Саманта Шеннон - Сезон костей
Я пожевала салат. На вкус – вата.
– Естественно, духами не рождаются. – Джексон похлопал меня по руке. – Но даже при наличии плоти и материи связь с эфиром существует всегда. Мы попадаем в него через призрачный лабиринт, иными словами, через коридоры человеческого сознания.
– Постойте, вы все время повторяете «мы, мы». Мы – это кто? Ясновидцы?
– Да. Компания у нас активная, но совершенно секретная, – заговорщически подмигнул мне Ник.
– Ясновидца легко распознать по ауре. Так Ник вычислил вас, – сообщил Джексон, явно польщенный моим вниманием. – Призрачный лабиринт есть у каждого. Своего рода оазис, дарующий иллюзию безопасности. Ну, вы поняли.
Если честно, не очень.
– У ясновидцев лабиринт всегда в цвете, у прочих же – черно-белый. Является он в грезах и снах. Невидцы, те грезят монохромно. Ясновидцы наоборот…
– Грезят в цвете, – подхватила я.
– Ясновидцам грезы несвойственны. По крайней мере, в привычном смысле этого слова. У нас цветовая гамма лабиринта просвечивает сквозь материальную форму, образуя ауру, а ее цвет варьируется в зависимости от ранга. Со временем и вы научитесь их различать.
– Так я могу видеть ауры?
Мои собеседники переглянулись, затем Ник вынул толстые контактные линзы. По моему телу пробежала дрожь.
– Посмотри мне в глаза, Пейдж.
Дважды просить не пришлось. Эти глаза неотступно преследовали меня долгие годы. Поразительно красивые, серо-зеленые с яркой радужкой. Но сейчас на правом зрачке отчетливо выделялся крохотный, с игольное ушко дефект, не замеченный тогда на маковом поле.
– У некоторых ясновидцев есть нечто вроде третьего глаза. – Ник откинулся на стуле. – Он позволяет различать ауры и духов-бродяг. Призрачное зрение бывает частичным, как у меня, или полным, как у Джекса.
Джексон приподнял веки, продемонстрировав отметину на обоих зрачках.
– У меня такого нет, – растерялась я. – Что за ясновидец без третьего глаза?..
– Слепота особенно характерна для высших рангов. Значит, ваш дар подразумевает большее, нежели просто видение духов. Вы чувствуете, не видя, – торжествующе заключил Джексон.
– Не переживай, твое шестое чувство во много раз превосходит визуальный ряд, – поспешил добавить Ник.
Хотя в ресторане было тепло, меня вдруг пробрал озноб.
– И к какому типу меня можно отнести?
– Это нам и предстоит выяснить. За пятнадцать лет я классифицировал семь ясновидческих каст, и, если не ошибаюсь, вы принадлежите к высшей. Такое сейчас редкость. Если мои предположения верны, – Джексон достал из роскошного кожаного портфеля папку и пододвинул ко мне, – подпишем контракт. Во сколько мне обойдутся ваши услуги? Назовите любую сумму, Пейдж, не стесняйтесь.
У меня бешено забилось сердце.
– Для начала угостите меня выпивкой.
Джексон расхохотался:
– Ник, закажи даме «Мекс». Она у нас крепкий орешек.
14
На рассвете
Следующие несколько дней мы со стражем не разговаривали и не тренировались. Каждую ночь, едва начинал звонить колокол, я без лишних слов уходила из башни. Страж видел меня, но остановить не пытался, а жаль – могла сорвать на нем злость.
Однажды захотелось повидаться с Лисс. Дождь в тот вечер лил как из ведра – вот бы погреться у огонька примуса… Но совесть не позволила. Я не могла смотреть в глаза юной акробатке после того, что сделала. Снова помогла врагу! Такой поступок сродни предательству.
Вскоре посчастливилось обрести новое пристанище, место, которое я по праву могла назвать своим, – уединенную арку на крыльце «Хоксмура». Должно быть, раньше все здесь поражало роскошью, но теперь под мрачными сводами царил лютый холод, стены потрескались и грозили рухнуть. И посреди былого великолепия я нашла приют. Ходила сюда каждую ночь, а когда поблизости не слонялись собиратели костей, проникала в заброшенную библиотеку и таскала оттуда книги. Вот где кладезь запрещенной литературы! Уж не Сайен ли постарался и свез туда всю контрабанду? Джекс душу бы продал за такое сокровище – при условии, что у него вообще есть душа.
С памятного «переливания» крови минуло четыре дня. Угораздило же меня спасать рефаита, да еще таким жутким способом! Или это был мерзкий розыгрыш? Тошнило от одной мысли, что в его венах теперь плещется моя кровь. Тошнило от себя самой, что проявила сиюминутную слабость и помогла нелюди.
