Нелли Мартова - Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры
На Софью вдруг накатилась такая черная волна, что она судорожно сжала в руке тряпичный мячик, чуть не порвала открытку. Сжала и сказала сама себе:
«Больше всего на свете я люблю делать открытки».
Она представила, как берет в руки ножницы, и льется по рукам, преломляется, как луч солнца сквозь цветное стекло, волшебный поток… и тогда весь мир становится ею, и она становится всем миром. Вот он – момент, ради которого стоит не просто жить – совершать безумства.
Софья ушла с работы в половине шестого, еще до конца рабочего дня. Дома отказалась от ужина, только прихватила, не удержалась, два пирожка прямо из сковородки, и бегом поднялась в мансарду. Отец посмотрел на нее обеспокоенно, мама руку на лоб положила – уж не заболела ли?
– Хочу дома поработать, папа, – пробормотала она, но он, кажется, не поверил.
Стол был пуст, как взлетное поле аэродрома. Какая же она дура, она все выкинула! Ничего страшного, сейчас она что-нибудь придумает. На стол полетели конверты от старых пластинок, журналы, конфеты (пригодятся фантики), она достала из ящика старые карандаши, офисный клей, а где же ножницы? Она нашла их под столом.
Софья подняла ножницы бережно, как ребенок берет в руки любимую куклу. Что с ними? Ручки совсем почернели, только бабочки выделялись теперь еще сильнее крошечными светлячками.
Сейчас бы увидеться с Надеждой Петровной, рассказать ей все, поделиться – только она ее сможет понять. Софья принялась вырезать нарисованную радугу из конверта от пластинки. Она перебирала карандаши, вырезала картинки из журналов, рисовала и клеила, но ничего не получалось. Не возвращался в руки поток, не бежал больше по пальцам, мертвыми оставались горы вырезок и картонные листы. Через два часа у нее руку сводило судорогой от ножниц, но она все никак не решилась их выпустить.
Неужели Меркабур отвернулся от нее? Не простил предательства, поверил, что она на самом деле хотела его забыть?
В отчаянии Софья взяла с полки альбом. Она прикладывала к щекам страницы с белыми колоннами, водила по ним пальцами, вдыхала запах красок и клея, обнимала альбом и прижимала к себе, но он не отзывался.
Она больше не скрапбукер, и у нее нет больше хранителей?
Неужели она теперь всего лишь инструмент офисного оркестра? Она уронила голову на руки и по-детски шумно, навзрыд расплакалась.
* * *– У меня не получилось найти вашу дочь, – тихо сказала Софья.
Огромная луна смотрела на нее круглым глазом, протягивала, как длинную руку, дорожку света по гладкой поверхности спокойного моря.
Софья только что вытерла слезы облегчения и крепко обняла Надежду Петровну. Как все-таки хорошо с ней рядом!
– Что с тобой случилось? Я уже почти совсем перестала тебя чувствовать, мы боялись, что скоро нам придется переехать в другой альбом, – озабоченно спросила та.
– Я и сама думала, что я больше не скрапбукер, – на глаза снова навернулись слезы. – Если бы не ваша открытка с каруселью. Она удивительная. Это ведь не просто компас, если повернуть круг ножницами против его нормального хода, так, чтобы ракета оказалась в море…
– Да, – улыбнулась Надежда Петровна. – Моя карусель – особенная, больше ни у кого такой нет. У нее есть и другие секреты.
Они сидели все на той же скамейке, аллею позади них освещали фонари, и, несмотря на глухую ночь, откуда-то по-прежнему доносилась мелодия карусели-шарманки. Фигуру Надежды Петровны окружало ровное золотистое сияние, как у святых на иконах.
– Вы светитесь почти целиком, – прошептала Софья.
– Меня забирает Меркабур, – она грустно улыбнулась.
– Я вас больше не увижу? – испуганно спросила Софья.
– Увидишь. Просто скоро я потеряю последнюю возможность когда-нибудь вернуться. Но не будем об этом. Что с тобой приключилось?
Софья рассказала обо всем, что произошло во время тренинга, только не сказала, зачем сделала ту открытку, чтобы они не почувствовали себя виноватыми. Вместо этого она попыталась описать все свои ощущения – коллектив против Лилечки, и как давили на нее с двух сторон чужая боль и ненависть, словно по ней проехались два танка подряд.
– Бедная девочка. – Надежда Петровна обняла ее еще раз. – Дело ведь не в скрапбукинге и не в Меркабуре. Ты умеешь чувствовать чужие эмоции, как свои собственные, я поняла это еще тогда, когда увидела тебя маленькой девочкой. Ты умеешь сопереживать. Это очень важная способность для скрапбукера, она усиливается по мере общения с Меркабуром, но ты ведь чувствовала это и раньше, не так ли?
