Олег Бондарев - Жажда
Стало темно.
Нет, ощущение темноты возникло не из-за того, что небо облепили плотные тучи, а именно – стало темно, словно свет обратился в свою противоположность.
Темно стало всюду, но особенно – над Зелёным островом, который захватили не сумерки, а полноценная ночь.
Тьма окутала Ростов несмотря на то, что до заката оставалось несколько часов.
Тьма пришла…
– Жажда движет миром. Жажда дарует нам силу. Жажда есть соль чувств и движитель сущего! Жажда зовёт нас вперёд!
Факелы вспыхнули ярче, их пламя поднялось до середины клёна, и если бы свет огня был не красновато-жёлтым, а белым, могло показаться, что на поляну вернулся день.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – произнёс распластавшийся на символе Слуги Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
– Жажда требует смерти…
Виктор медленно подвёл равнодушного Коллекционера к символу Перехода, и подоспевший Жрец ловко, стремительным, но необычайно точным движением перерезал маньяку горло.
– Да! – У Зорана, слегка привставшего над символом, раздулись ноздри. Он почувствовал лишь отголосок того наслаждения, которое должна дарить чужая смерть верным адептам Камня, и остро позавидовал Жрецу, на долю которого пришлась основная сладость.
А в следующий миг устыдился своей зависти и вновь уткнулся носом в символ Слуги, продолжая шептать восхваляющие арканы.
Кровь Коллекционера потоком хлынула на Ритуальный Круг. Смирнов, который наблюдал за происходящим от двери землянки, тоскливо завыл.
– Смерть Зверя напитает Символы нашей Жажды подлинной благодатью!
Вебер легко, как пушинку, подхватил ещё хрипящего Коллекционера, перевернул его и понёс, орошая Круг свежей кровью.
– Жажда требует!
– Да! – Внутри у Зорана стало сладко-сладко.
Жажда требует! Жажда зовёт, и только смерть способна напитать её. Жажда есть и цель, и смысл. Жажда есть жизнь.
– Жажда требует повиновения!
– Мы повинуемся, – повторил Зоран.
– Жажда требует крови!
– Мы приготовили жертвенного зверя!
Вебер швырнул опустевшего Коллекционера в сторону и подвёл к символу Перехода Смирнова. Тот выл, но не вырывался, будучи скован заклинанием пут.
– Жажда требует смерти…
Острый, как бритва, клинок ритуального ножа режет горло маньяка, и Вебер вновь отправляется в путь, насыщая Символы новой кровью.
– Приди к нам!
Корнюшин разводит руки в стороны и замирает.
– Приди, – повторяет Зоран, отползая с символа Слуги. Зоран чётко знает свою роль.
– Приди, – шепчет Виктор, вытрясая из Смирнова последние капли крови. После чего бросает тело рядом с Коллекционером и тоже отступает от нарисованных на земле Символов.
– Приди!
И огонь охватывает Круг.
Несколько секунд пламя пляшет, пожирая окропившую символы кровь, а затем яростно, словно истомлённый жаждой зверь, набрасывается на стоящее в центре дерево. Сразу – со всех сторон. Сразу – жестоко. Пламя схватывает древний клён так, словно не полное сил дерево возвышается в центре поляны, а сухостой, только и ждавший поднесённой спички. Пламя схватывает его, образует шумный огненный столб, безумным вихрем поднявшийся к небу, через минуту рассыпается миллиардами яростных искр, и когда раскалённая метель оседает, вместо роскошного древа в центре поляны оказывается чёрный обелиск, украшенный причудливыми письменами.
– Камень! – всхлипывает Корнюшин. – Мой Камень!
И опускается на колени, следуя примеру чуда и люда.
* * *– Бей его!
– Не жалей!
– Ногами!
– Вызывайте подкрепление!
– Немедленно разойдитесь!
– Смерть ментам!
На улице дрались…
Нет, пожалуй: на улице ДРАЛИСЬ. Все со всеми, и каждый против всех. Простые прохожие с бандитами, женщины с мужчинами, подростки друг с другом, а все вместе – с полицейскими, которые ещё надеялись привести людей в чувство.
Но с каждой секундой надежды таяли, как снег под солнцем.
Потому что они уже давно начали применять водомёты и резиновые пули и успели убедиться, что спецсредства не помогают: люди не боялись. Не боялись ничего. Люди хотели только одного – убивать.
Посреди улицы горел перевёрнутый патрульный внедорожник. Напротив него – рейсовый автобус со спущенными шинами, похожим на решето корпусом и выбитыми окнами. Несколько минут назад здесь произошла перестрелка: полицейских зажали в огненные тиски с двух сторон, и автобус случайно попал под огонь. Потом явился спецназ, и напавшие на блюстителей порядка горожане разбежались.
