Александр Нежинский - Братство. Крест и клинок
Второй из бойцов был еще интереснее. Мало того что рост его превышал, пожалуй, два метра, мало того что кожа его была черной, как смоль (что само по себе смотрелось довольно дико в промозглых полях Черниговщины) – вооружен он был еще поэкзотичнее своего «коллеги». Оружие тоже было парным, но были это клинки. Точно классифицировать их Алексею удалось с первого взгляда. Крисы! Загадочные и зловещие короткие мечи, особо ценимые колдунами и магами. Волнистые лезвия, схожие с языками пламени покрыты таинственным узором «памор», который наносится не абы какой, а в строгом соответствии с тем, кем является будущий владелец. Вспомнив то, что ему было известно об этом оружии, Алексей задался вопросом: «А был ли при создании этих клинков проведен самый гнусный из старинных ритуалов по изготовлению криса – умерщвление девственниц, для вселения их душ в клинки?» Почему-то не вызывало сомнений, что в данном случае – был…
Самым обычным из всех был третий «встречающий». Расы он был явно европеоидной, а какого конкретно роду-племени – поди разбери на глазок. Одет в самый обычный костюм делового покроя, даже с галстуком, кажется – в отличие от азиата, напялившего на себя некоторое подобие ниндзюцкого костюмчика, разве что только без маски, и негра, облаченного во что-то вроде восточного халата. Никакого экзотического «холодняка» при нем тоже не усматривалось – на плече он нес явно тяжелый сверток, который затем скинул прямо в траву, себе под ноги. Ну, скорее не скинул, а все-таки положил достаточно аккуратно. Из чего Алексей сделал для себя вывод, что это, скорее всего – тоже оружие. Вот только как бы не огнестрельное. Кстати, освободившись от ноши, третий боец (а в том, что это именно боец, сомневаться не приходилось, несмотря на серую неприметность облика) спокойно остановился на середине склона, выбрав для себя роль зрителя. Пока, во всяком случае…
– Что это, блин, за цирк уродов такой? – подошедший и ставший плечом к плечу с Алексеем Георгий не скрывал своего удивления.
– А это, видать, личная гвардия самой Лили. По всему свету помоталась, лично отбирала, видать… худших из худших, темнейших из темных, – присоединившийся к разговору отец Михаил высказал свое мнение. – Вот и набрала всякой твари… ну, пусть не по паре, но нам и этих достаточно. Чего-то думается мне, что переговоры вести и сдаться предлагать тут бесполезно.
– Кому молитвы читаем? – отца Александра в данной ситуации интересовал аспект сугубо практический. Как и все священники Братства, он был настроен на боевую работу и готовился выполнять свою часть в ней.
– Архистратигу Михаилу сейчас помолимся, ну, а как сойдутся в бою, будем «С нами Бог, разумейте, языцы, и покаряйтеся» читать. Очень в данном случае соответственно…
– Посторонись, братие! – вперед из рядов выдвинулись Петр и Павел, неторопливо направляясь к врагу. С противниками они, похоже, уже определились. Павел шел к азиату, а Петр готовился встретиться с чернокожим гигантом. Меч, покинувший ножны, играл в его правой руке тусклыми бликами старого серебра.
– Палочки, говоришь? Рис молотить? Ну, ну… Давай разберемся, по-простому, по-крестьянски, значит. Давай! – шагая к вертящему со скоростью взбесившейся ветряной мельницы нунчаку бойцу, Павел приговаривал это спокойно, чуть ли не ласково, при этом с легкостью перебрасывая из руки в руку свой оглоблеобразный посох. Вряд ли азиат понял хоть что-то из сказанного, а, может, как раз понял, и сравнение с крестьянином оскорбило его до невозможности? Но в атаку он кинулся резво, визжа ошпаренным котом что-то на родном, как видно, наречии – то ли боевые заклинания, то ли ответные оскорбления в адрес врага. Движения нунчаку, и до этого бывшие быстрыми практически до полной неразличимости, стали как будто бы еще быстрее. Шквал ударов, обрушившийся на монаха, должен был бы, наверное, в считанные секунды разнести его посох в мельчайшие щепки, а самого его превратить в кровоточащий кусок плоти с начисто переломанными костями. Вот только…
Совершенно непонятно как это удавалось брату Павлу – вроде бы и не делал он ничего такого, не принимал эффектных поз, не скакал, не кувыркался… Просто как-то по-особому чуть поворачивал корпус, едва заметно менял угол, под которым держал перед собой посох, еле-еле отклонялся, делал неуловимое движение назад или в сторону и… И весь вихрь совершенно, казалось бы, неотразимых и смертоносных атак уходил в никуда, в пустоту! Удары шли «скользом», не причиняя вреда, более того, даже не вынуждая противника менять позицию.
