Джессика Броуди - Не вспомню
– Извини, – говорит он, нерешительно протягивая руку к моей голове и быстро отдергивая ее. – Мне нужно… э-э… убрать твои волосы с шеи.
– О! Вот как? – Внезапно я чувствую ту же неловкость, которую, видимо, ощущает он сам. – Если нужно, то давай. Действуй.
Дзен медленно тянется ко мне, а я жду, затаив дыхание. У меня это получается не нарочно. Воздух словно сам задерживается внутри легких. Я чувствую прикосновение его пальцев к моей шее. От этого контакта кожа чуть натягивается и становится горячей. Он бережно собирает мои волосы в пучок и перебрасывает мне через левое плечо, а потом столь же нежно укладывает туда же оставшиеся непослушные пряди.
Его движения столь плавны и точны, что не остается сомнений – ему случалось проделывать это и раньше. Его руки не впервые касаются моих волос. И совершенно неожиданно я понимаю, до чего мне не хочется, чтобы сейчас это произошло в последний раз.
– Очень хорошо, – говорит Дзен, кашлянув, чтобы прочистить горло.
Я вздрагиваю и открываю глаза. Я и сама не заметила, когда их закрыла.
– И что же? – спрашиваю я, стараясь не выдать смущения. – Теперь все готово?
Дзен глубоко вздыхает и пристраивается на такой же маленький стульчик рядом со мной.
– Да. Теперь ты напрямую подключена к жесткому диску.
Я жду, предполагая, что сейчас начнется некое действие. Думаю, что сейчас нечто вроде молнии ударит мне в мозг, но на самом деле не происходит ровным счетом ничего. В комнате воцаряется полнейшая тишина.
– У меня нет никаких ощущений, – сообщаю я.
Он кивает.
– Ты и не должна чувствовать себя как-то по-другому. Считай этот прибор своего рода придатком к своему мозгу. Или, если угодно, внешним источником информации. Но для того чтобы ты могла усвоить эту информацию, твоим воспоминаниям необходим внешний импульс.
– Положим, – все еще сомневаюсь я, – но как этого добиться?
– Есть несколько способов пробудить спящие воспоминания – использование ключевых слов, предметов, образов. Но для меня легче всего будет просто начать задавать тебе вопросы.
– Хорошо, – соглашаюсь я, чувствуя все меньше уверенности, что его метод сработает.
Дзен вытирает вспотевшие ладони о брючины.
– Тогда давай начнем с твоего дома. Расскажи мне о своей комнате.
Я хмурю лоб.
– Каким образом я смогу сделать это? Я не помню своего дома. Как не помню ничего о своей жизни до того, как…
– Какого цвета диван? – перебивает он.
– Бежевого, – отвечаю я не задумываясь.
И при этом каменею всем телом. Мне слышен лишь стук собственного сердца, который пульсацией отдается в ушах.
Что это было?
– Где расположена входная дверь? – продолжает Дзен.
Я выдаю ответ так же быстро, как и предыдущий.
– В противоположной стене комнаты. Рядом с высоким коричневым торшером и вешалкой для одежды.
Мне непонятно, как это получается. Непостижимо, почему ответы даются так легко. А главное – я даже не знаю, правильные ли это ответы.
Широко открытыми глазами я смотрю на Дзена.
– Что происходит?
Он ободряюще улыбается.
– Ты начинаешь вспоминать.
– В самом деле?
Он кивает.
– Твой мозг считывает информацию, хранящуюся на диске.
Волна эйфории охватывает меня, я сосредоточиваюсь, и все мои ощущения обостряются.
– Давай еще! – почти требую я. – Задавай мне вопросы. Много вопросов!
– Хорошо, хорошо, – смеется Дзен. – Что еще есть в твоей комнате?
Я кусаю губы, закрываю глаза, чтобы сфокусироваться, но на ум ничего не приходит.
– Я… У меня…
– Прости, – вмешивается Дзен. – Вероятно, все еще нужно быть более конкретным. Что стоит в углу справа от входа?
На моем лице расплывается широкая улыбка. Я это знаю.
– Растение!
Сомневаюсь, чтобы кого-либо прежде в истории приводило в такое волнение обыкновенное вечнозеленое растение в кадке, но это неважно. Для меня этот тропический цветок сейчас означает все. Он – часть моей личности. Кусочек жизни, которую, казалось, я уже забыла навсегда.
А потом неожиданно и вся комната начинает приобретать четкие очертания. То, что секунду назад было белым и девственно-чистым холстом, превращается в картину, полную цвета и изображений. Один за другим предметы меблировки словно материализуются из воздуха, заполняя пустоты на полотне. Стол. Настольная лампа. Кресло. Книжная полка. Камин.
