Сергей Болотников - Тролльхеттен
— Ааа!! — заорал вдруг Дивер, пробравшаяся низами четвероногая тварь впилась ему в ногу, пытаясь перекусить кость. Севрюк выл, как оглашенный.
Влад приотстал, ударил ногой пса по голове, целя каблуком по глазам. Псина на миг разжала челюсти, и Дивер вырвался, тут же перерубив ей спинной хребет своим страшным оружием.
Иногда от победы до поражения один шаг, и никогда не следует полностью отдаваться ложному чувству всемогущества.
Дивер махал секирой, сталь звенела и сыпала искрами, в воздух взлетали кровавые капли и оседали на необработанных стенах пещер. Озверелый чешуйчатый вырвался из толпы и в изящном прыжке достиг Севрюка и впился ему в руку. Тот замешкался, и еще двое так же вцепились в него, оглушающе вереща. Дивер кричал, кричал в панике. Влад заорал, привлекая внимание к Севрюку. Тот шатался, на него наседали, а взмахи секиры становились все реже. В воплях военного вдруг прорезалась агония.
Влад и Степан подскочили к Диверу, стали охаживать тянущиеся лапы прикладами автоматов, Сергеев рванул на себя дико орущего бывшего колдуна и выдернул из толпы обезумевших тварей. Все лицо Михаила Севрюка было в крови, кровь сочилась из рваных ран по всему телу, одежда изодрана. Дивер что-то кричал, но Приходских и Влад потащили его прочь, отбиваясь от наседающих подземных.
— Что?! — крикнул Приходских.
— Взрыватель!!! — орал Дивер. — Там выронил!!!
Влад оглянулся — сплошное орущее месиво гадов, чешуйчатые руки, руки белесые с тонкой кожей, человеческие грубые с мозолями, косы, топоры. Не пробраться. Сергеева словно окатило ледяной волной, как будто взяли декалитр снега с поверхности, да и опустили на него, разгоряченного битвой. Он падал, падал сейчас с воображаемого пьедестала. Надежды рухнули, жизнь осталась, и Влад, движимый сейчас исключительно чувством самосохранения побежал прочь. Дивер, похоже, плакал и все порывался вернуться. Остальные бежали впереди, окрыленные своей уже не существующей победой.
Их гнали долго — семерых измученных человек. Они бежали по коридорам, а на пятки наседала галдящая, орущая и немилосердно воняющая толпа. В них летели палки, камни и грубые подобия копий. Дивер бежал на подгибающихся ногах, дышал с хрипом, Мельников до боли стискивал зубы — рана на ноге разошлась и стала ронять на холодный пол темно-красные капли, Хонорова тащили чуть ли не на себе, утомился и Мартиков, волочащий весьма тяжелое тело пятилетнего медиума.
Жалкое зрелище — воинство инвалидов. Они бросили оружие, потому что тяжелое, выкинули прочь отвоеванную секиру — мешала бежать.
В штольнях стало полегче, узкие стены не позволяли толпе как следует развернуться, от силы трое в ряд, кто-то из нападавших падал, и его безжалостно затаптывали, а по содрогающемуся телу шли новые и новые лапы, так что в конце оставалось лишь густо перемазанное кровью месиво, в котором не определить уже было — человек тут упал, тварь чешуйчатая или еще кто. Крупные монстры в штольню не пошли — мешали размеры.
Бежали наугад. Никиты, верного проводника теперь не было, и Мартиков опасался, как бы тот теперь не искал путь в страну мертвых — лицо Трифонова побледнело, а в сочетании с чужой кровью это давало страшный эффект недавно умершего насильственной смертью.
Как они не попали в ловушку или тупик, осталось загадкой, может быть вел кто-то, а может, проявилось в экстремальной ситуации пресловутое шестое чувство, но через полчаса такого бега они ненадолго оторвались от погони. А впереди замаячила дверь в бункер. Следующий впереди всех Белоспицын проскочил в дверь, приостановился, пропуская остальных, мельком вгляделся в лица — перекошены, глаза широко открыты, но ничего не замечают. Стрыя схватил за плечо, толкнул на дверь:
— Запирай!!!
Стрый тупо смотрел на дверь, потом в глазах мелькнуло понимание, и он кивнул. Задвинул железную створку и с клацаньем провернул замок ключами Босха. Их он так и оставил висеть в замке — на случай, если попытаются открыть изнутри.
Но преследователи не пытались — слишком разгорячены и нерассуждающи они были. Уже когда беглецы поднимались через бункер к выходу, на запертую дверь обрушился таранный удар, который наполовину сорвал ее с петель, изогнув, словно смятый бумажный лист. Второй удар вынес ее всю и отшвырнул в коридор. Подземные хлынули потоком.
