Джессика Броуди - Не вспомню
Она говорит:
– Мы снова просим всех, кто располагает какой-либо информацией об этой девушке, позвонить по номеру телефона, указанному на экранах ваших телевизоров.
Как раз чуть ниже груди журналистки тянется длинный ряд цифр. Тех же, что и накануне.
Тут мне в голову приходит неожиданная мысль.
– Кияна?
Она что-то записывает и делает паузу, чтобы взглянуть на меня.
– В чем дело, милая?
– Откуда им известно, что все эти люди – самозванцы?
Кияна снова углубляется в свое занятие, продолжает писать, но потом с явной неохотой отвечает:
– Потому что никто из них не знает о медальоне.
Я в изумлении таращу на нее глаза.
– О каком медальоне?
Она не отрывается от записей, делая вид или действительно не обращая внимания на тревогу в моем голосе.
– О том, который был на тебе, когда тебя нашли.
Только дописав предложение до конца, Кияна вскидывает голову и замечает сердитую гримасу на моем лице. Это явно не то, что она ожидала увидеть.
Ее ладонь тянется к лицу, словно она хотела бы вернуть сказанное обратно.
Но поздно. Ее слова накрепко засели в моей почти пустой памяти.
Я гневно смотрю на нее и цежу сквозь стиснутые зубы:
– Почему же мне самой никто не рассказал об этом медальоне, хотела бы я знать?
Глава 4
Меченая
– Мы не стали вам ничего говорить о нем, – руки доктора Шацеля исполняют произвольный танец, складывающийся в извиняющийся жест, – лишь потому, что не хотели лишний раз волновать.
Он словно не понимает: как раз это меня и волнует, – но даже я теперь слышу, как монитор, отслеживающий мое сердцебиение, начинает подавать все более учащенные сигналы.
– Вы не имели никакого права его утаивать. Это моя вещь.
Доктор кладет ладонь поверх моей руки, чтобы, как я догадываюсь, меня успокоить.
– Пожалуйста, расслабьтесь, – мягко уговаривает он. – Полиция в данный момент анализирует ваш медальон в надежде установить, где он мог быть изготовлен или приобретен. Они полагают, что это поможет им разыскать вашу семью. Мы все на вашей стороне – постарайтесь не забывать об этом. Нас объединяет общая цель. И заключается она в том, чтобы установить вашу личность.
Я чувствую, как во мне вскипает новая волна негодования.
– Я вам не верю! – выкрикиваю я. – Если бы вы были на моей стороне, то не стали бы красть мои вещи и скрывать их! И вы бы не заставили меня два дня валяться в этой постели, прекрасно зная, что я в полном порядке!
Я сбрасываю одеяло с ног и сажусь на кровати.
– Вайолет, – продолжает уговоры доктор Жацель, – вам нужно немедленно успокоиться. Вы не должны доводить себя до столь взвинченного состояния. Мы собирались вернуть медальон, как только убедились бы в устойчивости вашей нервной системы. Вы пережили глубокую душевную травму, и организму…
– Мой организм в превосходном состоянии, – перебиваю я, все еще злясь. – Моя нервная система полностью устойчива. И вам прекрасно известно, что она была устойчива с того момента, как я сюда попала!
Я вскакиваю на пол.
– Смотрите! – кричу я и показываю всю свободу движений своего тела, покрытого легкой пижамой из бледно-голубой ткани. – Я совершенно здорова. И только вы сами с этим бесконечным парадом экспертов и медсестер действовали мне на нервы и делали мою нервную систему нестабильной. Но вы продолжаете удерживать меня здесь. Когда же вы наконец мне поверите? Я в полнейшем порядке!
Я с хлопком отрываю присоску с датчиком. Аппарат в углу немедленно начинает издавать протестующие громкие сигналы. Кияна с беспокойством поглядывает на доктора Шацеля, который, в свою очередь, косится на замаскированную в стене кнопку срочного вызова санитаров.
– А это? – указываю я на иглу капельницы в своей руке. – Совершенно бесполезно.
Я вынимаю иглу и позволяю ей упасть на пол. Потом точно так же избавляюсь от трубки, обвивающей мое лицо.
– Смехотворно! Я прекрасно могу дышать и без посторонней помощи. Мне так дышится даже легче.
Проведя пальцем по кольцу из белого пластика у себя на запястье, я спрашиваю:
– И объясните, в конце концов, что это такое?
– Больничный браслет с именем и фамилией пациента – это общепринятая стандартная мера, – отвечает доктор Шацель.