Окно было распахнуто настежь. Больше этим тварям не застать меня врасплох. На полках среди книг мне попался «Поворот винта» Генри Джеймса. Ливень усиливался. В такую погоду лучше пересидеть в библиотеке. Я улеглась под столом на живот, зажгла керосиновую лампу и стала читать. Снаружи было тихо. Арлекины вовсю репетировали, готовясь к празднованию двухсотлетнего юбилея. Поговаривали, обещал прибыть с визитом сам верховный инквизитор. Уж он-то по достоинству оценит нашу службу на пользу обществу. Или, наоборот, возмутится. Впрочем, какая разница – не в его власти изменить что-либо. Но все равно придется доказывать, что от нас есть толк. Пусть только для забавы, но есть. В противном случае – привет, сижимяс.
Я вытащила конверт, полученный от Дэвида. Внутри лежал пожелтевший листок из записной книжки. Ощущение, как будто на бумагу упала свечка: посередине дыра, края залиты воском. В уголке просматривался размытый рисунок – вроде бы лицо, но чернила выцвели так, что не разобрать черт. И смутные, бессвязные обрывки текста…
Рефаиты… существа. Среди… бесконечность, но… новая форма, которая… жажда, не подвластная никому и… энергия, окружающая избранных… алый цветок, единственный способ… природа… и лишь тогда возможно…
Снова и снова я пыталась сложить фрагменты письма, как мозаику. С жаждой и энергией проблем не возникло, но алый цветок совершенно не вписывался в картину.
Еще в конверте лежал поблекший дагеротипный снимок с нацарапанной в уголке датой: 1842. Я долго смотрела на него, но изображение упорно сливалось в черное пятно. Вернув конверт за пазуху, я вгрызлась в каменный сухарь. Когда глаза устали, свернулась на полу калачиком и стала думать. В голове роились сотни мыслей. Страж с его ранами. Плиона с пробиркой крови. Пекущийся о моем благополучии Дэвид. И конечно, вездесущая Нашира.
Нет, нужно сосредоточиться на одном. На страже. При воспоминании о крови Себа, заботливо слитой в сосуд и готовой к употреблению, в горле встал комок. Хотелось верить, что ее брали у живого, а не у мертвого. Вдобавок Плиона… Именно она принесла склянку, а значит, знала насчет предстоящего некроза или по крайней мере догадывалась. Выходит, они с рефаитом договорились, но дамочка опоздала, и пришлось пить мою кровь. Тем не менее тайный сговор налицо.
Впрочем, у стража свои секреты, а у меня свои. Точнее, секрет всего один – связь с криминальным миром, о которой наверняка мечтает разузнать Нашира. Баш на баш – не выдам куратора, если и тот будет молчать.
Взгляд скользнул по забинтованной руке. Рана на запястье по-прежнему кровоточила. От пореза воротило не меньше, чем от клейма. Если не заживет, будет до конца дней напоминать о моем позоре и страхе, испытанном в ту ночь. Страхе сродни тому, что охватил меня в первую стычку с потусторонним миром. Страх за себя и… самой себя.
Я задремала, а очнулась от резкой боли в щеке.
– Пейдж, проснись! – Лисс тряхнула меня за плечи. – Уже рассвело, тебя повсюду ищут собиратели костей!
– Зачем? – прохрипела я, спросонья ничего не понимая.
– Страж приказал. Ты должна была вернуться в башню час назад!
И правда, небо на востоке окрасилось в золото.
Лисс рывком подняла меня на ноги:
– Радуйся, что сюда не явились. Здесь находиться запрещено.
– Сама-то как меня нашла?
– Просто в свое время часто тут сидела. – Лисс посмотрела на меня в упор. – Слушай, ты должна умолять стража о прощении. Если повезет, тебя не накажут.
Мне вдруг стало смешно.
– Умолять?
– Да, другого способа нет.
– Не дождется!
– Тебя изобьют…
– Пускай, но умолять его ни о чем не буду. И приведут меня только силком. – Я выглянула в окно. – Тебе здорово попадет, если меня обнаружат в твоей каморке?
– Лучше там, чем здесь. – Лисс схватила меня за руку. – Идем, в темпе. Они скоро придут.
Я избавилась от улик – сунула книгу и лампу под полку. Бегом мы спустились по каменным ступеням во двор. После дождя пахло озоном.
Удостоверившись, что горизонт чист, Лисс сделала знак следовать за ней. Вдвоем мы юркнули под арку, а оттуда – на улицу. Солнечные лучи золотили кровли домов. Лисс сдвинула две фанерные балки, открывая путь в Трущобы. В проходе сгрудились арлекины. Их скудные пожитки валялись неподалеку, как после погрома. Какой-то парнишка привалился к стене, из-под его век сочилась кровь. Вслед нам несся приглушенный ропот.
В каморке, пристроив на коленях миску с баландой, сидел Джулиан. При виде нас он ухмыльнулся:
