Аркадий Шушпанов - Теневой Дозор
Борода старика доставала до кожаного пояса, и сквозь ее пряди, похожие на шерсть тонкорунных шотландских овец, виднелась пряжка с выдавленными символами. Для полноты образа недоставало только крепкого посоха, однако у теней не бывает необходимости ни в посохах, ни в костылях.
Старик не носил никакой обуви. Игорь даже взглянул на свои сандалии и словно устыдился такого излишества.
Но для теней одежда значит не больше, чем раскраска для статуй.
– Приветствуем тебя, Великий. – Дмитрий поклонился, как это делают все Инквизиторы перед Старшими.
Игорь и Алиса застыли на месте, точно скованные «фризом». Алиса явно не знала, как поступить, она привыкла быть накоротке с самим Завулоном и давным-давно отвыкла уважать кого бы то ни было. Теплов смотрел на Мерлина, как будто перед ним предстал живой Махатма Ганди. После секундного замешательства Светлый и Темная все же склонили головы. Джакомо просто упал перед Мерлином на колени.
Старик наблюдал за этим с мягкой, все принимающей улыбкой. «Сложно, наверное, – подумал Дмитрий, – удивляться чему-либо, когда тебе не одна тысяча лет и как минимум одну из этих тысяч ты пребываешь в царстве мертвых».
– Долго вы шли, – сказал Мерлин. – Я полагал, найдете меня быстрее. Вы же не могли не видеть мои знаки.
– Знаки? – переспросил Игорь.
Вопрос о предсказании отпадал как-то сам собой.
– Я послал вам призыв. Он был похож на ведьминский. Ты должна была узнать. – Старик с легкой укоризной посмотрел на Алису. – Потом я самую малость помог вам в том месте, где собираются скитальцы.
– Это был ты, Великий? – вскочил от изумления Джакомо.
– Неужели ты не догадался, с твоим-то острым умом? – Мерлин казался не менее удивленным. – Кто, кроме меня, смог бы сотворить такое?
Дрееру все же послышалось в его словах некоторое лукавство. В конце концов, у старика не так много развлечений.
– Мы не смели уповать, Великий… – начал оправдываться Лепорелло, но Дреер прервал его:
– Мы думали, нас ведет враг.
– А я думал, что вам хватит благоразумия и проницательности сначала отыскать меня, а уже потом вторгаться в его логово. – Мерлин выразительно посмотрел на скрюченную правую руку Дмитрия, прижатую к телу. Интересно, знал ли он про «отрицание неживого», или эту магию создали уже после его развоплощения?
– Но вы все же пришли, – кивнул старик. – Вот что важно.
– Для чего ты позвал нас? – спросил Теплов.
– Нам нужна помощь. И мне, и вам. Нам всем.
– Чем мы можем тебе, Великий… – снова завел было Лепорелло, только на этот раз его прервал уже сам Мерлин:
– Присядем для начала.
В траве случилось какое-то шевеление, и неожиданно вокруг группы Иных появилось несколько гладких камней, похожих на панцири больших черепах. Как будто древние шотландские тортиллы вылезли из-под земли погреться в скупых лучах здешнего солнца.
Дозорные расселись на камни, словно древнегреческие лицеисты перед своим педагогом Аристотелем. Мерлин просто опустился на траву и скрестил босые ноги.
– Здесь я говорил со многими Иными, – сказал Мерлин. – К великому сожалению, они равнодушны ко всему, кроме своего покоя. Даже Светлые и даже если этот покой не подлинный, а только зыбкая его тень. Очень трудно встретить того, кто сохранил волю куда-то идти. Нам с тобой проще, Джакомо, – кивнул он флорентийцу. – Мы пришли сюда, движимые жаждой неизведанного. Она и стала нашей тенью. В каждом из вас, – он поочередно заглянул в глаза Игорю, Алисе, Дмитрию, – есть тень живого чувства. Я долго вас искал.
– Вы знали о Крысолове и Фуаран, Великий? – спросил Дреер.
– К несчастью, довольно поздно я обратил взор на дела этого музыканта и ведьмы, – покачал головой Мерлин. – Я слишком много странствовал по Сумраку, старался исполнить свой план, однако и мне иногда нужно смотреть по сторонам. Но теперь они ставят под угрозу весь мой замысел, и мне нужны вы.
Он замолчал, будто вслушивался в самого себя или с кем-то беззвучно разговаривал. Никто из дозорных не решался нарушить его молчание ни движением, ни вопросом. Дмитрий отметил, что камень, на котором приходится сидеть, вовсе не холодный, а чуть теплый. Неужели в него встроен какой-нибудь магический термоэлемент?
– Когда я впервые попал на этот слой, он казался мне прекрасным. Все невзгоды, все сомнения мира людей оставались далеко. Сила в избытке, чего еще желать? А у меня на душе лежал камень поболе вот этого. – Старик махнул рукой в сторону параллелепипеда и снова умолк.
