Александр Нежинский - Братство. Крест и клинок
Это когда-то самыми уважаемыми в любом народе, в любом государстве были воины. Те, кто не щадя себя, землю, людей, веру защищает. А сейчас? Много ли ты в своей жизни, когда офицером был, погоны носил, почета и уважения от людей видел?
– Издеваетесь, святой отец?!
– Не издеваюсь, Алешенька. И говорить об этом право имею, поскольку сам в этой шкуре был. Нету сейчас уважения к воину, к защитнику… А вот был бы ты, к примеру, певцом-танцором, крутился бы на сцене в штанишках узких, тут бы тобой все восхищались, все б тебе завидовали. Денег, опять же, куча…
– Нет уж, святой отец, не надо мне такого «счастья»!
– Это тебе не надо… Или вот Георгию, Игорю с Олегом… Да только мало вас таких осталось. Куда меньше, чем нужно. Ведь большой план, о котором я тебе вот только что говорил, он в чем заключается? Попросту говоря – скотами людей сделать, ничего кроме утробы и похоти знать не желающими, но при этом считающими себя не просто людьми, а людьми лучшими, всегда и во всем правыми. А что именно в данный момент правильно – им уж подскажут. Найдется, кому подсказать…
– Ну, так это, похоже, уже и получилось…
– Увы, Алеша, увы. И надо-то для достижения такой цели всего одно – лишить человека внутреннего стержня, эталона, к которому он все, что видит, слышит и чувствует, примеряет, и по которому всю свою жизнь оценивает. У тебя, вот к примеру, есть эталон такой?
– Теперь есть. Вера. Братство. Дело, которому служу.
– Вот видишь! Главное в этом всем – вера. Вот ее первую и надо из человека изъять. А лучше – подменить чем-то «вроде» веры. Без канонов строгих, без установлений, веками освященных, без борьбы с самим собой, без преодоления страстей и пороков, без самоограничения… Чтобы приятно было и легко – попел хором, покричал «Аллилуйя!», денег в шапку пастору, или кому там еще, бросил побольше – и все, спасен! Уверовал! И двери рая перед тобой – нараспашку.
А дальше – так же. Что еще для человека святыней может быть, надежной опорой и жизненным мерилом? Семья? И ее разрушить, осквернить, внушить, что блуд – и не грех вовсе, а удовольствие, в котором глупо себе отказывать. Любовь, Богом нам данную, похотью подменить, детей от почтения к родителям отвратить. А там – и до одобрения содомии и прочих мерзостей всего шажок-то и останется. Вот и нет семьи…
Родина? История славная, кровью и потом наших дедов-прадедов писанная? Оболгать ее, опаскудить, черное на белое поменять! Народы братские, от одного корня и одной веры пошедшие, плечом к плечу сражавшиеся, строившие – насмерть перессорить, врагами сделать! Великие победы и свершения оплевать, в поражения и позор превратить – и вот вам люди без родства, без памяти, без гордости. «Граждане мира», готовые к принятию «общечеловеческих ценностей».
Дьявол, враг наш, силен. И сила его – в хитрости. А главная хитрость – в том, чтобы извратить в этом мире, а, главное, в душе человеческой все до полной противоположности. И ведь получается! Сколь многие из тех, кто ему служат, абсолютно искренне верят в то, что они за добро, правду и свободу горой стоят! Что только хорошего всем людям желают! И идут по земле лжепророки и своими лжеучениями дорогу адскому князю к власти над людьми мостят… И рукоплещут им люди, и летят в пропасть с криками о свободе и всеобщем счастье. Настоящее Зло, Алешенька, – оно свои рога и клыки напоказ не выставляет. Оно – в белые одежды рядится и громче всех о борьбе со злом кричит.
То, что тебя сейчас до белого каления довело, это – лишь ход в шахматной партии. И мы в ней – фигуры черные. Ход наш всегда вторым будет. Веками эта партия длится, тысячами лет, и кто в ней когда верх берет…
– Так, что, батюшка, будем свой ход делать?
– Будем, Алеша, будем. Нам ведь проиграть никак нельзя, понимаешь?
* * *– Я пришла тебя убить…
Слова звучали дико – сказанные ранним утром в пустом коридоре обшарпанной гостиницы. Слова звучали жалко – произносившая их девчонка в совершенно не по сезону одетом летнем платьице и туфельках, стояла, привалившись к стене с выцветшими давным-давно обоями, и, похоже, на ногах держалась из последних сил. Слова звучали дурной шуткой, поскольку глядящие на Алексея из-под спутавшейся пшеничной челки глаза совершенно не были похожи на глаза убийцы. Уж он-то мог судить. Потому, наверное, и отреагировал на услышанное так, как отреагировал:
– Угу… Понял. Тут убивать будешь, или в номер зайдем?