– Ну так вот, – заявляю я, легко справляясь с хлипкой застежкой, – мне он тоже без надобности, верно? Поскольку никому не известно…
Тут браслет слетает с моей руки, открывая небольшой участок кожи, который прежде не был виден, и я осекаюсь на полуслове. Кожа порозовела и даже чуть поцарапалась в результате моих порывистых действий, но не в том причина внезапного беспокойства. Не из-за обычной царапины я чувствую приступ удушья и, ослабев, снова сажусь на кровать. Я замечаю нечто совершенно иное.
– Что это такое? – спрашиваю я, причем уже не громко и требовательно, а слабо и еле слышно.
Кияна склоняется ближе и осматривает тыльную сторону моего запястья. Я жду от нее такой же острой реакции, как и моя собственная, но она нисколько не удивлена.
– Похоже на татуировку, – пожимая плечами, говорит она.
– На что?
– Успокойтесь, – ободряет меня доктор Шацель. – Это обычная татуировка. Нет никаких причин впадать в истерику.
Я снова смотрю на запястье и провожу по нему кончиком пальца. Странная черная линия пересекает его поперек, проходя параллельно складке, обозначающей границу ладони. Она примерно полтора дюйма длиной, но достаточно тонкая. Причем создается впечатление, что она глубоко въелась в мою кожу.
– А что такое «татуировка»? – интересуюсь я, бросая робкие взгляды поочередно то на врача, то на медсестру.
– Это своего рода постоянная отметина на теле, – поспешно начинает объяснять доктор, снова принимая привычный облик лектора на кафедре. – Некоторым нравится украшать себя подобным образом. Часто для рисунков выбирают любимых животных, или какой-нибудь китайский иероглиф, наделенный особым смыслом, или имена дорогих сердцу людей. Но случается, что выбор падает на изображения, – и он помимо воли кивает в сторону моего запястья, – смысл которых сразу не поймешь.
Я изучаю таинственную метку.
– Значит, только и всего? – говорю я, стараясь придать голосу больше уверенности. – Просто украшение? То, что я сама выбрала когда-то?
– Похоже на то, – отвечает доктор Шацель, пытаясь улыбнуться.
Но видно, что он сам в это не верит. Судя по тому, как он начал нервно ерзать на стуле, избегая встречаться со мной глазами, я понимаю, что он уже успел обдумать такой вариант… и отверг его.
Потому что, если он хотя бы наполовину так умен, как кажется, то не мог не прийти к тому же выводу, к какому постепенно прихожу я. Вглядываясь все пристальнее в странную черную полосу, впечатанную в мою кожу, я начинаю понимать, что она скорее похожа на торговую марку или фирменный знак.
И меньше всего напоминает украшение.
Глава 5
Пустота
У них уходит на это больше часа, но тем же утром медальон мне все же возвращают. Доктор Шацель кладет его на вращающийся поднос, ручка которого вмонтирована в спинку кровати, и подвигает прямо ко мне.
– К сожалению, полиции не удалось установить место его приобретения, так что, боюсь, и здесь мы пока зашли тупик, – объясняет он и отходит в сторону, словно чтобы дать мне возможность побыть наедине с единственной вещью во всем мире, которая, несомненно, является моей собственностью.
Я осторожно поднимаю его за цепочку. Вытягиваю палец, и блестящий черный амулет в форме сердца начинает раскачиваться, как маятник, перед моим лицом.
Затем я тщательно изучаю его. На одной из сторон я вижу странный символ, инкрустированный матовым серебристым металлом. Это несколько петель, переплетающихся и обвивающих друг друга таким образом, что у фигуры нет ни начала, ни конца.
Я переворачиваю медальон, но инкрустированное изображение от этого нисколько не меняется.
– Что это за сплетение? – спрашиваю я врача.
– Древний санскритский символ. Называется «бесконечный узел».
– Неужели в нем есть какой-то смысл? – Мне самой не нравится насмешливый тон, которым я задаю вопрос.
Доктор отвечает слегка натужной улыбкой:
– Буддисты полагают, что он символизирует скрещение духовных путей, движение и течение времени.
Я хмурюсь, подавляя разочарование. Мне хотелось услышать нечто более внятное и полезное.
– Но если предельно упростить, – спешит добавить Шацель, по всей видимости заметив мое замешательство, – то он обозначает вечность.
Кияна тоже разглядывает медальон.
– Лично мне кажется, что это очень похоже на два сердца, – выдает она свое заключение, уверенно кивая. – Одно поверх другого. Красиво, – и улыбается.
