Макс Фрай - Карты на стол (сборник)
– Понимаю. Но, к счастью, ты заблуждаешься.
– Правда, что ли?
– Зуб даю! – рассмеялся Фабиан Файх, продемонстрировав чуть ли не сотню распрекрасных белых зубов, уже готовых к раздаче. А потом серьезно добавил: – Некуда ему исчезать. Да и незачем. С таким талисманом теперь только жить да жить. Я ему даже немного завидую – сам бы хотел вот так, с самого детства, влипнуть в подобную историю. Ужасно интересно, как все теперь у него будет складываться. Но в отдаленное будущее даже ты меня не проведешь. Потому что будущего нет. Некуда вести.
– А прошлое? Хоть оно-то есть?
– Сложный вопрос. Теоретически, прошлого тоже нет. Вообще ничего, кроме текущего момента. А на практике то и дело выясняется, что некоторые фрагменты прошлого отлично сохранились, спрятавшись в складках времени, прилипли к нему, как кошачья шерсть, лежат там такие живые, будто все происходит прямо сейчас. Они, собственно, и есть «прямо сейчас». И это – навсегда. Такой вот удивительный парадокс.
Сказал:
– Ты натурально сводишь меня с ума. Но при этом почему-то совершенно не бесишь. А даже наоборот, каким-то образом успокаиваешь. Как будто я давным-давно привык к твоей болтовне. Как будто так было всегда. Как будто ты мой друг детства, и я даже рад, что ты наконец нашелся.
– Примерно так и есть, – подтвердил немец. – Я и сам рад.
Дальше шли молча. Только перед тем, как свернуть к своему дому, Анджей спросил:
– Слушай, а какого черта ты все время обещаешь меня убить?
– Потому что это правда, – безмятежно ответствовал немец. – Потому что я здесь за этим. Потому что я тебя убью.
И, заговорщически подмигнув, нырнул в ближайшую подворотню. Даже жаль. Не так уж хотелось сейчас оставаться в одиночестве. Вернее, совсем не хотелось.
Но простояв полчаса под душем, то и дело меняя температуру воды с горячей на ледяную и обратно, решил, что и так неплохо. Совершенно пустая, светлая, ясная голова. И совсем не скучно жить с такой головой, даже сейчас, сидя на чужой постылой кухне, сданной ему во временное, чересчур затянувшееся пользование. Потрясающее ощущение.
Подумал: «Очень хорошие последние дни жизни мне выпали. Надо же. Совершенно на это не рассчитывал».
В пятницу вышел из дома задолго до семи. Добирался до улицы Лабдарю даже не самой дальней, а вообще не дорогой, нарезая по городу хаотические, постепенно сужающиеся круги. То и дело заставлял себя притормозить, напоминая: время, время! Вспомни о времени. Сегодня оно идет гораздо медленней, чем ты. Пил сидр в кафе на Пранцишкону и Швенто Казимиро, вино на Литерату, кофе на Траку, Вокечю и Пилес; выпил бы и того, и другого, и третьего еще в доброй дюжине приглянувшихся мест, но сколь бы ненасытен ни был человеческий дух, возможности прилагающегося к нему брюха обычно драматически ограничены. Видимо, поэтому в половине седьмого зашел все в тот же «Кофеин» на Вильняус и купил кофе на всех. Холодный апельсиновый для Габии с синей челкой, крепкий лаконичный «Flat White» для длинного Даниэля, миндальный капучино для Греты Францевны – вдруг согласится попробовать? Холодное какао с мороженым для Эрика – дети обычно не любят кофе, сам в его годы терпеть не мог эту горькую дрянь. И приторное «беличье» латте для Файха – еще раз, чтобы проняло. Пусть выпьет за здоровье Марины, где бы она сейчас ни была. Кто бы ею сейчас ни был. А если не осилит всю порцию, ничего, я допью.
Плотно закрыл все стаканы крышками, кое-как ухватил этот букет и понес. Идти-то всего ничего – через двести метров, перед банком свернуть налево, в большой проходной двор, где всего два неожиданных поворота спустя выходишь на территорию, безжалостно оккупированную немецким захватчиком в розовых шортах. Прямехонько под его балкон.
Сказал столпившимся наверху:
– Если никто не спустится, чтобы открыть мне дверь, я уроню все эти стаканы. И вы останетесь без кофе. Тогда ничто не будет отвлекать нас от занятий.
Файх материализовался внизу буквально секунду спустя. Распахнул дверь. Сказал:
– Кофе на всех! Прекрасная идея, спасибо! И как я до сих пор без тебя обходился?
– Это ты уже говорил. В Жверинасе.
– Помню. Но ответа на этот вопрос у меня по-прежнему нет. Проще уж представить, что без тебя меня вовсе не было. А потом я приснился тебе, и понеслось. Это хотя бы более-менее логично.
– Если ты мой сон, какого черта ты все время говоришь по-немецки?
