Сергей Пономаренко - Седьмая свеча
За все время, пока колесили по селу, они не встретили ни одной живой души. Только иногда из темноты их облаивали собаки. А здесь не было слышно и собачьего лая. Село казалось вымершим.
Иван Степанович решил до часа ночи посидеть в машине и тогда, если все будет в порядке, перебраться в дом.
39
Ольга с удивлением и досадой обнаружила входную дверь открытой. Одна из петель для навесного замка, теперь бесполезного, была вырвана. Галя, видно, не обманывала – кто-то тайком навещал опустевший дом.
Ольга затаила дыхание и прислушалась. Темный молчаливый дом словно таил в себе угрозу, и у нее не возникло ощущения, что это ее «родное гнездо». Она заколебалась: может, пойти оторвать от машины Ивана Степановича? Вдвоем будет не так страшно, да и безопаснее. Потом все-таки решилась и, вынув из сумочки револьвер, переступила порог. С револьвером в руке было уже не так страшно, и она отметила, что он более надежный защитник, чем Иван Степанович.
Когда Степан подарил ей этот тяжелый для дамских рук «бульдог», он объяснил, что в его барабане «винегрет» – газовые патроны чередуются с резиновыми. Силу «бульдога» он продемонстрировал в лесу, поставив на бок пустую банку из-под шпротов в десяти шагах от себя. Эхо выстрела тогда оглушило Олю, и она увидела, что в дне банки образовалась большая рваная дыра неправильной формы. Потом он научил стрелять и ее. Но до сих пор ей не приходилось применять револьвер.
Ольга осторожно продвигалась по дому, держа в одной руке включенный фонарь, а в другой – револьвер, давно заряженный только резиновыми патронами. Предательски скрипели половицы. В большой комнате, служившей матери одновременно и гостиной, и спальней, она увидела подтверждение слов Гали: круглый стол был сдвинут к буфету, кровать – к противоположной стене, так что половина комнаты была полностью освобождена от мебели. Вдоль всей стены на полу стояло множество огарков свечек. Обследовав обе комнаты и убедившись, что там никого нет, Ольга вернулась в коридор и вкрутила пробки, чтобы можно было зажечь электрический свет, но это ничего не дало – видимо, в это время в очередной раз отключили электричество. Газовая плита тоже не работала – она сама попросила, чтобы газ перекрыли и опечатали, раз в доме никто не живет.
Ей было немного страшно оставаться одной в пустом, темном, холодном доме. Она выключила фонарь, чтобы не посадить аккумулятор, и густая темнота, окружив со всех сторон, ослепила ее, обострила слух и ускорила биение сердца. Постепенно темнота становилась менее плотной, и глаза, привыкнув, уже различали отдельные предметы.
Вначале Ольга решила разжечь печь и вскипятить чайник, но потом передумала. Она стала привыкать к обстановке, окружавшей ее с пеленок, так что темнота уже не была помехой. В родном доме и стены помогают – теперь она убедилась в справедливости этих слов. Ольга подумала: «Вдруг этот таинственный некто решит и сегодня ночью навестить наш дом? Это было бы совсем неплохо, я к этому готова». Она крепко сжала шероховатую ручку короткоствольного «бульдога» тридцать восьмого калибра.
Ольга принесла из маленькой комнаты еще два одеяла и, забравшись с ногами на кровать, укуталась ими, оставив лишь небольшую щелку для наблюдения. Время сразу замедлило бег, словно стало задыхаться и потеряло желание двигаться. Под одеялами благодаря ее дыханию стало тепло, создалась иллюзия комфорта. Знакомая с детства обстановка теперь, через тринадцать лет, прошедших с тех пор, как она покинула этот дом, вдруг заставила вспыхнуть воспоминания детства.
Она вдруг снова почувствовала себя маленькой девочкой, запахи, ощущения далекого детства обрушились на нее так, что сомлело сердце. Казалось, сейчас войдет мама, суровая с другими и такая добрая с ней, и, приняв ее игру, будет делать вид, что ищет ее, оставив убежище на кровати на конец поисков. Найдя, поведет на кухню и угостит горячими пирожками или другой сдобой. Печь было страстью ее мамы.
А ей вздумалось не отпустить душу мамы, обрекая ее на мучения между небом и землей, и все для того, чтобы та исполнила замыслы Ольги, пребывая в состоянии элементера. Но ведь после смерти это была уже не ее мама, так как, покидая телесную оболочку и становясь неким астралом, она уже не могла испытывать человеческие чувства, ей были теперь недоступны понятия добра и зла, любви и ненависти, она не могла желать чем-то помочь или навредить.
Глеб нарушил ее замыслы – сжег магическую лабораторию в бане, позволил душе мамы полностью переселиться в астральный мир. А возможно, она заблуждается, и ее бедная душа мается здесь до сих пор, не имея возможности разорвать земные узы?
