Карина Демина - Механическое сердце. Черный принц
И Кэри сама цепляется.
За руку. И за рубашку. За шею… и волосы гладит…
– Кэри…
Ей нравится, как он произносит ее имя. И то, что отпускать не спешит. Ей вовсе не хочется, чтобы ее отпускали.
– От тебя пахнет ветивером…
– А мне казалось – машинным маслом.
– И маслом тоже, но ветивером – сильней… а еще льдом… тем, который с вершины… и камнем.
Брокк смеется, тихо и как-то так, что ей тоже хочется смеяться.
– Ты для этого завязал мне глаза?
– Если я скажу, что нет, ты мне поверишь?
– Нет.
– Тогда для этого. – Он вновь целует, на сей раз иначе, жестко, требовательно даже. – Боялся, что ты убежишь…
– Ты бы догнал.
– …или спрячешься…
– …ты бы нашел…
– Я и нашел тебя. Почему я нашел тебя так поздно, Кэри? – Брокк сам снимает повязку и, наклонившись, долго напряженно всматривается в ее глаза.
Опять боится?
Чего?
Ей, наверное, этого не понять.
– Хмуришься… – дотянувшись до его лица, Кэри стирает морщины. – Не надо. Пожалуйста.
– Пожалуйста, – он отвечает тихим эхом и, перехватив ее руку, касается губами пальцев. Все-таки улыбка его получается вымученной. Ее отражают многочисленные зеркала бальной залы, поэтому Кэри вновь закрывает глаза.
Он прав – так легче.
Прикоснуться, забыв, что сама себе давала слово – никогда больше… разве можно подобное слово сдержать? Ведь «никогда» – это так долго. А он рядом, с вечным своим запахом ветивера на манжетах рубашки. С самими этими манжетами, притворно-твердыми, накрахмаленными. С четырехгранными запонками, уголки которых колются. Со складками на ткани…
– Кэ-р-р-ри… – не рычание – воркование на ухо.
Сегодня Брокк не сбежит.
Останется, позволив разглядеть себя вслепую. И пальцы ее замрут на шее, на обветренной жесткой коже, под которой натянулись струны артерий. И бьется-бьется пульс отголоском сердца.
Гладкий подбородок.
Родинки на щеке. На левой. И на правой.
– Что ты делаешь?
– Ничего. – Она открывает глаза, и в первое мгновение все плывет. Круговорот разноцветных пятен, в котором Кэри теряется. – Я тебя… изучаю.
Тихий смех.
– Нельзя?
– Можно. И нужно, и…
…и он появляется в ее доме каждый день, приносит каменные цветы и рассказы о драконах. Учит танцевать, порой пересекая границу, впрочем, этой границы давным-давно нет.
Но почему он больше не просит вернуться?
– …и я хотел бы пригласить тебя на прогулку. Правда, моря здесь нет, но, быть может, парк подойдет? – Он говорит шепотом, словно само это приглашение – величайшая тайна.
Для двоих.
– А на площади поставили елку… она красивая…
– Насколько?
– Почти как ты.
– Я похожа на елку?
– Ты похожа на мою жену, – доверительно сообщает Брокк и целует кончик носа. – Но под елкой сидит Йольхорунен, который дарит подарки. Детям, конечно, но я попрошу и, быть может…
Он смеется.
Кэри нравится слушать его смех и стоять в кольце его рук. И просто смотреть на него. И на себя. На десятки их, вдвоем, отраженных зеркалами.
– Так ты согласна?
Как ему ответить отказом?
Снег.
И зима давно пробралась в город, развесила темные полотнища туч, заслонив солнце. Но оно рвалось сквозь прорехи, промоины, к двускатным крышам, к темным стеклам и широким подоконникам, на которых грелись голуби.
Город полнился дымами.
– Не замерзла? – Брокк держал за руку крепко, точно опасаясь, что Кэри потеряется.
Город жил преддверием грядущих праздников, и человеческое Рождество мешалось с исконным Переломом.
…до ночи духов всего три дня. И в витринах магазинов виднеются что четырехрогие солнечные кольца, перевитые золотыми лентами, что человеческие кресты.
Ели, украшенные сушеными розами и коричными палочками.
…деревянные, нарочито грубой работы ложки.
И поминальники из необожженной глины. Восковые свечи, которые давно уже не катаются вручную, но по-прежнему расписываются красным и желтым. Линия солнца.
Линия огня.
И, белая, тонкая, между ними – линия жизни.
Длинные плети ветлы, перевитые простым шнуром. И позолоченные деревянные ангелочки. Венки из дубовых листьев, гирлянды шелковых роз и свечи обыкновенные, восковые. Эти, тонкие, что палочки, украшенные розетками из цветной бумаги, крепили на еловых лапах.
– Хочешь? – Брокк остановил старуху-полукровку, на лотке которой высились елки из сахара и белого, слегка опаленного зефира.
– Хочу.
Шумно.