– Видимо, просто для смеха. У тебя довольно своеобразное чувство юмора. Но я не в обиде. К тому же, для нашей Греты Францевны это, пожалуй, единственный шанс.
Очень хотел переспросить про Грету Францевну: что за шанс? Почему единственный? Шанс – на что? И вообще, при чем тут она? Но почему-то не решился. И, вопреки недоумению и любопытству, был уверен, что правильно сделал.
Грета Францевна, чье кресло снова вынесли на балкон, выглядела сегодня бодрой и посвежевшей. С удовольствием приняла угощение, поблагодарила, попробовала. Сказала: «Как вкусно!» – и глаза ее заблестели от набежавших слез. Но щеки остались сухими.
– Ты угадал, с апельсином – мое любимое, – обрадовалась Габия.
– Спасибо! – восторженно выдохнул Эрик.
– Всегда хотел, чтобы капучино было хотя бы вдвое крепче, чем обычно готовят в кафе – сказал Даниэль. – И вот, оказывается, где-то такое делают!
– Ты очень злопамятный человек, – усмехнулся Файх, пригубив свою порцию.
– Нет, просто экономный. Решил, что это единственный напиток в меню, которого гарантированно хватит на двоих.
– Твоя правда. Оставлю тебе половину, не жалуйся потом. Габия, ты готова к уроку?
– Конечно готова. Хороша я была бы, если бы упустила такое развлечение!
Подумал: «Надо же, она больше не растягивает гласные». И не удержался, спросил:
– А на других языках ты теперь тоже не заикаешься?
– Ты заметил, да? – обрадовалась она. – Но как?
– Ты перестала говорить нараспев. И вообще изменилась. Не могу сказать, в чем именно, я же тебя почти не знаю. Но сегодня ты выглядишь очень храброй и веселой. Я не к тому, что раньше ты казалась печальной трусихой. Просто ни эти качества, ни их отсутствие не бросались в глаза. А теперь бросаются.
– Правда? – обрадовалась она. – А еще у меня глаза теперь голубые. Никто, кстати, до сих пор не заметил, даже удивительно. Правда, меня мама еще не видела. Вот как ей объяснить, ума не приложу.
– Сочини какую-нибудь историю про контактные линзы нового образца, которые надо носить, не снимая, и менять раз в месяц под присмотром специалиста, – предложил Анджей. – Сейчас технологии развиваются так стремительно, что какой бред ни выдумай, непременно окажется похож на правду. Сколько раз убеждался.
– А что произошло с глазами? – спросил Файх. – Почему поголубели? А раньше какие были? Карие? Я, каюсь, не обратил внимания. Рассказывай по порядку.
– Если по порядку, то начать надо с того, что я решила поставить эксперимент, – сказала Габия. – Сейчас объясню, какого рода. Совершенно очевидно, что и с Мариной, и с Эриком случились очень необычные происшествия, верно? Сразу приходит в голову, что это связано с твоей будущей книгой: час, прожитый, чтобы стать ее эпизодом, оказывается чуть ли не интересней, чем вся предыдущая жизнь. И я захотела проверить… – она замялась, подбирая слова.
– Проверить, на что способна моя книга? – подсказал Файх. – Что она станет делать, если ты на целый час запрешься в шкафу, закрыв глаза и заткнув уши? Молодец. Мне бы на твоем месте тоже стало интересно.
– Ну, так далеко я не зашла. Просто осталась дома и затеяла уборку.
– По-моему, это даже серьезней, чем запереться в шкафу, – похвалил ее немец. – В шкафу можно заснуть и увидеть какой-нибудь сон, а то и парочку местных призраков накрыть с поличным, если повезет. А за уборкой даже не погаллюцинируешь толком – отвлекает!
– Я тоже так подумала, – кивнула Габия. – И поначалу все действительно было довольно скучно. Ну, то есть обыкновенно. Никаких удивительных происшествий, никаких странных мыслей в голове, даже стихи сочинять не принялась, хотя обычно именно так себя во время уборки развлекаю. Но у меня очень маленькая, почти пустая комната, так что я быстро ее убрала. И получаса не прошло. Тогда я отправилась мыть ванную. И начала с зеркала, оно было все в следах от брызг воды, мыла и зубной пасты – ужас, короче говоря. Самое время за него взяться. Так я думала и терла зеркало столь сильно, что… Только не смейтесь! Я стерла свое отражение. Понимаю, что с точки зрения законов физики это невозможно, но я действительно отмыла зеркало от своего отражения, словно оно было просто грязным пятном. И осталась, как дура, совсем одна в собственной ванной, перед чистым пустым зеркалом, думая, кому бы позвонить, чтобы пришел и поддержал меня в столь нелепой беде. Но в итоге так никому и не позвонила. Наверное, это и есть настоящее одиночество, когда некого позвать в свидетели – не то чуда, не то собственного безумия. Я имею в виду, когда никому не доверяешь настолько, чтобы прямо спросить: «Что ты там видишь? Хорошо, спасибо. Как ты думаешь, я сошла с ума? Ладно, и что теперь делать?»
