Лев Жаков - Убить Бенду
– Сбежал ваш Юлий, – с легким неудовольствием ответил Канерва. – Прячется в золотых горах. Ждет, когда мы потеряем осторожность, чтобы еще кого-нибудь зарезать. – Произнеся эти слова, он встрепенулся. – Дьявол, а я так беспечен! Чуть не заснул!
Бенда снова без сознания. Арчибальд, посидев рядом, привязал мешок к поясу, поднялся. Алиция сидела с другой стороны ограждения, свернувшись калачиком и прижавшись к камню. Обхватив плечи руками, она дремала. Рыцарь прошел по золотым россыпям, всматриваясь в сокровища. Найдя завязанную в узел, набитую золотом нижнюю юбку фрейлины, он присел рядом, распорол стягивающую ткань полосу. Золото с тихим звоном высыпалось. Рыцарь перевернул юбку, вытряс деньги и вернулся. Используя ее как тряпку, он вытер кровь вокруг умирающих. Кривой хрипел, держался рукой за грудь.
– Эй, дядя, – позвал он.
– Ну? – откликнулся рыцарь.
– Добей...
Арчибальд ничего не ответил. Он вдруг утратил резкость и уверенность движений. Присев на корточки рядом с Бендой, долго рассматривал бледное лицо с ввалившимися щеками и потрескавшимися губами, машинально почесывая левую бровь там, где ее пересекал рубец. Наконец рыцаря окликнул Канерва:
– Вы не заснули, энц?
– Нет, а что? – не сразу отозвался тот.
– Вы собирались везти Бенду во дворец?
– А как же... – Арчибальд кивнул на Кривого.
– Помрет себе. Или действительно добить, чтоб не мучился.
Рыцарь нахмурился:
– Возьметесь?
– Да вы что, я вам палач, что ли? – возмутился Канерва. Он резко сжал и разжал пальцы, громко хрустнув суставами.
– Вот и я нет, – отрезал Арчибальд. В пещере установилась тишина, нарушаемая только громким затрудненным дыханием. Иногда раздавались стоны – Кривой шевелился.
– Ох, зад отлежа... – пробормотал он и мучительно закашлялся, захрипел, хватаясь за грудь, за горло, извергая сгустки крови и глухие звуки, похожие на гавканье старого безголосого пса. Арчибальд, посмотрев на это, сморщился, потянулся к кинжалу...
Факел догорал, давая совсем мало света, шипел, разбрасывая искры. Алиция тряслась, обнимала себя, бормоча: «Господи, за что, за что?..» Канерва пустым взглядом смотрел в потолок, качая носком сапога из стороны в сторону. Все ждали конца. Со спокойной отрешенностью Арчибальд подобрал брошенную Канервой у ног идола свечу, зажег и двинулся в глубь золотой пустыни, внимательно глядя под ноги.
Деньги – не песок (хотя с не меньшей легкостью утекают сквозь пальцы), тем не менее кое-какие следы на золотых барханах остались. По ним и пошел Арчибальд, выставив меч, поднимая свечу, когда следы становились отчетливее, и опуская, когда они терялись на сыпучей поверхности.
– Темнет в глазах, – бормочет Кривой.
Бенда открывает глаза.
– Очнулся? – Кривой поворачивает голову и видит движущиеся вверх и вниз ресницы: Бенда моргает. – Очнулся...
– Там хорошо, – шепчет Бенда.
– Где?
– Там, – Бенда указывает глазами в потолок. И хотя Кривой не может видеть направление взгляда Бенды, он тоже устремляет взгляд во тьму под циклопическим сводом и некоторое время, щурясь, смотрит. Ему мерещатся обводы огромного золотого шара.
– Темнет в глазах, – повторяет он и разражается долгим кашлем, который сопровождается судорожными движениями, стонами.
Канерва, который со своего места наблюдает за обоими, отводит взор и закрывает уши.
– Эй, колдун... – сипло зовет Кривой. – Как тя там?.. Бенда!
– Что? – спрашивает Бенда тихо, не поворачивая головы.
– Што я все не сдохну?.. Кхе-хе-кхе... О-ох...
– Не знаю. – Голос Бенды шелестит, как сухой лист на слабом осеннем ветру.
– Эй, Бенда, слышь?.. Могет быть... што это из-за... ну што без падра? – хрипит Кривой и снова заходится кашлем, страдальчески дергаясь и постанывая.
Канерва не выдерживает.
– Да вы хоть не говорите! – просит он. – Все легче будет!
– Не можу. – Кривой шарит ладонью по груди, ощупывая подсохшую корку на краях раны. – Што же ж не сдохну?.. Такая дыра... Што трясесся?
– Холодно, – стуча зубами, отвечает Бенда.
– Доходит, – хрипит Кривой. – Погодь, не умира...
Канерва стягивает куртку, подходит и накрывает Бенду. Бенду бьет крупная дрожь.
– Бенда, эй...
– Что? – кое-как выговаривает Бенда, закатывая глаза.
– Не, погодь! – взволнованно шепчет Кривой, стараясь приподняться. – Не отходи! Эй, Бенда! Прости мине, э? Слышь?..
