Кассандра Клэр - Город священного огня (др. перевод) (ЛП)
Они танцевали.
Лили играла на фортепьяно что-то медленное и нежное, а Клэри лавировала между гостями свадьбы, Джейс обнимал ее. Именно такой танец нравился ей: не слишком сложный, тебе и нужно всего-то держаться за партнера, а не спотыкаться ногами.
Щекой она прижималась к пластрону Джейса – смятая и мягкая ткань касалась кожи. Его рука лениво перебирала локоны, выбившиеся из ее шиньона, пальцы скользили сзади по шее. Ей невольно вспомнился сон, который она видела давно: в нем она танцевала с Джейсом в Зале Договоров. Тогда еще он был таким далеким и часто холодным. Сейчас при взгляде на него ее порой поражает, что это все тот же самый Джейс. «Джейс, которого ты помогла мне создать, – говорил он. – Джейс, который нравится мне гораздо больше».
Но не только он изменился, она – тоже. Она только открыла рот, чтобы сказать ему об этом, как ее кто-то похлопал по плечу. Она обернулась и увидела улыбающуюся им обоим маму.
– Джейс, – сказала Джослин. – Могу я попросить тебя об одолжении?
Клэри и Джейс, ничего не говоря, остановились. За последние шесть месяцев Джейс стал нравиться Джослин гораздо больше, чем раньше. Можно было даже сказать, что она любила его, но не всегда была в восторге от Сумеречного парня Клэри.
– Лили устала играть, но всем так нравится фортепьяно. А ты же тоже играешь, да? Клэри говорила мне, насколько ты талантлив. Ты нам не сыграешь?
Джейс бросил взгляд на Клэри, такой быстрый, что она поняла об этом лишь потому, что довольно хорошо его знала. Он отличался хорошими манерами, даже утонченными, когда предпочитал ими воспользоваться. Он ангельски улыбнулся Джослин и проследовал к фортепьяно. Мгновение спустя шатер заполнили звуки классической музыки.
Тесса Грей и брат Захария сидели в дальнем конце стола в углу и наблюдали за тем, как бледные пальцы Джейса Эрондейла порхали над клавишами фортепьяно. На Джейсе не было галстука, а его рубашка была частично расстегнута, на лице читалась полнейшая сосредоточенность, когда он со всей страстностью отдавался музыке.
– Шопен, – с мягкой улыбкой определила музыку Тесса. – Интересно… интересно, сможет ли когда-нибудь маленькая Эмма Карстаирс играть на скрипке?
– Осторожнее, – со смешком в голосе заметил ее спутник. – Ты не можешь ее заставить.
– Это трудно, – повернувшись к нему и серьезно глядя на него, сказала она. – Мне бы очень хотелось, чтобы ты больше рассказал ей о связи, существующей между вами, чтобы она не чувствовала себя такой одинокой.
В уголки его чувственных губ закралась печаль.
– Ты же знаешь, что я не могу. Пока что нет. Я намекнул ей. Все, что я мог сделать.
– Мы не будем сводить с нее глаз, – сказала Тесса. – Мы никогда не будем сводить с нее глаз. – Почти с благоговением она коснулась отметин на его щеках – напоминаний о том времени, когда он был Безмолвным Братом. – Помню, как ты сказал, что эта война – история Лайтвудов, Эрондейлов и Фейрчайлдов, так и есть. А еще Блэкторнов и Карстаирс. И так здорово видеть их. Но в то же время я вижу тянущееся позади них прошлое. Я смотрю, как играет Джейс Эрондейл, и вижу восстающих из музыки призраков. А ты?
– Призраки – это воспоминания, и мы тащим их за собой, потому что те, кого мы любим, не покидают этот мир.
– Да, – сказала она. – Мне бы просто хотелось, чтобы он оказался здесь и увидел нас, хотя бы еще раз.
Она ощутила жесткий шелк его черных волос, когда он склонился, чтобы легонько поцеловать ее пальцы – аристократичный жест ушедшей эпохи. – Он с нами, Тесса. Он видит нас. Я в это верю. И чувствую так же, как порой знал, когда он грустен, зол, одинок или счастлив.
Она дотронулась до жемчужного браслета на запястье, а потом бледными любящими пальцами – его лица.
– И какой же он сейчас? – прошептала она. – Счастлив, задумчив, печален или одинок? Только не говори мне, что он одинок. Ты должен знать. Ты всегда знал.
– Он счастлив, Тесса. Видя нас вместе, он чувствует радость, как и мне всегда было радостно видеть вас обоих. – Он улыбнулся той улыбкой, хранящей все тайны мира, и высвободил пальцы из ее ладони, откинувшись назад. К их столу приближались две фигуры: высокая рыжеволосая женщина и девочка с такими же рыжими волосами и зелеными глазами. – Кстати, о прошлом, – сказал он, – похоже, с тобой хочет кое-кто поговорить.