Может, сейчас она появится в этой комнате и начнет корить ее за столь жестокое отношение к себе? Словно в подтверждение ее предположения, ночная тьма в комнате сгустилась, возникли очертания темной фигуры, неслышно плывущей по комнате, будто и не было скрипучих половиц. Ольга прикрыла рот от ужаса – одно дело вызвать призрак, а другое – нежданно-негаданно столкнуться с ним.
Вдруг в комнате стало светлеть – это призрак поочередно зажигал свечи, стоящие вдоль стены. Ольга, затаив дыхание, исподтишка наблюдала за невысокой полной женщиной, одетой в черное. Вскоре незваная гостья опустилась на колени перед большой иконой, стоявшей на стуле в углу комнаты. Такой иконы у мамы не было, это Ольга знала наверняка.
– Царице моя преблагая, надеждо моя, Богородице, приятельнице сирых и странных представительнице, скорбящих в радосте, обидимых покровительнице! Зриши мою вину, зриши мою скорбь, помози ми яко грешной. Вину мою прости, разреши ту, яко вопиши: яко не имам иныя помощи разве Тебе, ни иныя представительницы, ни благия утешительницы, токмо Тебе, о Богоматерь, яко да сохраниши мя и покриеши во веки веков. Аминь. Прости меня, Богородица, и упокой душу убиенной мною Ульяны…
Ольга не выдержала и соскочила с кровати. Женщина охнула, оглянувшись, перекрестилась и упала без чувств.
Ольга подбежала к ней, взяла свечу, подняла ее повыше – и узнала попадью Софью. Та уже пришла в себя, она дрожала и крестилась.
– Свят, свят! Ольга, это ты иль нечистый дух?
– Я, дорогуша Софья. А нечистый дух с тобой, и такая же совесть у тебя!
Ольга стояла над ней, сжимая револьвер. «Надо же, чинуша Софа сама призналась, что убила мою мать!» – подумала она.
– Давай рассказывай все как есть! Иначе… – и она приставила револьвер к голове Софьи.
– Прости меня, Ольга! – Софья зарыдала, стоя на коленях.
– Бог простит. Давай рассказывай!
– Нечистый попутал меня! Не помогали мне от хвори ни лекарства, ни молитвы, денно и нощно произносимые, гнила заживо, а жить хотелось. Очень хотелось. Когда баба Харита – она пыталась меня спасти от порчи, да сама Богу душу отдала – помирала, – и Софья перекрестилась, – то сказала, что, пока ведьма или ведьмак, которые на меня порчу наслали, не помрет, не выдужать мне, не быть жильцом на белом свете!
– При чем тут моя мать?
– Знала, что она наслала на меня порчу!
– Откуда?
– А больше некому и незачем. Прогневалась она на меня и наслала порчу, упокой Господи ее душу.
– А что сейчас здесь делаешь? Зачем замок сорвала?
– Епитимью за совершенный грех добровольно на себя наложила – по ночам отмаливаю грехи. Но замка не ломала. Увидела, что дверь открыта, вот и решила здесь молиться, – глотая слезы, объяснила Софья, но утаила, что так делать ей приказала Галя.
– А меня зачем хотела отравить? – спросила Ольга.
– Вот тебе крест, не хотела!
– А передачи отравленные зачем присылала?
– Да не отравленные они! – истерично взвизгнула она. – Галя наказала передать. Но там все овощи свои были, такие ловкие, только с погреба. Никакого яда!
– А когда к Глебу ездила, то о чем с ним договаривалась? Как меня извести? К бабе Анисье в Сосновку ездила, заказала наслать на меня порчу по чьему наущению? Только не ври, а то хуже будет!
– Не ездила я никуда! Вот тебе крест! Тебе каждый скажет, что я больше года никуда не выезжала. А бабу Анисью не знаю и никогда у нее не была!
«Галка все-таки обвела меня вокруг пальца! – подумала Ольга. – Что делать с этой дурой? Маму мою убила – этого не прощают… Должно быть, вода в пруду сейчас холодная…»
– С помощью кого ты довела мою маму до могилы? Ведь я не верю, что сама смогла.
Софья стала громко рыдать, не в силах больше ничего сказать, лишь ползала на коленях по полу.
– Мы сейчас с тобой немного прогуляемся. По дороге ты успокоишься и все мне подробно расскажешь. Только не глупи. В случае чего пристрелю как бешеную собаку, и мне ничего не будет! – Ольга пригрозила ей револьвером, включила фонарик и пошла к выходу. – Свечки погаси, как бы пожара не было!
Только Ольга вышла на крыльцо, как на нее кто-то навалился, обдавая сивушным запахом и матюгами. От неожиданности она вздрогнула и нажала на курок. Пистолет дернулся в ее руках и плюнул огнем прямо в лицо нападавшему. Выстрел резиновой пулей, произведенный впритык, своротил тому челюсть и вызвал болевой шок.