Это чудо какое-то! Но все так реально… Я могу теперь вспомнить свою комнату с такой же ясностью, с какой помню свою спальню в доме Хезер и Скотта.
– Я и в самом деле там жила? – спрашиваю я.
– Да.
Мне все еще с трудом верится в то, что я вижу, – или, точнее, вспоминаю. Впервые за долгое время передо мной нечто, несомненно мне принадлежавшее.
Моя комната.
Мой бежевый диван.
Мой дом.
И все, что я вижу, кажется мне удобным. Уютным. Безопасным. Каким и должен быть настоящий дом.
А комната между тем продолжает наполняться знакомыми предметами и бытовыми мелочами. Ощущение такое, будто пара искусных рук умело украшает мои воспоминания. На каминной полке появляются бронзовые подсвечники, в которых тут же становятся видны длинные витые зеленые свечи. Под ногами поверх паркетного пола стелется яркая мозаика рисунка ковра.
Стены, которые только что были совершенно белыми, внезапно приобретают серо-коричневый оттенок, а над диваном повисают три темные деревянные рамы. Потом в каждой из них я уже могу видеть картины, словно написанные таинственным художником прямо у меня на глазах.
Плотные красные шторы прикрывают окно, не впуская в комнату солнечный свет, зато загорается настольная лампа, освещая все внутри своим мягким сиянием и завершая представший передо мной образ жилого помещения.
Но теперь, когда я могу видеть всю свою комнату в деталях, меня охватывает жгучее стремление к большему. Мне страстно хочется как можно скорее вспомнить и другие комнаты в доме. Предельно расширить границы неожиданно вернувшейся памяти.
Я знаю, что из комнаты должен вести узкий коридор, и немедленно мысленно устремляюсь туда. Как можно крепче зажмурив глаза, я полностью сосредотачиваюсь на полу, заставляя свой мозг следовать по нему дальше, пока передо мной не предстает…
Совершенная пустота.
Мир попросту обрывается здесь. И как бы я ни напрягалась, как бы ни силилась сфокусироваться, я ничего больше не вижу. Пол уходит из-под ног, стены растворяются, и я вновь оказываюсь посреди ослепительно белой пелены, которая так часто окружала меня в мыслях до сих пор.
Я съеживаюсь на своем маленьком сиденье и издаю легкий стон.
– Мне больше…. – стараюсь объяснить я, чувствуя нарастающее отчаяние. – Я больше ничего не вижу! – Открыв глаза, я с недоумением и болью смотрю на Дзена. – Мне не вспоминается ничего за пределами комнаты. Почему?
Он кладет ладонь поверх моей руки, чтобы успокоить, но сейчас у него ничего не выходит.
– Потому что у тебя есть доступ только к информации на жестком диске. А мне, к сожалению, не удалось записать на него воспоминания о других частях дома, где ты жила. Ты можешь сейчас видеть только свою комнату.
Я взмахиваю руками и вскакиваю так порывисто, что детский стульчик со стуком опрокидывается назад и отлетает к стене.
– Так это все?! – восклицаю я. – Это все, что осталось от моей памяти? Всего лишь обстановка той нелепой комнаты? Какой мне толк от таких воспоминаний?!
Я жду, что Дзен снова начнет меня успокаивать и утешать, но он не делает ничего подобного. Он всего лишь улыбается, словно находит мое огорчение не более чем забавным.
– В чем дело? – спрашиваю я сквозь зубы.
Он качает головой.
– Извини, но мне просто… – Он замолкает.
– «Просто», что?
– Просто так славно видеть тебя прежнюю.
Я окидываю его мрачным взглядом.
– Прежнюю?
– Да, ту Сейрафину, которую я знал. Ту страстную, полную жизни девушку, которую полюбил. Такой я запомнил тебя, а потом…
Улыбка исчезает с его лица, и ей на смену приходит озабоченное выражение.
– А потом уже начал думать, что ты для меня потеряна навсегда.
Вся моя злость улетучивается, я опускаю взгляд и не нахожу более уместных слов, чем:
– О! Даже так?
– Но не переживай, – снова приободряется Дзен и постукивает по стальному кубику. – Это не единственное воспоминание, записанное на диске. Обещаю, ты увидишь еще немало.
Он встает и подбирает опрокинутый мной стульчик.
– Тебе нужно снова сесть и расслабиться. Я хочу показать кусочек твоих воспоминаний, который лично мне нравится больше всего.
С некоторой неохотой, но я все же подчиняюсь и опускаюсь на сиденье.