– Вы тогда перешли из Света во Тьму, – неожиданно для себя сказал Дреер. – Потому что направили на скалы корабль с детьми. Вы хотели построить царство Света, а один из них, когда вырастет, мог помешать.
Лепорелло посмотрел на Дмитрия с ужасом, как на неслыханного дерзеца. Игорь прищурился. Алиса, напротив, широко распахнула глаза. Дреер мельком удивился, что она не знала. Темные должны были поднять этот случай на щит, а ведьма все же ходила в фаворитках у самого Завулона.
– Все так, юноша, – кивнул Мерлин. – Девять детей, от младенца до отрока. Ветхое судно без лоцмана… И все напрасно. Пророчество исполнилось. Мордред родился, мой ученик Артур погиб, царство Света оказалось только чудесным сном. А я стал Темным и растерял все надежды. К счастью или нет, от этих потрясений я настолько поднял свой ранг, что смог погрузиться до самого дна Сумрака.
– И что там? – вырвалось у Лепорелло.
Мерлин печально усмехнулся в бороду.
– Ничего, друг мой. Потому что у Сумрака нет дна. Обойти Сумрак – это как обойти целый свет: рано или поздно вернешься туда, откуда ушел. В мое время не все Иные знали о том, что мир подобен сфере, а не диску. О Сумраке и говорить нечего, хотя я оставил послание, прежде чем отправиться сюда навечно. Мудрый поймет…
– Настоящих мудрецов, очевидно, мало, – сказал Дреер. – Судя по всему, еще никто не расшифровал ваше послание, Великий. Даже то, что оно есть, тщательно скрывается.
А сам подумал, что, если послание Мерлина присвоила Инквизиция, можно не сомневаться – никуда она его не выпустит.
– О том и речь, – снова кивнул маг. – Я ушел в Сумрак, чтобы утолить и свою боль, и жажду знать. Ради этого мне пришлось отказаться от самой жизни. Однако знание оказалось горьким. Наша свобода от земного мира – на деле сумеречная тюрьма.
Дмитрий тут же вспомнил застенки для колдунов в Суздале. Именно с камеры Матвея Косицына в общем-то и начался его путь сюда. Путь вниз.
– Убежать из этой темницы невозможно… – продолжил Мерлин.
Дрееру некстати пришел на ум знаменитый афоризм Ежи Леца о пробивании стенки лбом и соседней камере.
– …но можно освободиться. – Старик опять внимательно посмотрел на каждого, прежде чем говорить дальше. – Правда, плата еще выше, чем плата за уход в этот наш мир, дивный, как остров Авалон.
Ирония в словах Мерлина выглядела как-то странно. От седобородого старца можно было ожидать серьезных истин и поучений.
– Куда уж выше?! – сказал Игорь.
– За пребывание здесь мы платим самой жизнью. За освобождение мы расплатимся всем, что осталось после.
– Сотрем себя, что ли? – Теплов быстро глянул на скрюченную руку Дмитрия.
– Все не так просто. Мы перестанем быть собой. Перестанем быть Иными. Разделим участь обыкновенных смертных.
– А в чем их участь? – спросила Алиса.
– Не знать, что будет, – ответил ей Мерлин. – Когда я был всего лишь учеником друида, а на этих землях в человеческом мире царила Великая Темная Маб, люди верили в одних богов. Когда я вошел в полную силу и развоплотил царицу Маб, люди уже верили в другого, одного-единственного, но в трех лицах.
– Многие Иные тоже в него верят, – проронил Дмитрий и вспомнил Майлгуна, а затем и суздальского дозорного Евстафия. Даже ведьму Софию и ту вспомнил. Где она? Точно ведь не с Крысоловом, в Гамельне ее не было видно.
– Даже Иные знают, куда уйдут, но не знают наверняка, что их ждет в Сумраке. Людям ведомо еще меньше. Они могут только верить. Через это придется пройти нам всем. Может быть, мы уйдем в ничто, и развоплотятся не только наши тела, но и души. А может быть, мы снова станем людьми, из которых когда-то вышли, и нас с ними ждет одно. Вы готовы к этому? Променять ясный несчастливый покой на кромешную неизвестность? Или променять холод Сумрака на пламя человеческого ада, о котором говорили жрецы того нового бога? Игорь с Алисой опять посмотрели друг на друга. Джакомо ловил каждое слово Мерлина. Дмитрий подумал, что флорентиец, пожалуй, меньше всего заинтересован что-то изменить в своем теперешнем существовании. Потом Дреер вспомнил еще раз дозорного Евстафия и его идею, что Иные даже не могут рассчитывать на какой-либо высший суд. Похоже, старый маг предполагал: лучше все же честно явиться туда, чем вечно топтаться у дверей. А ведь он сам не прекратил себя винить в поступке полуторатысячелетней давности.