– Мои чувства – это одно! Но что значит – дело не в скрапбукинге?! Ведь если бы не открытка, ничего бы этого не было!
– Открытка в данном случае – всего лишь катализатор. Все это было и раньше, и страдания влюбленной женщины, и тихие насмешки коллектива – ты же не думаешь, что никто не замечал ее увлечения?
– Но она не мучилась раньше до такой степени! Они же все, все не просто смеялись – они тыкали в нее пальцами, они ее унижали, все вместе, одновременно, как сапогами по больному месту, и ни капельки сочувствия! Даже от того человека, в которого она так влюблена. Если бы директор дал им в руки камни, они бы ее забили до смерти. Они же не подростки, не дети, взрослые люди, а ведут себя как… не знаю кто.
– Скрапбукер всегда ходит как по лезвию бритвы, я тебе уже говорила. Привыкай к тому, что из-за открыток будут обостряться конфликты, взрываться эмоции, что любая вялотекущая проблема может превратиться в такую, которую нужно решать немедленно. Сильная открытка – это и катализатор, и эпицентр землетрясения сразу. Место взрыва, последняя капля, точка, в которой внезапно сходятся все линии.
– Почему все так сложно? Я думала, это будет легко, как будто я – волшебная фея, и в руках у меня волшебная палочка.
– Никто не обещал, что это будет просто, – вздохнула Надежда Петровна. – Все это не так страшно, как кажется. Ты привыкнешь. Главное – нужно держать баланс, крепко стоять на ногах. У тебя должна быть зацепка в реальном мире – что-то, чего не хочется бросать ни за что на свете, и зацепка в Меркабуре – то же самое, что-то, ради чего ты готова быть кратером извергающегося вулкана, не только что эпицентром землетрясения.
– Мне кажется, меня совсем ничто не держит ни в том, ни в другом мире, – покачала головой Софья. – Может быть, мне и вправду заключить контракт?
Надежда Петровна резко замотала головой, как будто хотела сказать так много и сразу, что не могла все это выразить словами.
– Подумай хорошенько, если у тебя нет зацепок, тогда как же ты ухитрялась держаться до сих пор?
– Меня каждый раз спасает Магрин. Хотя вы и полагаете, что его следует остерегаться, но без него я бы уже давно потеряла связь с одним из миров.
Софья рассказала про открытку с тряпичным шариком, сотканным из детской радости. Надежда Петровна все время переглядывалась с мужем, пока слушала эту историю, потом спросила:
– Он не написал, кто автор этой открытки с мячиком? – Софье показалось, или ее голос чуть заметно напрягся?
– Нет. Я не знаю.
Надежда Петровна погрузилась в свои мысли, перебирая в руках носовой платок, которым недавно вытирала Софье слезы.
– Так странно, – задумалась Софья. – Почему тогда, в розовых очках, люди казались мне не такими, как под действием этого мячика? В тот раз, в розовых очках, мне представлялось, что наш инженер – повар и делает пиццу, а теперь я подумала, что из него бы вышел отличный ветеринар.
– А ты что больше любишь, собак и кошек или пиццу?
– К домашним животным я как-то равнодушна, а вот пиццу, если вегетарианскую, то очень люблю, – призналась Софья.
– Я думаю, открытка Магрина дала тебе прикоснуться к чему-то сокровенному в других людях. Нужно было что-то совершенно настоящее, глубокое, искреннее, что тронуло бы тебя настолько сильно, чтобы ты захотела вернуться в Меркабур.
– А очки?
– Это же «розовые очки»! Само их название говорит о том, что видишь мир в искаженно-радостном свете. Любишь пиццу? Твой подчиненный превращается в повара. Нравится балет? Девушка из твоего отдела начинает танцевать. Как пришло в голову сделать тебе такую открытку?
– Так, – Софья пожала плечами. – Настроение было плохое.
– Если бы это был заказ, я бы решила, что кто-то нарочно дал его тебе, в надежде, что ты останешься в Меркабуре, – задумалась Надежда Петровна.
Софья вздрогнула, но ничего не ответила. Потом подумала и сказала:
– Меня бы все равно утащило, раз меня ничто не держит. Не эта открытка, так другая. Если бы не Магрин…
– А как он с тобой работает? – поинтересовалась ее собеседница.
– Когда меня утягивало в Меркабур, Магрин на меня… просто физически воздействовал.
Надежда Петровна с любопытством глянула на нее, но ничего не сказала. Лунная дорожка и фонари играли тенями, и выражение ее лица трудно было разобрать. Софья вздохнула и продолжила:
– А когда я захотела избавиться от Меркабура, Магрин прислал мне открытку с мячиком. Как ни крути, выходит, он меня спас. И наверное, он прав, что мне сейчас без контракта никак нельзя. Или лучше забыть совсем про Меркабур.
