Сергей Лукьяненко - Участковый
– Че-го?
– Вот и Васька-тракторист не знал! Дядя Митяй ему под окно ведро с такими очистками поставил, а у того в доме аккурат возля окна стабилизатор напряжения стоит, он через его телевизор к розетке подключат. Ох, какими словами Васька выражалси, когда матч с «Зарей» поглядать не смог – это мне, душевно уверяю, повторить сердца не хватат! Разом со смеху насмерть падаю! А ышшо давеча у одного хмыря стыдная болезнь приключилась. А вот чтобы не путалси в другой раз с Волчицей! Волчица – это счетовод Марья Сергевна, – пояснил Ленька на всякий случай, – наставница наших Лешиков. Строгая женшшина, оборотень со стажем, но имет грешок – слаба и охоча в полнолуние, мужиков ей мало, так она все в лес шляцца, с хишшниками шашни крутит. Ну и приносит из лесу всяку-разну заразу, а хмырь не побрезговал. И вот он нет бы с ей, с болезнью этой, к дохтуру пошел, а он к Петровичу обратилси. Ну, в обшшем, взял дядя Митяй большой патиссон… Ты ж знашь, что такое патиссон? Ну, вот, вырезал он в ём дырку под размер сам понимашь чего…
Да, совсем, совсем не так представлял себе Николай общину и жизнь в ней. Он думал, здесь великое дело делается, а тут… Счетоводы, трактористы, механики. Впрочем, может быть, это просто Ленька не все знает? Или не все пока говорит? Ведь не только Николаю к местным жителям приглядеться нужно, но и наоборот – им необходимо для начала понять, чего он стоит, на что годен. Вот тогда-то, может быть, ему и доверят ту тайну, то самое дело, ради которого они здесь собрались? Может быть, для начала себя проявить как-то надо?
Из окон одного из домов доносилась музыка. Странная музыка. Очень странная музыка.
– А здесь кто живет? – перебил он Леньку, подхохатывающего над собственным пересказом истории о том, как ведьмак-механик вылечил «стыдную болезнь».
– Михальчуки, муж с женой, – охотно переключился парень. – Уже здесь, между прочим, обженились. Он – композитор, из Томска. Говорят, известный даже, но я что-то о таком не слыхал. Я Чайковского знаю, Глинку и Баха, а Михальчука – не припомню. К тому ж – не Иной, а обычный человек. Но зачем-то он Хозяину понадобилси, специально ему зов устроили…
Николай затаил дыхание. Вот! Вот, наконец-то! Сейчас самое главное – не спугнуть, и тогда Ленька, возможно, выболтает чуть больше – и про Хозяина, и про его потребности, и про замыслы. Не замечая состояния Крюкова, «экскурсовод» продолжал:
– Короче, этому Михальчуку особливые условия создали, инструментов с городу завезли – скрипки, там, разные, пианины, барабаны. Аппаратуру записываюшшую из клуба перенесли. А Аленка – жена евойная – она вроде как ему помощница. Ну, он сочинит чего-нить, а она поправлят, чтобы, значит, лучче звучало.
– Так она с ним приехала?
– Нет, зачем же? – почему-то обиделся Ленька. – Наша она, загаринская. Я ж говорю – здеся познакомились. Ох, судьба, судьба… – вздохнул он и сокрушенно покачал головой. – Вишь, как вышло? Могли ведь и вовсе не сойтись. Дом, в котором оне чичас обитают, вапче-то дядьке Спиридону принадлежит. И Михальчука дядька Спиридон должон был встречать на трассе: он у нас самый опытный был для таких делов – зов поддержать, путь проследить, а опосля и заморочить человека, чтобы он захотел у нас остаться. И вот шел он уже по трассе навстречь, уже почти довел Михальчука до Загарино… Сам-то, ясный перец, дальний взгляд в Сумраке держит, а ближним не видит вокруг ни хрена, но для таких целей мы сопровождаюшшего рядом снаряжам, как поводыря и охранника. И вдруг выскакиват на йих бандюган какой-то – и давай их жердей фигачить! Поводырь-то из обычных людей, его не так жалко, да и отделалси-то сломанной рукой всего. А вот дядьке Спиридону досталось изрядно. Ты ж, наверно, знашь, что быват, ежельше тебя вырубят, когда ты наполовину в Сумраке? Не знашь? Ну, в обшшем, хреново быват. В обшшем, так хреново быват, что дом теперича надолго освободилси.
– И что же? – заинтересовался Крюков. – Кто же композитора встретил?