Погоня не отстала и на поверхности. Преследуемая вопящей ордой людей и нелюдей кучка горожан, отважившаяся бросить вызов самим троллям, ведомая теперь обретшим второе дыхание Дивером, бежала сквозь заснеженные улицы. Но не обратно в город, опять к Арене, Центральной, Школьной, к мосту и Мелочевке, к Степиной набережной с опустевшей лодочной станцией. Бежала на север. Вниз по Покаянной, а потом вверх, на один из холмов, внизу которого проходило одно из двух, связывающих город с цивилизацией, шоссе.
— «Бежать?! — подумал Влад. — Но ведь…»
А потом взглянул в лицо хромающего рядом Дивера и понял, что желания того уже давно не диктуемы логикой. Кровь сочилась из десятка жутко выглядевших укусов, лицо Севрюка побледнело, рот безвольно открылся. Бежал только на силе воли.
Твари бесновались позади, вздымали снег костистыми лапами, но чем дальше они отдалялись от выхода из подземелья, тем меньше было у них гонору. Воздух поверхности плохо действовал на них, взращенных под скрытыми туманом сводами. Они начинали сбавлять темп, агрессивность слетала с них, словно мертвый лист в листопад, и все чаще безумные преследователи останавливались и терли глаза. Кто-то упал в снег, да так и остался лежать. Люди, бывшие горожане один за другим замирали на месте, испуганно оглядываясь, словно все как один заполучили тяжелую форму агорафобии. Город страшил их. И воинство, встав, тоскливо глядело вслед удаляющимся беглецам, глухо выло угрозы и неразличимые проклятия. Снег сыпал сверху — такой нежный, пушистый, и когда он падал на чешуйчатые плечи подземных, они содрогались и начинали трястись мелкой дрожью. Белесые глаза мутнели, морщинистые веки щурились.
Злобно повыв и потряся оружием, подземное воинство повернуло назад. В конце концов, свою функцию они выполнили — оборонили родное Гнездовье от наглых пришельцев. А те, замерев, испуганно глядели, как удаляются их многочисленные преследователи. Уходящие нелюдские силуэты на заснеженных улицах казались эпизодом полуночного кошмара. Луна прорывалась сквозь тучи и серебрила чешуйки.
Дивер качнул головой и потащился вверх — на холм. Идти здесь было трудно, толстый слой снега связывал ноги, то и дело грозил уронить, и тогда покатишься вниз в облаке мелких слипшихся снежинок, и будешь катиться, пока не достигнешь подножия.
Тем не менее, они забрались. Замерли на вершине, продуваемой всеми ветрами. Впереди лежал город — темный и почти полностью скрытый снежной пеленой. И нельзя было сказать, что за этим кружащимся пологом скрываются километры улиц, высокие панельные дома, замерзшая речка, перекрестки, тупички, фонарные столбы, лавочки у подъездов и замерзшие палисадники под окнами, игровые площадки и вмерзшие в лед карусели, засыпанные по крышу гаражи, почти все со своими четырехколесными постояльцами, бензоколонки, вокзал, больница и газетные редакции, котельные, Дворец культуры, кладбище и дачные участки. Все, что было построено сгинувшими людьми за века существования города. Бездна труда и бездна энтузиазма строителей, полагавших, что они — первопоселенцы, и даже тот факт, что для основания города пришлось изгнать финно-угров, не смущал этих сильных и жаждущих экспансии людей.
Но они не были первыми. Это была их главная ошибка. И даже финно-угры не были первыми. И сейчас, стоя на заснеженном, поднимающимся над городом холме, Влад отлично это понимал. Товарищи его по несчастью тоже смотрели вниз, ждали, и лица их светились надеждой. А Сергеев должен был объяснить им, что все пропало, но не мог подобрать слов.
13
Ночью глава «кастанедовцев» Виктор Петрович Лемехов почувствовал зов. Он происходил издалека, но вместе с тем с легкостью проникал сквозь толстые кирпичные стены. Не то чтобы руководитель, содержатель, и вообще отец родной общины, ютящейся в «Кастанеде» очень испугался — житье-бытье опротивело ему, он устал и жаждал покоя. Кроме того он чувствовал — его час близок. И вот — сладкий зов, томительно волнующий, полный смутных обещаний новой красивой и сказочной жизни. Лемехов прислушался — зов звучал из-под земли, как они и думал.
Осторожно глава общины поднялся со своей узкой (но вместе с тем, привилегированной, остальные-то спали на полу) кушетки, и проследовал к двери. Натянул теплую одежду. Оглянулся на свою комнату — бывший кабинет самого владельца бара — с некоторой грустью. Но, впрочем, не особой — впереди его ждала новая жизнь, полнящаяся событиями и морем чувств. Лемехов почувствовал, как рот его расползается в блаженной улыбке — визитной карточке «чумных», и запоздалый страх встрепенулся у него в груди. Виктор поспешно спрятал ухмылку. В конечном итоге теперь все равно — Лемехов уже старый человек, и бремя власти, даже над кучкой обездоленных беженцев ему не по плечу. Лучше уйти, и пусть его место займут достойные.