Суетно. И сумерки никого не пугают, напротив, улица оживает, наполняясь людьми. Кричат коробейники, расхваливая товар, норовя переорать друг друга. И старый шарманщик, несмотря на мороз, вывел свою шарманку. Обезьянка, наряженная в меховое пальто, таскала из шляпы счастливые билетики с предсказаниями и кланялась, корчила рожи.
Дети.
Няньки. Гувернантки в простых драповых пальто, изрядно обындевевших. Солидные торговки в шубах до земли метут меховыми подолами улицу.
Девушки стайками… компаньонки, матери, тетушки, неспешно прогуливающиеся, притом старательно не замечающие некоторых вольностей, дозволенных этой неделей.
Полисмены.
И военные в мундирах, в плащах на одно плечо, точно холод им нипочем.
Вокруг огромного зимнего дерева, украшенного лентами и гирляндами из парчовых роз, носились ряженые в тулупах, вывернутых мехом наружу. Лица их скрывали маски, одна другой уродливей, и сгорбленный старик вовсе с нестариковской прытью гонял их помелом.
– Прочь! Прочь! – Голос его взлетал над толпой.
Ряженые же хохотали и кричали:
– Йольхо! Йольхо…
Порой они выскакивали за пределы вытоптанного круга, тянули руки к прохожим, все больше к девушкам, хватали за шубку и норовили втащить на погасший след. А когда получалось – требовали выкупа. И тогда под ноги летели серебряные монеты.
– Не замерзла? – Брокк держал крепко, он точно не отдаст Кэри ряженым.
– Нет. Нам… пора?
Наверняка на эту ночь у него иные планы.
На все ночи.
Но ей не хочется отпускать Брокка. И он, словно чувствуя ее нежелание, качает головой:
– Только если ты хочешь.
– Не хочу…
С визгом подскакивают ряженые, черно-белые резные хари их страшны, но испугаться Кэри не успевает, ее выхватывают, прижимают к себе. Но ряженые не уходят, они кружат всполошенной стаей, уже и вправду не люди, но духи погасших жил, тянут к Кэри кривоватые руки, норовя впиться когтями из мертвого железа.
– Дай-отдай…
– Прочь! – Голос Брокка разбивает кружение. И вслед за словами раздается грозный рокот, заставляющий ряженых отпрянуть. Кто-то кого-то толкает, кто-то цепляется, падает… и смех ему наградой.
– Испугалась. – Руки Брокка сомкнулись на ее талии.
– Уже нет…
Не духи. Люди.
Или не люди, но существа живые, из плоти и крови. И когти их – из рисовой бумаги, из тонкого дерева, ненастоящие. Все равно нехорошо, сердце колотится…
– Давай отсюда уйдем.
Елка возвышается мрачной громадиной, и украшения на ней – лишь сор.
Старик оборачивается, задержав на Кэри внимательный чуждый взгляд. И вновь ощущение, что кто-то иной, извне, влез в это вполне человеческое тело. Но Брокк уже увлекает за собой в заснеженный лабиринт Королевского парка. И как-то сразу и вдруг остаются позади широкие аллеи с их огнями и праздником, который не утихнет ни в эту ночь, ни в следующую, ни до самого Перелома…
Брокк ведет по тропе, а когда тропа исчезает под покровом снега, чистого, рыхлого, подхватывает ее на руки. И она с готовностью обнимает его за шею, прижимается, все еще дрожа, отходя от пустого внезапного страха.
– Куда мы идем?
– Скоро увидишь.
Обледеневшая чаша старого фонтана. Снег на спинах водяных лошадей. Раздутые их ноздри, гривы длинные, словно водоросли, и позеленевшие копыта.
– Садись. – Он садится первым, и Кэри усаживает на колени.
Так даже лучше. Над его головой поднимаются треугольные копыта.
– Красивые…
Лошади, подкованные льдом и им же плененные.
– Их альвы поставили, да? – Кэри разглядывает лошадей и лозу, что пробивается из сугроба.
– Да. Он давно уже не работает. Насколько я знаю, – Брокк запрокинул голову и дотянулся до острого копыта, – это самый старый фонтан в городе. Мне здесь всегда хорошо думалось.
Тихое место.
– Все-таки замерзла, – выдыхает Брокк на ухо, когда Кэри прячет руки в широких рукавах его пальто.
– Ничуть.
– Замерзла. – Нос к носу.
– Твой холоднее…
Слабый аргумент. А на его губах еще сахарная пудра осталась… сладкая…
…наверное, все-таки хорошо, что темно. В темноте не получается стесняться.
– Кэри…
– Да?
– У тебя глаза теплые…
– Это как?
– Из янтаря. Янтарь самый теплый из камней. – Он перебирает локоны, выбившиеся из-под шапочки. – Останешься со мной? Если не на Перелом, то хотя бы на ночь духов?
…она бы и навсегда согласилась.
– Останусь.
– А завтра…