Раненых и три трупа унесли, а машины продолжали гореть.
– Да? – тихо произнёс Томба, поднося к уху зазвонивший телефон. – Я слушаю.
Он не сводил взгляд с горящей машины.
– Это Терс.
– Слышу.
– Как дела у тебя?
– Нормально…
– Правда?
– А ты как думаешь?! – резко и неожиданно, без всякого предупреждения взорвался шас. – У меня всё плохо, Спящий тебя умой! У меня под окнами стреляют! Челы окончательно рехнулись: бегают по улицам и дерутся! Что происходит?
– Не открывай никому дверь, – посоветовал хван.
– Без тебя знаю.
Помещение ломбарда было отлично защищено магией: невидимые стены защищали от ударов и взрывов видимые, каменные; особое усиление приходилось на дверь и окна, способные выдержать пулемётную очередь в упор; но её не должно было случиться, поскольку мощное гипнотическое поле «Ничего особенного» заставляло спятивших горожан старательно отворачиваться от ломбарда. С другой стороны, Магар видел, что нынешние беспорядки не имеют ничего общего с погромами: челы не грабили и не мародёрствовали, они просто убивали друг друга. Причём абсолютно бессистемно: не «чёрных», не «белых», не полицейских, а всех, кто попадался на пути. Объединялись в группы, чтобы справиться с сильными противниками, и с яростью набрасывались друг на друга после победы.
Они хотели убивать.
Ничего больше.
– Я постараюсь всё уладить, – негромко пообещал хван.
– Что «всё»?
– Кажется, я знаю, что происходит.
– Ад!
– Нет – артефакт.
– Какой артефакт? – похолодел шас.
– Я сейчас на Зелёном острове, – сообщил Терс. – Корнюшин погрузил на грузовик здоровенный чёрный обелиск, напоминающий египетский…
– Чёрный? – упавшим голосом переспросил Магар.
– Да… – Четырёхрукий прекрасно считывал эмоции по голосу и сразу понял, что шасу что-то известно. – Рассказывай!
– Я…
Но закончить Магару не удалось: в трубке затрещало, зашуршало, защёлкало, на линию обрушились помехи и слышно стало через слово.
– Я…
– Что ты?
– Я… – Томба с отвращением посмотрел на трубку, но снова поднёс её к уху. – Ты меня слышишь?
– Главное – не покидай дом! – прокричал хван, сообразив, что связь вот-вот оборвётся. – Понял?
– Обелиск – это Камень!
– Что?
– Камень!
– Не покидай дом! Ты понял, Магар?! Не поки…
Соединение прервалось, и Томба громко выругался:
– Проклятие!
Попробовал ещё раз, но тщетно: телефоны в Ростове умерли.
Где хван – неизвестно.
Но он успел сказать главное: сообщил, из-за чего сыр-бор – что древняя легенда оказалась реальностью, и получается…
«Бом-м!»
Шас положил телефон на стол, вздохнул и повернулся.
Полночь. А значит, будет двенадцать ударов, следующих друг за другом через короткие промежутки. Ровно двенадцать. Не больше и не меньше.
Магар выслушал их все. Каждый. Выслушал молча и, как могло показаться со стороны, совершенно равнодушно, поскольку ни один мускул не дрогнул при этом на его лице.
«Бом-м!»
В двенадцатый раз сообщили часы:
«Бом-м!»
В двенадцатый раз отозвалось в душе шаса.
Он подождал немного, словно надеясь, что артефакт продолжит подавать голос, затем снова вздохнул, сунул руку под прилавок, вытащил увесистый молот, усиленный парой особенных заклинаний, и решительно направился к двери.
* * *– Чего вы хотите?
– Крови!
– Чего вы хотите?!
– Крови!!
– Чего вы хотите?!!
– Крови!!!
– Зачем?
– Утолить нашу Жажду!
– Дети мои, – умилился Корнюшин, вскидывая руки в благословляющем жесте. – Славные мои дети…
– Крови!
«КамАЗ» медленно ехал по обожжённым улицам города, и при его появлении, как по волшебству, прекращались драки и насилие. Озверевшие горожане переставали бить и стрелять, опускали дубинки и велосипедные цепи, торопливо добивали тех, кто ещё дышал, и радостно бежали навстречу машине.
Совсем как дети, увидевшие Деда Мороза с раскрытым мешком.
Горящие глаза. Радостные лица. Тянущиеся руки… Каждый хотел прикоснуться если не к самому Камню, чёрным обелиском возвышающемуся в кузове грузовика, то хотя бы к автомобилю, которому повезло тащить на своей спине священный груз. И на который, соответственно, сошла часть его благодати.
– Крови!
– Да!
– Крови!!