– Слышу...
– Дак прости, э? Не зна, што я те сдела, тока ить помирам... – Бандит закашлялся, его выгнуло так, что обломок ребра вылез из раны, снова пошла кровь. Кривой пытался согнуться, подтянуть колени, сжаться, но тело больше не слушалось. – Э-э-кхе-хе... отхожу, мама родная...
Канерва зажал уши.
– Ох, не... не можу... никак... кружат, не пускат...
– Кто? – шепчет Бенда. Слушая надрывный кашель Кривого, Бенда смотрит и смотрит в потолок, мучительно сведя брови к переносице.
– Они... души... загублен... кхе-кхе-кха-КХА-ХРА!..
Факел мигает, искрит и шипит.
– Скоро погаснет, – замечает Канерва, посмотрев на огонь.
– И эти... черти... Дева Мария, защити, черти!.. Штоб я сдох...
– Да уж пора. – Канерва слышит сзади звук шагов. Из-за ограждения выходит Арчибальд со связкой факелов. Зажигает новый и вставляет в идола, погасший отбрасывает.
Бенда снова теряет сознание. Арчибальд подходит, берет руку Бенды – пальцы холодные, ногти начинают синеть. Рыцарь крестится и накрывает Бенду синим потертым сюрко. На Арчибальде другая рубашка и старая латаная бархатная куртка, рукава которой ему коротковаты. Он отходит и садится с другой стороны прохода, рядом с Бендой, подтянув колени и обхватив их руками. Кладет подбородок на сплетенные пальцы и устремляет отсутствующий взгляд перед собой.
Все ждут смерти. Однако ее все нет. Кривой стонет и мечется, слабо двигает руками, отгоняя кого-то. Пламя факела приплясывает, однако тени на стенах и полу почти неподвижны. Все замерло. Один Кривой беспокоен. Он хрипит и крутит головой, взывая то к Деве Марии, то к Бенде. Никто не отзывается.
– Бенда, прости... – шепчет Кривой.
Бенда иногда открывает глаза, мутно смотрит вверх – и снова закрывает, не отвечая. В сознании, когда оно появляется, только одна мысль: «Неужели даже умирая не прощу?» А кто простил бы?..
– Уйдите, окаянные... – страдает Кривой, пытаясь сжать непослушные пальцы и перекреститься, но ничего не выходит. – Бенда, дай же ж сдохнуть... отпусти душу...
Никто не отзывается, и бандит тихо плачет. Вдруг он выгибается и кричит.
– Что, уже? – встрепенулся Канерва, поднимая голову. Он успел задремать и теперь трет глаза.
Однако Кривой еще дышит. Опав, как переходившее тесто, он застонал:
– Темно... дайте света... солнышка бы... солнышка... ничего не вижу... дайте света...
Бенда поворачивает голову и смотрит на бандита. Он видит обвисшую щеку, морщины, сходящие от угла прикрытого дряблым веком глаза, смазанную дорожку крови из приоткрытых посиневших губ. Морщины мокры от слез.
И из глаз Бенды исходит лучик света.
Канерва подбирается ближе. Он подносит факел к самому лицу Кривого, но тот по-прежнему стонет:
– Дайте света... ничего не вижу, темно...
Бенда начинает светиться.
Арчибальд говорит, продолжая смотреть в пространство перед собой:
– Поднимите факел, лорд Мельсон. Может, он увидит тот шар наверху. Чем не солнце?
Свечение усиливается, перекрывая свет факела. Канерва быстро отступает. Бенда лучится все сильнее. Поначалу это бледный, с синеватым оттенком блеск, но он ширится, расходясь во все стороны, нарастает, приобретает отчетливый бело-желтый цвет. Над полом он сливается с золотом, но скоро затмевает его. Вокруг Бенды и Кривого возникает яркий шар света. Он такой горячий, что Канерва и пришедший в себя Арчибальд отходят, лица их краснеют. Из-за барьера показывается растрепанная голова Алиции.
– Что, горим? – севшим голосом спрашивает она, но видит золотой шар и широко распахивает глаза, из которых мгновенно улетучивается всякий сон. – Что это?!
Арчибальд обходит чудо, присоединяясь к Канерве. Он подает руку Алиции, чтобы помочь ей перебраться через ограждение, потому что проход перекрыт горячим светом и шар все растет, нагреваясь. На него уже больно смотреть. Рука, на которую опирается девушка, немного дрожит. Когда Алиция спрыгивает по ту сторону, Арчибальд, быстро отвязав обеспокоенных лошадей, срывает со спины кобылы сумки с золотом.
– Садитесь! – велит он, подтаскивая девушку к лошади. Та неохотно берется за луку седла.
– Что за спешка? Зачем верхом? И где мое золото?
Арчибальд подсаживает слабо сопротивляющуюся фрейлину и кивает лорду Мельсону:
– Садитесь за ней и езжайте.
– А вы? Что случилось-то?
Шар света становится таким горячим, что лошадь пятится от него, пытаясь вырвать поводья из рук рыцаря. Арчибальд передает их Канерве:
