еще занимаются и «обращением» своих жертв. Ты хоть заметил, когда хоронили дедушку, сколько было на кладбище пустых, разрытых могил, в которых должны быть тела похороненных?
Отец растерянно заморгал.
— Нет, не заметил. Но это вовсе не доказывает…
— Ну, вот что, хватит!
Хеда вздрогнула. Перед ними стояла бабушка: руки уперла в бока, ноги широко расставлены. Точно в такой позе, как на всех старых фотографиях, где они с папой Че еще молодые. Вот так, сфотографируются и пойдут взрывать банк или еще что-нибудь…
— Я хочу поговорить с Дженн, — сказала бабушка Эстер, сверху вниз глядя на отца своих внучек.
Лицо его помрачнело, вытянулось, и он отошел в сторону.
Но не очень далеко.
— Я не собиралась с ним ссориться, — смущенно пробормотала Дженн.
— Может, и не собиралась, да поссорилась, — резко отпарировала бабушка. — Твой папаша — дурак, ты и сама это знаешь. Что ему ни говори, все как об стенку горох, так что побереги силы, все равно без толку, да еще в такой день.
— Да, конечно, — ответила Дженн. — Ты права.
— Еще бы не «права».
Она повернулась к Хеде.
— А ты что так на меня смотришь? Ну-ка давай, поешь что-нибудь. Тощая, как спичка, совсем зачахла.
От разочарования у Хеды даже руки опустились.
— Я прослежу, чтоб она поела, — сказала Дженн.
Эстер удовлетворенно кивнула и повернулась к двум седеющим мужчинам, которые как будто собрались уходить.
— Бобби, Джинкс, — крикнула она, — подождите, я вас провожу!
Она сделала шаг, сунула руку в карман платья и вытащила ингалятор. Ни слова не говоря, протянула его Хеде и направилась к выходу.
Хеда приставила его к губам; лекарство сразу сработало, дышать стало легче. Она была очень благодарна бабушке, что та не стала устраивать из случившегося спектакля. И в то же время не могла не задуматься: а вдруг они правы, что относятся к ней, как к человеку, который сам о себе позаботиться не в состоянии.
«Всегда теперь буду помнить про ингалятор, — поклялась она мысленно. — Всегда».
Дженн уселась на табуретку, которую освободила Тиффани, и вполоборота повернулась к сестре.
— Ты это серьезно? — тихо спросила она.
Хеда кивнула.
— Да, я хочу поехать с тобой. С тех пор как ты уехала, тут все стало по-другому. Я говорю не про маму с папой, а вообще про все. Ты знаешь, что Проклятые окопались в Сан-Франциско? Власть в городе теперь у них в руках. И без их позволения там даже плюнуть нельзя.