Отчаявшись, как видно, «пробить» эту несокрушимую скалу, восточный боец решил прибегнуть к решительному и крайнему средству. Сократив в стремительном подкате дистанцию до минимума, двойным ударом нунчаку снизу он захлестнул обе соединявшие половины его оружия цепи на посохе монаха. Расчет был понятен – резким рывком выдернуть из рук противника посох и уж тогда делать с ним, что вздумается. Мало того – у приема оказалось двойное, подлое, колдовское дно. Сцепившись своими нунчаку с оружием монаха, войдя таким образом с врагом в непосредственный контакт, азиат отчетливо выкрикнул какую-то фразу, явно не относившуюся ни к одному из восточных языков, а напоминавшую скорее одно из классических заклинаний чернокнижников.
– Ага! Щас… Яко с нами Бог! – эти слова монах, даже и не подумавший выпускать посох из рук, даже не сказал, а рявкнул в лицо побагровевшему уже от натуги противнику, вторя молящимся за его спиной священникам. В ту же секунду посох вспыхнул ясным огнем, и азиат заорал, словно опаленный им. А вот нечего колдовать было!
Дальше все закончилось очень быстро. Павел, в свою очередь, рванул посох на себя и вверх, а зацепленный за него собственным оружием восточный поединщик взмыл в воздух, как бумажный. Дугу при этом он описал очень красивую, но вот о землю шмякнулся вовсе не эстетично – ну, как мешок сами знаете, с чем… Удар посохом, нанесенный с широкого замаха, и, как говорится, от всей широты славянской души, поставил точку и на поединке и на бойцовско-колдовской карьере мастера восточных боевых искусств. Судя по громкому хрусту, одним махом он сломал не только колдовские нунчаку, но и кости их владельца заодно, оставив того валяться на чужой земле неопрятной кучей тряпок.
Противник брата Петра поединок с колдовства начал. Наставив на приближающегося монаха острия своих крисов, он затянул какой-то заунывный речитатив. Наблюдавший за схваткой Алексей сразу вспомнил о магических свойствах, приписывавшихся этому оружию – смертельный вред якобы можно было нанести, уже только направив его на врага. Ну, в сочетании с соответствующими заклинаниями, естественно. Именно это, похоже, сейчас чернокожий боец и пытался проделать. Брат Петр, в свою очередь, не замедляя шага, скривился, как от изжоги, смачно сплюнул наземь и сквозь зубы пробормотал:
– Ну, да! Давай, давай! А по-честному не хочешьпопробовать?
Чернокожий не хотел. То ли был более реалистичен в оценке себя и противника, чем восточный собрат, то ли в принципе привык больше полагаться на магию, чем на сталь. Обежав с невероятной для своей комплекции прытью круг, он умудрился оказаться у наступающего монаха за спиной. И тут же вонзил оба клинка в явственно отпечатанный на сырой земле след противника. Петр тряхнул ногою, словно сбрасывая с сапога налипший навоз, и развернулся. Во взгляде его читался праведный гнев честного воина на подлого колдуна:
– Да задолбал уже, нехристь! Вот я тебя!
Одним прыжком монах преодолел расстояние, отделявшее его от врага. Тот едва успел вскочить с колен и принять боевую стойку. Теперь видно было, что Павел едва достает ему до плеча. Очевидно, воодушевившись этой разницей, черный гигант ринулся в атаку, выкрикивая то ли заклинания, то ли грязные ругательства. Но выкованные из особой, «одушевленной» когда-то колдунами стали клинки, парный удар которых должен был рассечь монашеских посох, отлетели от него, как соломинки. А вот серебряный меч, победно сверкнувший при богатырском замахе, остановить не смогли. Перерубленные, жалкими прутиками они упали на рассеченное тело владельца, которого так жестоко подвела глупая вера в силу чернокнижия…
Третий враг оказался наиболее умным. И практичным вдобавок. Где бы ни «нарыла» Лили двух предыдущих приспешников, этот явно был родом из той страны, что стала ей надежным приютом в последние годы. Американец… В полном соответствии с военными обычаями «мирового светоча гуманизма и демократии» он предпочел не ввязываться в схватку, подвергая опасности свою невероятно драгоценную шкуру, а подождать, пока другие будут лить кровь – свою или чужую, это уж как получится. И «сражаться» тоже предпочитал с безопасного расстояния – убивая издалека и желательно в как можно большем количестве. Очень по-американски.