Девушка молча улыбнулась и, с явным усилием «отлипнув» от стенки, сделала шаг к нему…
Командировка получилась какая-то дурная. Нервная, маетная, вымотавшая всех до предела. В Чернигов они сорвались, едва отцу Михаилу позвонила Машина мама. Мол, явилась пропажа! Возникла из ниоткуда, худющая, аж черная, с кругами под глазами, вся задерганная. Ничего толком не рассказала, как мать ни расспрашивала, а когда та подступилась со своими «Где?», «С кем?» да «Когда?» совсем уж неотступно, заперлась у себя в комнате и просидела там практически безвылазно два дня. А потом вдруг снова пропала – как и не было. Вот тут-то маманя и схватилась за телефон – нет бы раньше. Ей, видите ли, радость мозги затуманила, думала – все обошлось, вернулась доченька сама, без чьей-либо помощи. Да не тут-то было.
Отец Михаил, явно с очень большим трудом сдерживаясь, чтоб не почествовать мамашу крепкими словами, терпеливо выспрашивал подробности – когда опять ушла, что взяла с собой, с кем говорила или, может, встречалась дочь? В ответ стоявшие рядом братья слышали раздающиеся из мобильной трубки рыдания, охи и ахи. В общем и целом ничего конструктивного. Потом, правда, слегка подуспокоившись, Машина мать рассказала, что каждый день обзванивает друзей-товарищей и бывших одноклассников дочери. Ни с кем на прямой контакт она не выходила, но двое видели ее – один раз в центре города и еще пару раз в окрестностях. То есть вероятность того, что девушка до сих пор находится либо в областном центре, либо где-то совсем рядом, очень велика. С тем и рванули на поиски.
Искать иголку в стоге сена или человека в большом городе, что, в принципе, примерно одно и то же – занятие не то чтоб тяжелое, а попросту муторное, нудное и однообразное. Раз за разом проходить или проезжать одни и те же места, заглядывать в одни и те же дворы, парки, кафе и магазины… Всматриваться в лица людей, которые какое-то время спустя начинают казаться тебе все на одно лицо, как близнецы… И везде при этом задавать одни и те же вопросы, от которых уже язык колом становится. И выслушивать в ответ: «Нет. Не было. Не заходила! Не видели»…
Проведя в таких «увлекательных» занятиях целых два дня, Алексей чувствовал себя уставшим, как собака. Если быть уж совершенно точным – как собака, все это время гонявшаяся за собственным хвостом. В первый день они занимались поисками хотя бы в паре с одним из братьев. Пусть был он Леше и мало знаком, но хоть словом-другим перекинуться было с кем. На второй день решили разделиться окончательно – «для лучшего охвата территории». Брат Анатолий выразил желание «размять ноги», несмотря на вовсе не теплое время года, машина досталась Алексею, так что он взял на себя пригороды. Намотав за день немало километров, спалив чуть ли не бак бензина, Леша пал духом окончательно. Все впустую!
Вообще-то изначально вся эта ситуация рассматривалась тем же отцом Михаилом как банальная ловушка. План, не блещущий оригинальностью или замысловатостью, но как раз поэтому вполне могущий оказаться действенным. Выпустить Машу в качестве приманки, на которую, вне всякого сомнения, отреагирует Братство, и… Вот тут-то начинались варианты и догадки. Нанести по объявившимся братьям удар исподтишка? Оттянув, по возможности, значительные силы, устроить пакость совершенно в другом месте? «Подставить» их с помощью какой-нибудь провокации? Все это было не просто вероятно, а более чем вероятно. Но и не ехать было нельзя. Оставалась крохотная, в процент, в полпроцента возможность того, что девушка по каким-то причинам сбежала от своей «наставницы», а та ищет ее, чтобы вернуть. Или – покарать. И если принять во внимание то, что в процессе поиска наверняка будут задействованы колдовские способы, скорее всего, Лили не потребуется много времени и усилий, чтобы достичь желаемого. Оставить Машу в такой ситуации без защиты и помощи означало перечеркнуть все до единого принципы, которым Братство призвано служить. Вариант даже не обсуждался…
Вот только теперь, два дня спустя, Леше все больше начинало казаться, что было это все не ловушкой, а пустышкой. Маша как сквозь землю провалилась, сообщений о ведьминских или колдовских проявлениях из других мест не поступало (им бы отзвонились), время и силы тратились буквально ни на что. К вечеру зарядил густой обложной дождь, довольно быстро разошедшийся до самого настоящего ливня, обрушивавшего на лобовое стекло машины водопады, с которыми «дворники» еле справлялись. Искать кого-либо в такую погоду, когда все живое спешно попряталось с глаз долой, было и вовсе делом бесперспективным. Тем более что сельские и проселочные дороги, и без того не блиставшие проходимостью, на глазах превращались в такое жуткое месиво, в котором были все шансы застрять и на джипе. Плюнув на все, Алексей вырулил на трассу, которая вела в город со стороны столицы, и двинулся по ней к Чернигову. Впрочем, совсем скоро в голову ему пришла дельная мысль – на кой гнать машину в таком природном катаклизме в центр, если все равно завтра, скорее всего, придется возвращаться сюда же? Наскоро перекусив в придорожном кафе, Леша остановился у первого же здания, украшенного вывеской «гостиница». Н-да… не пятизвездочный отель, безусловно, но ему-то что? «Кинуть кости» вполне годится. Главное, чтобы в номере было тепло, присутствовали хоть какие-то удобства и желательно минимум тараканов. С другой стороны, цены тут наверняка божеские.