Клэри с весельем наблюдала за Черчем, когда к ней незаметно подошла мама. Кот, увешанный десятками крошечных свадебных колокольчиков из серебра, в мстительной ярости грыз одну из ножек фортепьяно.
– Мам, – с подозрением проговорила Клэри. – Что ты задумала?
Мама любовно погладила ее по волосам.
– Я хочу тебя кое с кем познакомить, – сказала она, беря Клэри за руку. – Пора.
– Пора? Для чего? – Лишь отчасти сопротивляясь, Клэри позволила себя подвести к накрытому белым полотном столу в углу шатра. За ним сидела девушка с каштановыми волосами, которую она видела раньше. Как только Клэри приблизилась, девушка подняла голову. Рядом с ней поднялся брат Захария, он мягко улыбнулся Клэри и пересек комнату, чтобы поговорить с Магнусом, который спустился с холма, держась за руки с Алеком.
– Клэри, – произнесла Джослин. – Я хочу познакомить тебя с Тессой.
– Изабель.
Она подняла голову. Она стояла, прислонившись к фортепьяно, позволяя игре Джейса (и слабому звуку грызущего дерево Черча) усыплять ее. Эта музыка напоминала ей о детстве, когда Джейс часами сидел в музыкальной комнате, заполняя коридоры Института каскадом нот.
К ней обращался Саймон. В шатре было жарко, поэтому он расстегнул джинсовую куртку, на его щеках она видела румянец и признаки неловкости. В этом событии было что-то чужое – Саймон, покрасневший, чувствующий холод и жар, повзрослевший и ставший независимым от нее.
Его темные глаза излучали любопытство, когда остановились на ней. В них она видела некое узнавание, но не полное. Сейчас он смотрел на нее по-другому, не как раньше – с тоской и сладкой болью и ощущением, что он видит ее, видит Изабель, которую она показывает миру и которую прячет в тени, где лишь немногие смогут ее увидеть.
И Саймон входил в число этих немногих. А теперь он был другим.
– Изабель, – снова проговорил он. Она ощутила любопытный взгляд Джейса, когда его пальцы взлетали над клавишами. – Потанцуешь со мной?
Вздохнув, она кивнула.
– Хорошо, – ответила она и позволила ему вытащить ее на танцпол. В туфлях она была с него ростом, их глаза находились на одном уровне. Его глаза за очками оставались того же самого цвета темного кофе.
– Мне сказали, – начал он и откашлялся, – или, по крайней мере, у меня такое чувство, что ты и я…
– Не надо, – произнесла она. – Не говори об этом. Если ты не помнишь, то я не хочу об этом слышать.
Одна его рука лежала на ее плече, – другая на талии. Кожа была теплой – не холодной, как она помнила. Он казался невероятно человеческим и хрупким.
– Но я хочу вспомнить, – сказал он, и она вспомнила, как он всегда любил поспорить. По крайней мере, это качество не изменилось. – Я что-то помню – дело не в том, что я не знаю, кто ты, Изабель.
– Ты бы звал меня Иззи, – сказала она, внезапно почувствовав усталость. – Иззи, а не Изабель.
Он наклонился, и его дыхание коснулось ее волос.
– Иззи, – проговорил он. – Я помню наши поцелуи.
Она вздрогнула.
– Нет, не помнишь.
– Помню, – сказал он. Его руки скользнули к ее спине, пальцы коснулись места под лопаткой, отчего она всегда поеживалась. – Прошло несколько месяцев, – низким голосом проговорил он. – И все кажется неправильным. Я постоянно чувствовал, что чего-то не хватает. А теперь я знаю, в чем дело – всего этого и тебя. Днем я не помнил. Но по ночам мечтал о тебе, Изабель.
– Ты мечтал о нас?
– Только о тебе. Девушке с темными-темными глазами. Он легонько дотронулся пальцами кончиков ее волос. – Магнус говорит, что я герой, – сказал он. – И глядя на твое лицо, когда ты смотришь на меня, я вижу, что ты ищешь того парня. Парня, которого знала, который был героем, который совершал подвиги. Я ничего из этого не помню. Не знаю, перестаю ли от этого я быть героем. Но мне хочется снова им стать. Парнем, получающим твой поцелуй, потому что он его заслужил. Если ты только проявишь терпение и позволишь мне попытаться.
Все эти слова были в духе Саймона. Она взглянула на него, впервые почувствовав зарождающуюся надежду в груди, и не убежала от нее. – Я могу позволить. Попытайся. Большего я обещать не могу.
– А я и не жду. – Его лицо озарилось, и в его глазах она увидела тень воспоминания. – Ты сердцеедка, Изабель Лайтвуд, – сказал он. – По крайней мере, это я очень хорошо помню.