– Во-от, это самое антиресное! – расцвел Ленька. – Бандюгану-то вдогон Лешиков отправили, волчат наших. Оне у нас заместо отряда быстрого реагирования. Прикинь, три друга, три оборотня – и все Ляксеи! Токма фамилии разны. Ну, оне его так и не сыскали. Зато на обратном пути Михальчука увидали – у того аккурат тогда машина из строя вышла. Ну, оне же всего оборотни, что с йих взять? Заместо того чтобы подмогнуть ему да сопроводить в Загарино, оне докладать Хозяину помчались. А тут на шчастье из райцентра возврашшались Аленка с Васькой – она на почту ездила, а он кукурузу на овошчную базу отвозил. Оне смекнули, что что-то не так пошло, ну, высадил Васька Алену, а уж она потихоньку стала обрабатывать Михальчука. До Загарино-то его доставила, а что дальше с им делать – не знат. Хозяин-то в тот момент был… в обшчем, не было его на месте, ну и пришлось ей импровизировать. Пока те, кто постарше да поумнее, решали, как им заместо дядьки Спиридона Михальчука заморочить, она уж собственные чары навела. Никто ить не знал, что у ей талант такой – музыкой морок создать! А она композитору чегой-то там напела – он и рехнулси! Увидал, как наяву, что будто бы Алену убил. У-у-у, какой утром шухер был! Потом, когда объяснили Михальчуку, что такое она с ним сотворила, какой обман зрения произвела, он на радостях в нее и влюбилси. Это ж надо, говорит, я всю жизнь мечтал, всю жизнь училси, чтобы музыкой на людей воздействовать, а эта Алена ваша – наша тоись, – она же, говорит, самородок! Ну, почти сразу заявление в сельсовет и подали, а вот третьего дня с городского загсу уже выправленные документы привезли, что она теперича евойная супружница. Так что композитор чичас спокойно трудится, а жена его заместо дядьки Спиридона – и в доме его живет, и работу его делат. Ну, не всю, конечно, – слабовата она, чтобы зов поддерживать да путь отслеживать. А вот гостей встренуть – это мы теперича токма ее и посылам. Но это редко надобится, а в основном она мужу помогат.
– А для чего же композитор Хозяину понадобился? Гимн общины написать?
– А это, Коля, не тваво ума дело! Ты спрашивать – спрашивай, а куды не надыть – не лезь!
Николай пожал плечами, переместил завернутого в одеяльце Данилку с левой руки на правую, задумчиво произнес:
– Откуда ж мне знать, про что можно спрашивать, а про что нельзя? Ты вот все время говоришь – в город съездили, из города привезли, на почту, на овощебазу, туда-сюда… Об этом можно говорить?
– Отчего ж нельзя? – удивился Ленька. – Чай, город не запретный!
– И вы вот так спокойно в него ездите?
– А что ж не ездить?!
– А рассекретить себя не боитесь?
– Вот дуро! – обрадовался Ленька. – Да мы ж скорее себя рассекретим, ежельше в городе появляцца перестанем! Тут же испокон веков село было, а колхоз «Загаринский» уже лет пятьдесят свою продукцию в райцентр возит – на овошчную базу, на молокозавод, в зернохранилишче, на бумфабрику в соседний район. Ты представь, что мы возить перестанем – это сколькех же обрабатывать придецца, чтобы они про нас насовсем забыли?! Так что непременно следоват нам продолжать в том же роде, непременно! Обратно же, и самим нам надыть в курсе быть, что снаружи творится.
– Что же, и к вам любой может пожаловать? – напрягся Николай.
– К нам может пожаловать только тот, кого Хозяин допустит, – насупившись, ответил Ленька и принялся расстегивать куртку, а затем и рубашку. – Для примеру сказать, кажный год к нам на посевную и уборочную из райкома уполномоченного присылают – для контролю. Быват, лекторы в клуб приезжают, про всякие разности рассказывают. Из филармонии с концертами артисты навешчают. Выездные заседания партбюро у нас тоже случаюцца. В обшчем, такие это люди, что лучче их принять. Мы их тут кормим-поим, ну и, ежельше лекция и концерт антиресные, сами слушаем. Что ж мы, не люди, что ли? А потом, как им уезжать, память-то им подправлям, чтобы не болтали лишнего – типа, кого тут видали, о чем тут болтали. Ежельше лекция совсем скушная, мы лектора в подполе складируем, чтобы не мешалси под ногами. Потом он, конечно, считат, что мы – самая благодарная публика, котора его овациями встретила и овациями проводила. Знашь, как это называцца? Кон-фа-бу-ля-ция![27] – Николай усмехнулся мудреному слову, неожиданному в устах простецкого деревенского парня; впрочем, после импровизации, магнитных полей и катушки индуктивности он уже по-иному смотрел на Леньку. – Это у нас бывший психический дохтур из области обитат, чуть не профессор, а инициировали его токма недавно, вот он и применят свои знания в новом развороте, награждат ложными воспоминаниями всех, кого следоват. В обшчем, могешь не волновацца, никто лишний тут никак не окажецца. Для всех посторонних Загарино невидимо – такой особливый шчит установлен. А мы – вот!
Ленька наконец до пупка расстегнул рубашку и продемонстрировал Николаю голую грудь. Николай посмотрел так и этак – ничего не понял.
